Махно - Веллер Михаил Иосифович - Страница 15

Глава шестая

Петроград в 17-ом году

1.

– А в марте как единоначалие отменили в армии, братва в Кронштадте все офицерьё переколола!

– И што, не сопротивлялись, что ли?

– Какое там! Ну, хлопнет какой из револьвера, так ему тут же штык в брюхо.

– А больше всё или объяснять что-то хотели – или прятались, как тараканы.

– Хватит, покрасовались в кают-компаниях, покомандовали!

2.

– Товарищи солдаты свободной России! Солдатский комитет нашего полка постановляет: ввиду возможных потерь – командованию отказать в отправке нас на фронт.

– А-а-а-а-а-а-а!!!

– Нам с нашими братьями, обманутыми немецкими рабочими и крестьянами, делить нечего! Штык в землю! И после – можно в брюхо своим буржуям!

Френч хаки, алый бант, пенсне на шнурке: комиссар Временного Правительства лезет на трибуну:

– Граждане свободной России! К вам обращаюсь я, друзья мои! Жестокий враг грозит занять нашу землю, поработить наших жен и детей! Наш долг защитников Отечества жжет наши сердца и велит нам...

– Идти на... по домам!

– Отправить интелихентов с винтовками воевать!

– Засунь свой долг себе в...!

3.

– Только сознательный пролетариат завоюет свободу и счастливую жизнь! Смотрите: опять буржуи морочат народу головы, а все по-прежнему – воюй, работай, хозяину подчиняйся, живи в бедности. Все это (широкий круговой жест) создано нашим трудом. Короче – будем устанавливать свою власть, рабочую! Записывайтесь в отряды Красной Гвардии! Винтовку с патронами – даем каждому. И по тридцать рублей денег на первый месяц. Подходите!

– А что делать-то надо будет?

– Пока ничего. А как придет час – всех хозяев сковырнем и сами всем владеть и управлять будем.

4.

Керенский от Зимнего Дворца: наполеоновская поза, ораторские интонации, металлический баритон и патриотическая слеза. Да здравствует свобода!

5.

Анархисты и эсеры в толпах и собраниях:

– Народ сам установит, как ему жить! Никакого начальства!

– Во-во!

– Но социалистическая программа, чтобы все для народа, требует во главе самых сознательных и грамотных товарищей!

– Во-во!

6.

Ленин с балкона особняка Кшесинской:

– Геволюционные солдаты и матгосы, вместе с гогодским габочим классом и дегевенским кгестьянством, должны взять всю власть в собственные гуки! Только тогда будет установлено подлинное нагодовластие!

Толпа внизу:

– Во-во!

7.

Анархисты в большой квартире: анфилада комнат, высокие потолки с лепкой, паркет. Матросы, интеллигенты с бородками, меньше пролетариев и солдат.

– Дело вот какое, господа, – говорит лысоватый нестарый человек приятного, однако очень решительного вида.

– Здесь господ нет, – матросик.

– А также товарищи и граждане. Ничего, себя надо уважать, не надо навязывать другим свою точку зрения как единственную. Временное Правительство стремится заменить самодержавие царизма самодержавием буржуазного государства. Невелика разница. В любом государстве человек все равно не свободен. Подчинен чиновнику, подчинен законам, написанным чиновниками.

– А если не хочет подчиняться?

– Подчиняет армия, полиция, суд. Анархическая же наука ясно показала: человек должен быть свободен! Жить свободным обществом. Сами решать все вопросы. По-доброму, по-умному – договариваться друг с другом...

Чай, спирт, кокаин, махорка, патроны, портянки.

Аршинов-Марин знакомит Махно с отговорившим оратором:

– Прошу любить и жаловать – Нестор Иванович Махно. Смертный приговор, бессрочная каторга, крестьянское происхождение, убежденный анархокоммунист. А это – товарищ Волин, один из теоретиков современного анархизма, ссылки, эмиграция, личный друг самого Кропоткина.

– Петра Алексеевича? – спрашивает Махно испытующе. – А познакомить можете?

– А чего же нельзя, – улыбается Волин. – Вот что я вам скажу, коллега. Мы, анархисты, город терпим как неизбежное зло – вы знаете. Города неизбежно распадутся на содружества свободных ремесленников. Но сегодня здесь – правят кадеты с их реакционной идеей государства чиновников, которые неким загадочным образом должны выражать интересы всех классов. А им вторят эсеры, эти нам пока близки, но на деле еще вреднее – они борются с нами за крестьянство, и хотят этому крестьянству посадить на шею опять же свое государство как систему власти над людьми. Да. Так начинать надо не с города. Свободный селянин – вот основа анархии. Он самодостаточен. Он сам себя прокормит – только не мешайте...

– Вот и я говорю, – вставляет Махно.

– А уже от крестьянских свободных коммун все и будет строиться, как от фундамента. Хочешь хлебушка – езжай в деревню, договаривайся с хлеборобом, давай ему взамен инструмент, ситец, стройматериалы и так далее. И тогда нахлебников – не будет! Свободная жизнь сама отберет – кто нужен миру, а кто нет. Так что, Нестор Иванович, вам сам бог велел начинать строить новую жизнь прямо от своего порога. Вы откуда?

– Из Гуляй-Поля, – говорит Аршинов-Марин.

– Какое прекрасное название!

8.

Жаркий июльский день, густая демонстрация – шинели, бушлаты, куртки – прет и катится по Невскому. Поспешно сделанные плакаты и транспаранты над головами – все больше красные: «Вся власть советам!», «Долой министров-капиталистов!», «Мир без аннексий и контрибуций!».

В составе толпы – идет колонна анархистов, все больше черная и матросская, и лозунги всё белым по черному: «С угнетенными – против угнетателей!», «Анархисты – за тружеников против власти!», «Анархия – мать народного порядка!»

Махно подчеркнуто спокойно движется между Аршиновым-Мариным и красивым матросом, отрастившим себе длинные волосы. Матрос ловит взгляды барышень с тротуара, и Махно косится ревниво.

Трещит сверху пулеметная очередь. Крики на тротуарах! Бешеное и беспокойное движение в рассеивающейся колонне.

– Вон с того чердака! – матрос сдергивает винтовку и бежит.

– Погодь, – Махно выхватывает наган и бежит за ним.

Парадная закрыта. В арку, во двор, озираясь, дверь черного хода, лестница, наверх. Дверь на чердак и отрывистый стук пулемета за ней.

– Раз... два... три! – вдвоем они выбивают дверь и влетают в полутьму. Два офицера лежат за пулеметом, поворачивают головы.

Бац-бац! – дважды хлопает наган Махно, и одна голова падает. Второго пристреливает матрос.

– А ты ничего, – говорит матрос.

– Это ты ничего, – лениво отвечает Махно.

– О! Гордый. Это мы любим. Перекурим, что ли?

Внизу курят, раскинувшись на лавочке, через плечо матроса перекинута набитая лента от пулемета.

– Федор Щусь, – представляется матрос. На ленте бескозырки блестит: «Гавриилъ».

– Нестор Махно.

– Ты сейчас куда?

– Домой.

– А где встал?

– В Гуляй-Поле.

– Это где ж тако хорошее поле?

– А в Новороссии.

– И что там?

– Вольную анархическую республику хлеборобов организовать будем. Заглядывай, если что, флотский.

– А что. Здесь порядок наведем... на Черном море братве поможем. А там и заглянуть можно.