Махно - Веллер Михаил Иосифович - Страница 31

Короче. Великая война кончилась. Мы русским ничего не должны. Их помощь никому уже не нужна. «Белые» какие-то раздрызганные и конкретно по большому счету промеж собой не могут сговориться. Занимаемся-ка мы своими делами.

...Вот и скосил жестокий тиф батьку Махно. И выбыл он из игры на долгие недели и месяцы. И лежал в горячке на грани жизни и смерти.

И без железного батьки, непобедимого и всегда знающего верный выход, стала скисать и рассеиваться республика. И, гоня перед собой бесславно проигравшего свой великий шанс Деникина, красные катились через махновскую территорию.

Тифозных пристреливали, и раненых пристреливали, и за найденное оружие пристреливали, и за укрытый хлеб, и если вообще не было хлеба для сдачи, и заложников расстреливали, если не могли найти какого хотели атамана, или махновского бойца, или убили красного, или раздался где выстрел. А также вешали. Согласно директивам и телеграммам товарищей Ленина, Троцкого и всех прочих. Тут Москва была единодушна. Чтоб думать забыли о сопротивлении!!!

...Объективный ход вещей. И противостоящие ему герои – если верны светлому идеалу! А руки в крови, и ноги в грязи...

Купание красного коня

Всплывает фамилия Лентулова, и всплывает фамилия Маринетти, а уж строки Блока давно наизусть в хрестоматиях, горе буржуям, мировой пожар, закат в крови, и черный квадрат как обрыв ленты. Первые раскаты социальных потрясений отзываются в искусстве, как в сейсмографах, еще не чувствуемые окружающими, просто что-то тревожно в природе становится, как перед затмением.

Да не черный квадрат, а всецветный многоугольник революции, белая мечта и красная надежда распадаются на зубчатые лезвия радужного спектра, музыка сфер прорезается какофонией обвала: слушайте музыку революции! Красные, белые, зеленые, черные, заскорузлый крестьянин и золотой погон, серостуденистый мозг и серебряный клинок, ржание коней и материнские вопли, а уж слезинки младенцев сливаются в реки и моря, мешаясь с кровью всех лучших и храбрых людей эпохи, и пропитанная этой влагой вечная земля обретает твердость фундамента, на котором победители возведут любое прекрасное здание, если сумеют дожить.

Молнии и пепел, листва и сапоги, предательство и любовь. Резкие, яркие, размашистые мазки – зигзагами на картине революции, и Гражданская война – стремление каждого зигзага к совершенству и счастью, которое обретет себя в великой гармонии. Жесткая кисть Творца рвет полотно и сдирает краски до корда, и тогда тяжелый дым встает над яблоневыми садами.

Скрипят тележные оси, ревут волы, со стоном дышит человечье стадо, и четырехпудовой сталью русские «максимы» образца 1912 года постукивают на задках тачанок, распатронивая холщовые ленты.

Двужилен беззаветный карлик Махно, пылает смуглой чернобровой красой его Галя, и не боятся ни бога ни черта хлопцы, согласно кладя ладони на рукояти шашек. Все сгинем, но будет хорошим людям счастье! Соль земли: непобедим народ!..

Инструмент

Трехлинейного калибра, с пятизарядным коробчатым магазином, образца 1891 года, имевшая за основу аналогичную маузеровскую винтовку и чуть измененная Леоном Наганом, с малым приложением участия члена комиссии штабс-капитана Мосина, армейская русская винтовка. Характерно – игольчатый четырехгранный штык: уго?льная рана не закрывается и тем эффективнее. «Систерган» английского Ли-Энсфилда и далее по ходу оружейного справочника, вплоть до лидера – воспетого Буссенаром в «Капитане Сорви-голова» маузера. Четыре килограмма, начальная скорость пули – под 800 м/сек, страшная пробивная сила, убойная дальность 4 версты, реальная прицельная – метров до 800, попасть на таком расстоянии проблемно, пуля отклоняется в полете движением и плотностью пронизываемых воздушных масс.

Не менее прославленный револьвер системы бельгийца Нагана: классический трехлинейный калибр (7,62 – три десятые дюйма), нетипичные 7 патронных гнезд в барабане, гильза покрывает собой и всю пулю, чем предотвращается прорыв газов при выстреле меж барабаном и стволом. Рыльце пули чуть заплющенное, что увеличивает ударную силу. Для своего калибра и мощности – несколько великоват и тяжеловат. Очень надежен – как, впрочем, и все револьверы при соблюдении технологии и точности обработки (прост и доведен до совершенства давно).

Пулемет же американца Хайрама Максима получил большую золотую медаль на Парижской выставке 1895 года, и к 1914 стоял на вооружении едва ли не всех развитых стран, производимый по лицензиям. Единый с трехлинейкой патрон 7,62, те же баллистические данные, но благодаря стрельбе скорострельными очередями реальная прицельная дальность достигала полутора километров: хоть пара пуль да зацепит. Надежен и благодаря водяному охлаждающему кожуху пригоден к длительной беспрерывной работе.

И – маузер, маузер! как обычно называли не маузеровскую винтовку, не маузеровский пулемет, и даже не автоматический (самозарядный, на самом деле полуавтоматический, как практически все магазинные пистолеты) пистолет с магазином в рукоятке; и даже уже не самого старика Маузера. А именно длинноствольный пистолет с коробчатым магазином на 10 патронов, расположенным перед спусковым крючком, чем и характерен. Ствол длиной 200 мм как правило, 100 мм назывался «коротким»; а бывали варианты и до 400 мм. Очень сильный для пистолета патрон того же калибра 7,63 (одна сотая здесь условна, скорее для удобства маркировки, потому что к другим системам эта бутылочная гильза никак не подходила). Огромная пробивная сила и прицельная дальность; престижен в силу дороговизны и внешней эффектности, а также близок по смыслу к компактному автомату: вроде и мал, и бьет довольно далеко, и зарядов много. Мог примыкаться к своей деревянной кобуре-пеналу как к прикладу, тогда был вообще карабин, что и рекламировалось еще до войны.

Об этом потому так подробно – и то мельком! вскользь! второпях! упуская много важного! – что оружие было главным имуществом миллионов людей. Оно спасало жизнь, им добывалась победа, за его потерю расстреливались, им хвастались перед другими: душу в него вкладывали. Это был тебе и дресс-код, и престижный аксессуар, и вместо часов от Патек Филип, и мобильника... Хорошие сапоги, хорошие галифе, хорошие ремни офицерской полевой портупеи; и – оружие. А оружие – красиво и манко: его знатные любители и знатоки по кайфу делали.

И щеголял народ огромными кольтовскими сорокапятикалиберными пистолетами с крупными короткими пулями, отбрасывающими человека на пять шагов; и английскими тяжелыми револьверами «Вебли-Скотт» калибр.505, отрывающими руку и чуть не голову; и немецкими 9-мм люгерами со скошенной рукоятью, удивительной точностью и силой боя – аж череп разлетался! (они еще редко назывались тогда парабеллумами); и австрийскими манлихерами и штайерами...

И браунинг, браунинг! Старик Мозес Браунинг знал, что изобретает, это он ввел в обиход плоский полуавтоматический магазинный пистолет, пригодный к карманной носке и убивающий не хуже револьвера, только перезаряжается и взводится сам! Так что еще долго все аналогичные пистолеты так прямо и назывались – браунинги. Под тот же девятимиллиметровый калибр был боевой вариант (в отличие от 6,35 и 5,65 «дамских», жилетных, сумочных), и убивал исправно, и имел оттенок «культурности» – подобал людям высокопоставленным и интеллигентам более, чем расхожий и громоздкий револьвер.

(Невозможно удержаться от замечания, что знаменитый советский ТТ – это браунинг № 2, сделанный под маузеровский патрон 7,63, мы потом у Германии купили две патронные линии и нашлепали патронов море.)

Английские, французские и американские пулеметы систем «шош»; «льюис» и «кольт», а также «браунинг» мы рассматривать не можем: здесь не трактат об оружии, а было их сравнительно немного, и патроны всегда представляли проблему, разве что вывезли вагонами с белого склада, поставленные им союзниками: а кончатся патроны – хоть бросай пулемет.