Узкоколейка - Веллер Михаил Иосифович - Страница 6

– Этого в наряде нет, – возразил Прокопенюк. – В наряде указано – восемь километров. Так что – надо принять. Литвиненко задумался тяжко. Положение нарисовалось безвыходное.

– Вот что, – пообещал он. – За работу получите сполна. Но сначала надо дойти до Белоборска. – Так хлопцы работать не будут, – возразил Прокопенюк. – Отчего же не будут? Им что, не все равно? – Я в суд подам, – сказал Прокопенюк в ответ.

– Подавай, – усмехнулся Литвиненко. Закон – тайга: кое-какие связи у него еще оставались. Прокопенюк оценил ухмылку правильно – сманеврировал:

– Тогда я катаю жалобы в райком, министерство и все газеты, – пригрозил бестрепетно. – Комиссии наедут. Слушайте, оно вам надо?

Литвиненко начал, наконец, осознавать, что из хозяина положения превратился в его раба. Комиссия из райкома будет крахом его планов, его карьеры… всего.

И тут, разумеется, по закону подлости – или закону нагнетания драматических эффектов, если угодно – зазуммерил радиотелефон – вертушка. Литвиненко махнул Прокопенюку – мол, выйди, но тот уставился в окно, как бы не замечая желания выпроводить его.

– Да! – вытянувшись, кричал Литвиненко. – Да, подходим! Да, обязательно! Конечно!

– Ты смотри, – пищала трубка, – мы тебя в маяки выдвинули. Ты у нас теперь основатель почина, держись на высоте. Поддержим. Долго горбился над телефоном, сжав виски кулаками.

– Что мне сказать ребятам? – разбил тишину Прокопенюк. – Ребята летом в отпуск не ходили, товарищ директор. А? – Заплачу, – решился и рубанул Литвиненко. – Обещаю. – Так – когда?.. – Сейчас! – И аккорд? – И аккорд. – И пусковые? – И пусковые. – Тогда позвоните в бухгалтерию, пусть подпишут наряды-то.

Приемная комиссия в составе самого Литвиненко, главного инженера и старшего экономиста проехала по восьми километрам безукоризненной дороги и уперлась в тупик.

– Дорога в порядке, – твердо приговорил Литвиненко и скрепил бумаги своей подписью. Зыркнул приказующе, опасно.

В бухгалтерии поморщили бровки, посвистали носиками, но формально все было чисто: деньгу на бочку.

Вечером Литвиненко крепко врезал и расхаживал по комнате, борясь с отчаянием. – Главное – не выметать сор из избы, – повторял зацикленно, – главное – не выметать сор… Если узнают наверху… Нет!! – грохнул кулаком по стене так, что упала фотография в рамке. – Так дойду ж я до Белоборска! сдохну – дойду!

Он виделся себе сказочным богатырем, окруженным врагами, мелкими и погаными, пытающимися мешать ему в праведном и победном намерении.

"Первое: никакой утечки информации. Дуракам полработы не показывают. Победа все спишет! И не такое делали. Продолжать работы!!!"

Назавтра он не подписал отпуска двум девочкам из бухгалтерии, трактористу из сплавной конторы и крановщику.

– Товарищи, сейчас не время. На нас смотрит вся республика. Именно нам доверили проводить ответственный эксперимент по маневрированию рабочими ресурсами, по использованию внутренних резервов. Надо понимать – это особое положение. Сделаем дорогу – отпущу в отпуска всех. Причем бесплатный проезд обеспечу не только тем, кто не летал на материк уже три года, но и всем остальным, – оформим вперед. Даю слово. Это согласовано наверху, – убедительно врал он. Оплаченный проезд понравился. Отпуска временно не оформлялись. Точно так же временно прекратились любые командировки.

– Подождешь, – говорил он завгару. – Снимай детали со старых машин. Потерпи – выбью дополнительные фонды. Кончим объект – лично слетаю на завод, получишь все. Обещаю! Упоминание о личном визите на завод подействовало.

Теперь следовало озаботиться приезжающими сюда. Литвиненко вызвал к себе начальника метеослужбы. Разговор долго кипел за закрытой дверью. Секретарше Любочке удалось разобрать отдельные слова: "Грузооборот!", "Совесть!"…

"Государственные интересы!" – и еще несколько, повторить которые она отказалась. Метеоролог вывалился перекошенный, пряча в карман записку к завскладом. С этого дня в Усть-Куломе прочно установилась нелетная погода – такой ненастной осени не припоминали даже старики-ветераны местной авиации.

Перекрыв такими мерами каналы возможной утечки информации, Литвиненко отбыл на объект – уже на девятый километр. Его сопровождал электромонтер с кошками и монтажным поясом. На месте Литвиненко облюбовал высочайшую мачтовую сосну, отобрал у монтера причандалы и полез наверх лично.

Наверху шумел ветер. Пахучая смола липла к пиджаку. Пачкаясь, он поднес к глазам бинокль… Черт его знает: зеленое море тайги, будь оно проклято, шумело кругом, высокие соседние кроны закрывали обзор, и ничего было не разглядеть… – Продолжать работы! – приказал он, спустившись. На десятом километре бригадир разборщиков доложил: – Рельсы кончаются… Где брать? – Снимай со старой ветки. Скоро придет еще баржа с рельсами.

Это он чушь ляпнул, все понимали, что сейчас баржа никакая уже не придет, поздно, пришла бы в июле, заказывается все на год вперед; но промолчали. Тем более что заработки были хорошие.

На одиннадцатом километре Литвиненко с горя задумал обратиться к помощи науки. Призвал в кабинет школьного учителя географии и сторожа мастерских, в прошлом младшего лейтенанта артиллерии, и указкой по карте изложил проблему.

Учитель пришел со своим компасом. Он долго вертел его, устанавливал, потом вертел карту, потом мерил расстояние, потом листал учебник.

– Ну?! – подстегнул Литвиненко. – Чему тебя учили? Сходится по твоей биогра… тьфу, географии? – Да по науке вроде сходится… – испуганно согласился учитель. Сторож-артиллерист посоветовал:

– Стодвадцатидвухмиллиметровая гаубица достала бы. Ахнуть раз – и отметиться по разрыву в Белоборске, и все ясно тогда бы.

– Вот ахну тебе раз! – плюнул Литвиненко. И отослал консультантов подальше, озлившись.

Вечером учитель робко постучался к нему домой: он родил спасительную научную идею. – Однако теодолит нужно, – сказал учитель. – Где я тебе возьму теодолит?! Нет у нас теодолита! – Дорогу нельзя без теодолита. Потому и не выходит.

Выяснив, что в дортресте у самих приборов в обрез, Литвиненко предпринял трехдневную речную экспедицию в соседний леспромхоз. Теодолит ему обменяли на пол-ящика водки, списав его у себя по ведомости как пришедший в негодность из-за работы под дождем.