Московское время - Алехин Алексей - Страница 4

В помещения, получившиеся нарядными и солидными, въехали освеженные утренними бассейнами выпускники хороших вузов - правнуки тех самых солдатиков, что зимой восемнадцатого увезли вконец рехнувшегося хозяина неизвестно куда, а может, и его прислуги, разбежавшейся в тот год из опустелого особняка по родным деревням и подивившей земляков прихваченными впопыхах кружевными платьями, пепельницами в виде голых бронзовых девиц с блюдом на голове, золочеными часами и иными городскими вещицами.

Так вот, на пороге одного из этих кабинетов, оборудованного в бывшей туалетной миллионера, где сохранилась даже серебряная люстра, изображающая рыцарский шлем, и украшенного, помимо прочего, новенькой картой пронизанного кровеносными сосудами сапога на стене, и застрял, держась за бронзовую ручку тяжелой двери, одинокий посетитель.

Мужчина лет пятидесяти, похожий больше на пыльную птицу, но, как явствовало из анкеты, худред в небольшом издательстве и даже пейзажист, чьи офорты иногда попадаются на выставках, по совпадению же - внук дореволюционного адвоката и актера-любителя, читавшего раз в молодости горьковского "Человека" в большой гостиной здешнего особняка, о чем внук, правда, не подозревал.

Анкету на типографском бланке, заполненном крупным, почти печатным почерком, он держал в руке, но попал не вовремя. Молодые люди, обитавшие в кабинете, заняты были веселым делом приготовления полуденного завтрака. На подносе стояла уже тарелочка с сыром, в фарфоровой розетке теснились оливки, и был нарезан тончайшими ломтиками необыкновенно вытянутый батон. И один, стоя в глубине комнаты у широкого подоконника, за деревянную ручку держал над крошечной электроплиткой бронзовую чашечку, распространявшую изумительный кофейный аромат. Благодаря зачесанным назад волосам и похожим на пенсне новомодным очкам в тонкой металлической оправе, он как раз напоминал дореволюционного адвоката, только начавшего практику. Второй же, стриженный ежиком, круглолицый, хлопотал у небольшого столика перед дверью. Он даже снял и повесил на спинку кресла пиджак и закатал рукава серой, как свежее осеннее небо, сорочки, и воротник расстегнул, ослабив галстук с вколотой в него маленькой литой латинской литерой "F", не то "R". Он приготовился резать на толстой дощечке какой-то ошпаренный кипятком и оттого обмякший, продолговато-растрепанный, вроде растительного кальмара, овощ. Спаржа, догадался посетитель.

В руке у круглолицего, как дирижерская палочка, замер блестящий нож.

Обратив вопросительный правый глаз к вошедшему, другой, с приподнятой бровью, веселый, он еще устремлял на занятого варкой кофе товарища, произносившего как раз нечто вроде: "В Мантуе ее еще готовят так...".

Да, визит оказался совсем неуместным.

За уходящим вверх окном сиял на редкость солнечный день. Принявший стрельчатую форму золотой поток вливался в комнату, высвечивая ладные фигуры, в которые, благодаря бассейну, еще не внесли приметного изъяна нарождающиеся брюшки. В этих двоих, вызывая приятную зависть, все дышало молодым и уверенным счастьем. Радостно блестели разноцветные скрепки в чисто отмытой пепельнице-блюде на голове у обнаженного бронзового юноши. Изысканным пятном светился на кресле дивного кроя пиджак из необыкновенной ткани, весь словно осыпанный серебристой пыльцой. А на груди у стриженого вспыхнула попавшая при случайном движении в солнечную струйку и не успела погаснуть золотая литера на синей полоске галстука. Из множества живописных мелочей складывалась столь завершенная картина, что ее немыслимо было нарушить.

И приготовленный вопрос сам собой, как усыпленный эфиром мотылек, угас на губах вошедшего было посетителя.

Который год он стоит, оправленный в дубовую дверную раму, левой рукой держась за бронзовую шишечку, с белым листком анкеты в коричневых от кислоты и курева пальцах правой.

У чугунного подъезда сверкает, ожидая седока, темно-зеленый пучеглазый автомобильчик.

А внутри особняка, в озаренной золотым эфиром комнате, зависла над столом загорелая размашистая рука, сжимающая нож с мельхиоровой ручкой. Остывает на доске спаржа, замерли, обернувшись навстречу друг дружке, раскосивший глаза стриженый крепыш и тот, в пенсне, успевая лишь иногда отлучиться в особенно заманчивую командировку. Пахнет кофе, сияет лунной пылью чудесный пиджак, и не гаснет золотая литера в галстуке.

А может, это и не они уже, а их дети...