Самовар - Веллер Михаил Иосифович - Страница 6

Через неделю нас всех ликвидируют.

Глава III

Первой опустела палата № 6.

Их сформировали в 59-м году. Этому предшествовал XX Съезд, разгон антипартийной группы с примкнувшим к ним Шепиловым, Молотова загнали послом в Монголию, и мининдел курировал первый зампред Совмина Микоян.

Двадцать седьмой бакинский комиссар, удачно увильнувший от знаменитого расстрела, продержавшийся на плаву от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, знаменитый умением проходить в дождь без зонта сухим между струй, славный сын армянского советского народа Анастас Иванович Микоян был очень умным, очень хитрым и очень предусмотрительным. Именно при нем иностранные дела пришли в наилучшее состояние – советская экспансия достигла своего апогея: алый знак доблести взвился в сердце Французской и Португальской Экваториальной Африки, подаривший Индонезии 2-ю эскадру Тихоокеанский флот бункеровался в Джакарте, атомные подводные ракетоносцы базировались на Каир, а советские специалисты в неброских серых костюмах закусывали говяжьей тушенкой в Бомбее. Именно тогда восходящий красавец-молдаванин Брежнев со свойственной ему чеканной дикцией сформулировал: «Нам нужен мир! И желательно – весь».

Королёвская команда уже сделала баллистическую ракету под водородную бомбу. Ракета была огромна, сложна и дорога. Выведенные ею на орбиту Белка и Стрелка отпищали свое. Коэффициент удачных пусков на коэффициент реальной точности попадания давал 0,21. Несравненно надежные Б-52 висели вдоль наших границ с термоядерным комплектом на борту. Сменивший на Минобороны Жукова маршал Малиновский неистовствовал. После очередного разноса Королёв запивал пузырек валерьянки бутылкой коньяка и шатался меж щитовых домиков Байконура, сотрясая ночную пустыню воплями: «Космос не терпит импотентов!!». Летучие взводы его любовниц дополнительно бесили сторонника единоначалия и моногамии Малиновского, с военной прямотой желавшего сосредоточения всех сил и средств исключительно на заданном направлении.

Но генералы похаживали, как Наполеон перед брюмером. Уравновесить небезопасные амбиции было нечем: чистка абакумовско-бериевского КГБ выкрошила слоеную зубчатку грозного аппарата.

Хрущев побаивался военных. И правильно делал. Он знал кое-что о довоенном Заговоре маршалов. Армия не одобряла шельмования Сталина и сожалела о снятом Жукове.

Хрущев призвал на дачу Микояна. Они сели в плетеные креслица за стол в тени яблони. Хрущев пил водку и закусывал нежнейшим украинским, в розовых прожилках, салом, шпигованным чесноком. Микоян смаковал коньяк, отделяя мандариновые дольки.

Генералов следовало осадить. Чтоб знали свое место. И были на этом месте заняты и довольны: преданны!

– Не отдал бы муд-дак царь Аляску американцам – проходили бы Канаду танками в пять дней, – сказал Хрущев, промакивая губы тыльной стороной ладони. Микоян понимающе шевельнул смоляными, без седины, усиками.

– Мексиканцы не любят гринго, – продолжил он тему, опуская ясные логические звенья и подходя к предмету с противоположной стороны. Как бы помогая замкнуть врага в клещи.

– А ты кто? Впрочем, ты армяшка... А я, хохол, тоже гринго. Эх, двинули бы им в сорок пятом! Кто нам тогда в Европе мог противостоять? Разве была у кого-нибудь еще такая армия – огромная, закаленная, с таким опытом? И ведь было, было же такое негласное указание – прощупать слегка союзничков на вшивость!.. под марку выравнивания демаркационной линии. Разок-другой сунули им слегка... разве это немцы! ты что... не вояки.

– Говорили ж тогда военные. И какой момент был...

– В две недели докатывались до океана! И никакого Франко!

– Вся Европа была бы сейчас наша. Эх, если бы хозяин еще слушал иногда кого-нибудь – цены б ему не было. Громя огнем, сверкая блеском стали... – напел Хрущев. – В огонь и в воду!

– Бомба, – деликатно напомнил Микоян.

– Хиросима, – согласился Хрущев. – Бомбардировщик на двенадцати километрах дошел бы до Москвы спокойно. М-да. Засели за океаном! суки зажравшиеся.

Подавальщик в крахмальной куртке, беззвучно вдавливая штиблеты в газон, принес дымящуюся гречневую кашу со шкварками и сменил степлившийся графинчик на запотевший.

– Фотозонды запускают над нами с Турции, – наябедничал Хрущев, жуя гриб.

– Штык-то русский им не выдержать, – с артистичной искренностью произнес Микоян и, подумав, под кашу, налил себе тоже полрюмки чистой.

– А ты дотянись им, штыком. – Хрущев зло шлепнул комара на лысине и хлопнул две подряд. – А вискарь дерьмо рядом с водкой, носками пахнет.

– А не пригласить ли нам третьего, для компании, так сказать, Никита?

– Два ума – хорошо, а три – уже пьянка. Ты кого имеешь в виду?

– А кого-нибудь помоложе, пообразованней нас, стариков. Хоть того же Шурика Шелепина.

– Сноровистый пацан... ну-ну. Он тебе, значит, уже удочки закидывал? Лих.

«Железный Шурик», сорокачетырехлетний Шелепин ломился наверх. Студентом проходя с демонстрацией через Красную площадь, он сказал друзьям, кивая в сторону вождей на Мавзолее: «Я еще буду там стоять». В 38-м, секретарь Краснопресненского РК комсомола, он вручал билет Зое Космодемьянской. В черном ледяном декабре 41-го, уже глава МГК РКСМ, он лично организовал похороны героини и создание легенды. В 58-м был поставлен вместо убранного генерала Серова руководить КГБ.

Всегда готовый ко всему Шелепин захватил с собой начальника ПГУ – пусть посидит за дверью, вдруг понадобится конкретность. Начальник ПГУ захватил с собой начальника аналитического отдела. Начальник аналитического отдела захватил с собой портфель с картами.

Карты были раскрыты, карты были сданы.

К закату Хрущев пришел в приятное возбуждение. Глазки его искрились. Энергичный ум, быстрый и цепкий, взвешивал детали.

– Соображаете, значит, что-то... молодежь! – Поощрительно улыбаясь, заплеснул водочной волной Аргентину, утвердил локоть на Атлантике. – А мулаты все эти – несерьезный народ, шебутной, им бы только бабу за жопу и плясать под гитару... налей им, Шурику налей, заслужили. Будь здоров, генерал!

Хлопнул по Панаме:

– Завтра в десять – ко мне. Свободны. Анастас – Устинов тоже пусть будет. Вояк не надо. Им потом скажут.

Работать вечером он не любил. По старой крестьянской привычке, вставал рано. Кто рано встает, тому Бог подает. Память о ночной жизни под хозяином была ему несносна.

Решения принимались по утрам – трезво и резко. Через сутки он подписал директиву. Деньги рачительно взял из бюджета МО. В четверг на еженедельном рабочем заседании Политбюро утвердило создание Кубинского отдела, засекретив протокол высшей категорией в шесть ромбов.

В Институте военных переводчиков объявили дополнительный набор на испанское отделение. Одновременно создали группы переводчиков на испанской филологии Московского и Ленинградского университетов. Форсированную, с практической направленностью, программу склепал старый интербригадовец, зав романской кафедрой ЛГУ одноглазый профессор Плавскин.

Со скрежетом ГРУ передало КГБ законсервированные досье на семьи испанских эмигрантов в СССР. Шелепин наматывал вожжи.

И стал, наконец, вспомянут, срочно обменян и вытащен из мексиканской тюрьмы, награжден Героем Советского Союза и приписан консультантом при «пятерке» ПГУ непроизносимо-легендарный и как бы не существующий полковник Меркадор.

Если бы в американской контрразведке работали столь же знающие свое дело ребята, как восхитившие Хрущева невадские кукурузоводы, то они бы (и контрразведчики, и кукурузоводы) покрылись холодным потом. Но они сидели под своими кондиционерами в своем Вашингтоне, вальяжно спустив узлы галстуков, и самодовольно расчерчивали графики полетов высотных разведчиков У-2 над СССР, за госзаказ на каковые самолеты «Локхид» и совал баснословные взятки Пентагону. Только наивные отпрыски технократии могли полагать, будто фотоаппаратура с высокой разрешающей способностью способна фиксировать боевые приготовления бульдогов под ковром.