Дело Уильяма Смита - Вентворт Патриция - Страница 20

Глава 14

Уильям привез Кэтрин к мистеру Таттлкомбу, как и договорились, сразу после закрытия магазина и обнаружил, что в этом доме их визит расценили как настоящее событие. Утром мистеру Таттлкомбу сняли гипс, и он смог пройти через лестничную площадку в верхнюю гостиную. Обстановка этой комнаты восходила к далеким временам, еще до свадьбы Абигейль, когда старая миссис Солт жила в этом доме со своим сыном и большую часть из тех пятнадцати лет вообще не спускалась вниз. В гостиной все еще лежал ковер и стояли плюшевые кресла, когда-то выбранные ею. Вязаные салфетки были ее собственной работой. С каминной полки смотрел увеличенный фотографический портрет ее самой в викторианском вдовьем чепце.

Мистер Таттлкомб сидел в самом большом кресле, положив ногу на скамеечку, колени его были накрыты коричнево-белой полосатой шерстяной шалью. Абигейль надела воскресное платье. На стол подали чай, пирог, сандвичи, заливную рыбу, желе, бисквит, пропитанный вином и залитый сбитыми сливками, блюдо со знаменитыми сырными палочками Абигейль и банку знаменитого яблочного джема ее кузины Сары Хиллз.

Мистер Таттлкомб был весел, как Панч. Если внешность обманчива и красота — только видимость, она все равно радует глаз. Абель нашел, что красота мисс Эверзли очень приятна глазу. Это была не броская, яркая красавица, а очень скромная, спокойная, благородного вида девушка. И очень любит Уильяма — нельзя быть с ними в одной комнате и не заметить этого. Абигейль с этим согласилась. Милая девушка, если Абигейль что-нибудь понимает в юных леди, а миссис Солт была уверена, что понимает. В ней есть что-то такое, что заставляет гадать, почему она не захотела найти более выгодную партию. Но совсем не трудно понять, что они влюблены друг в друга. Забавно, что такие вещи всегда так заметны, даже если молодые люди не слишком часто смотрят друг на друга, а разговор идет только о магазине, о разрисованных игрушках, о ноге Абеля, о яблочном джеме Сары и том, как Абигейль удается сделать палочки такими светлыми. Миссис Солт вдруг обнаружила что дает Кэтрин рецепт. Если бы ей до этого сказали, что она так сделает, то ни за что бы не поверила.

Потом, когда все уже шло так чудесно, кто-то приоткрыл дверь и стал смотреть на них в щелку. Кто же еще это мог быть как не бедная Эмили? Не то чтобы ее не хотели здесь видеть… Абигейль никогда бы не позволила себе даже подумать, что Эмили лучше сидеть в своей комнате. Если бы такая мысль осмелилась родиться, она была бы с позором изгнана. Но миссис Солт не помнила, чтобы Эмили хоть раз вошла или заглянула в комнату, где сидели гости. В таких случаях она всегда уходила в кухню, делала себе чай и украдкой наведывалась в кладовую в поисках еды. Очень часто Абигейль жаловалась на это Господу в своих молитвах, потому что даже терпению святого настанет предел, если его кладовую будут постоянно обворовывать. Эбби была если не святой, то очень доброй женщиной, и уже около тридцати лет назад смирилась с Эмили и ее поведением. Она безмятежно взглянула на высокую черную фигуру в дверях и сказала:

— Входи, дорогая. Это мисс Эверзли. Мистера Смита ты, я думаю, знаешь, — а это моя золовка, мисс Солт.

Эмили стояла на пороге в черном, неровно подшитом шерстяном платье. Спереди и сзади оно провисало, а по бокам, приподнятое угловатыми бедрами, было слишком коротким. Широкий воротничок болтался на шее, а рукава не закрывали костлявых запястий. Она выставила вперед голову с копной седеющих темных волос, торчащих во все стороны, тусклыми глазами уставилась на Абеля, на Кэтрин, на Уильяма, вошла в комнату и приблизилась к столу. Когда Уильям предложил ей стул, она пристально посмотрела на него, будто это был не стул, а чашка с ядом или орудие пытки. Уильям должен был почувствовать себя разоблаченным и с презрением отвергнутым. Эмили обошла стол, выбрала смехотворно маленький стул, слабое подражание Шератону, и, поставив его как можно ближе к Абигейль и как можно дальше от Уильяма, с ужасающей скоростью принялась один за другим поглощать сандвичи с сыром и томатами. Она ухитрилась разрушить уютную обстановку, не говоря ни слова. Просто ела свои сандвичи и пила чай.

Мистер Таттлкомб, с покрасневшим лицом, размышлял о том, что иногда Господь посылает испытания, с которыми нужно смириться. Но он не мог заставить себя смириться с Эмили. Его переполняло убеждение, что ей лучше было бы жить в приюте.

Как раз в тот момент, когда Кэтрин говорила ему, что они думают пожениться в субботу, Эмили оторвалась от сандвича, чтобы заговорить впервые за время своего присутствия в комнате. Голос у нее был грубый и низкий, почти как мужской.

— Жениться на скорую руку, да на долгую муку — вот какая есть пословица.

Взгляд голубых глаз Абеля стал твердым, как мрамор.

— А есть и другая: больше дела, меньше слов, Эмили Солт!

Возможно, она его не расслышала и продолжала есть сандвичи, пока не опустошила тарелку. Затем, оттолкнув стул так резко, что тот упал, она покинула комнату, как и вошла — пристально глядя на Абеля, на Уильяма, на Кэтрин. У порога Эмили снова обернулась и закрыла дверь так поспешно, что она должна была сильно хлопнуть. Однако удара не последовало. Дверь закрылась совершенно беззвучно. И шагов тоже никто не услышал. Может быть, Эмили так и осталась стоять, прижавшись к панели и подслушивая. А может, она ушла вверх по лестнице, а может, спустилась вниз, а может, улетела на метле…

В комнате продолжался разговор, но голоса уже не звучали так оживленно. Возможно, Эмили прижимала ухо к двери…

Глава 15

Поздно вечером в квартире Кэтрин зазвонил телефон. Уильям к тому времени уже ушел, звуки во дворике почти стихли. Только из одного назойливого приемника все еще неслась пронзительно громкая танцевальная музыка да изредка автомобили подъезжали к старым конюшням, переделанным в гаражи. Обычный дневной шум почти прекратился. Хотя в последнее время Кэтрин все равно его не замечала. В те дни она скрылась от сурового окружающего мира в собственном убежище, полном счастья и тишины. Телефонный звонок удивил ее: ведь никто не знал, что она здесь. Письма пересылали ей банк и почтовое отделение, но адреса она не давала никому. Хотя, это могли звонить Кэрол…

Кэтрин подошла к столу, подняла трубку и услышала Бретта Эверзли.

— Кэтрин…

Она была и удивлена, и рассержена. Она ведь отказала ему в самых недвусмысленных выражениях и не захотела дать свой адрес. Ей было совершенно непонятно, как он его выяснил. Она заговорила, только когда он произнес ее имя дважды.

— Что случилось, Бретт?

— Я вытащил тебя из постели? У тебя такой голос…

— Нет.

— Кэтрин, ты злишься.

— Да.

— На меня?

— Да, Бретт, на тебя.

— Но почему, дорогая?

— Я не дала тебе адрес, потому что хотела, чтобы меня оставили в покое. Я не давала тебе своего телефона.

Он засмеялся.

— Я не считаю «нет» за ответ. Ладно, тебе же должно быть приятно. Ты же не могла ожидать, что влюбленный мужчина смирится с тем, что ему неизвестно, где ты, что делаешь и здорова ли ты!

Кэтрин закусила губу.

— Ты меня видел в среду — я не была больна.

— В среду! Это же танталова мука! Капля воды для человека, умирающего от жажды! Ты думаешь, я получил много радости, увидевшись с тобой в компании Сирила и старого Холдена?

— Как ты узнал мой номер?

— Кто-то сказал мне, что Кэрол одолжила тебе квартиру. Послушай, я не буду тебя беспокоить, но какой смысл в этом затворничестве? Давай пообедаем завтра. Я заеду за тобой в семь.

— Боюсь, я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— И то и другое, Бретт.

— Ты со мной довольно жестока, тебе не кажется, Кэтрин? Думаешь, я железный? Внезапно уезжаешь, не сказав никому ни слова — с этим нелегко смириться. Даже если между нами ничего нет, мы все же кузены и друзья, и я люблю тебя.