Убийство Моцарта - Вейс Дэвид - Страница 90

– Скончался. Внезапно.

– Вот как! Я знал о его болезни. От чего же он умер?

– Как ни странно, газеты об этом молчат. Сообщение было до неприличия коротким. Не упоминается даже, где его похоронят. Вы сумели с ним повидаться?

Джэсон чуть было не открыл Шиндлеру всю правду, но вовремя удержался.

– К сожалению, нет. Прошу прощенья, господин Шиндлер, но нам пора собираться в путь.

Шиндлер поклонился и подал Джэсону письмо.

– От Бетховена. Прощальная записка.

Затворив за Шиндлером дверь, Джэсон принялся за чтение.

«Мои уважаемые и любимые друзья!

Я хочу выразить вам свое сожаление по поводу того, что не могу представить обещанной оратории. Я чувствую себя перед вами глубоко виноватым. Много раз я принимался за работу, но боль не позволяет мне сидеть за столом, и как ни печально, я не могу больше так много сочинять, как в былые времена. Я предпочел бы сказать вам все это лично, но, надеюсь, вы поймете меня. Резкое ухудшение здоровья заставило меня искать исцеления среди девственной природы Бадена. Память о вашем великодушном ко мне отношении я сохраню навсегда. Это время я много раздумывал о Моцарте и Сальери и пришел к выводу, что только благодаря Моцарту Сальери сохранится в памяти людей, а память о Моцарте будет жить вечно.

Желаю вам счастливого и благополучного возвращения на родину и от всей души обнимаю Вас, господин Отис, и Вашу очаровательную жену.

Ваш друг Бетховен».

Гроб отказался вернуть Джэсону четыреста гульденов, присланных Обществом для оплаты оратории, объяснив:

– Я обязан отправить деньги обратно. Кстати, каким путем вы собираетесь возвращаться? В это время года путешествие вверх по Дунаю от Вены до Линца сулит много приятного. Я дам вам чеки на банки в Мюнхене и Мангейме, чтобы вам не держать при себе большие суммы наличными. Я сожалею об оратории, но ведь Вена сама по себе стоит посещения. Вы слыхали новость о Сальери?

Боясь выдать себя, Джэсон и Дебора только кивнули.

– Очень печально. Столь выдающийся музыкант, и такой конец. Надеюсь, вы не слишком огорчены, что заказ не выполнен.

Джэсон только пожал плечами.

– Будь я на вашем месте, я бы непременно поехал баржей до Линца. К тому же, нанять нового кучера будет не так-то легко. От Линца вы можете дилижансом добраться до Парижа, а оттуда до Ла-Манша.

Джэсон хотел было признаться, что боится воды и не умеет плавать, но устыдившись своей слабости, промолчал.

Идея поездки до Линца на барже пришлась Деборе по душе. Она считала опасным путешествие в карете, когда на каждом шагу тебя подстерегают неприятности.

– Так будет надежнее, Джэсон, – сказала она. – Особенно в это время года.

– Сколько дней займет дорога до Линца? – спросил Джэсон.

– Два-три дня. Именно этим путем Моцарт впервые приехал в Вену, – подчеркнул Гроб.

И Джэсон, хотя и без особой охоты, уступил желанию Деборы.

Предстоящая встреча с Губером беспокоила его больше всего. Он уничтожил все бумаги; Эрнест, прислав записку о смерти Сальери, никак не давал о себе знать; причин откладывать отъезд больше не было. И все же Джэсон опасался, что Губер найдет предлог их задержать. Когда наконец сборы были закончены, Джэсон и Дебора отправились в полицейское управление.

– Гроб известил меня о вашем отъезде, – сказал им Губер, – и о вашем решении ехать до Линца баржей.

– Видимо, мы так и сделаем, – ответил Джэсон.

– Вы не хотите еще задержаться?

– Нет.

– Сколько вы выручили за карету?

– Пятьдесят гульденов.

– Но вы ведь заплатили за нее двести, не так ли? Вас тогда обсчитали.

– У вас прекрасная память, господин Губер, – заметила Дебора.

– Не жалуюсь. Как, наверное, и вы на свою. – На мгновение Деборе почудился в его словах тайный смысл. – Неужели вы думали, я поверил, что Бетховен напишет для вас ораторию?

– Это был официальный заказ, – ответил Джэсон.

– Нас не так-то легко обмануть.

Джэсон и Дебора молчали. Обоих мучил тот же страх. Значит, Губер все же решил их задержать. Джэсону казалось, что Губер знает обо всех их посещениях, вплоть до визита к Сальери, и недвусмысленно им это показывает.

– Но задерживать мы вас не станем. К чему нам наживать неприятности?

– Вы вернете нам наши паспорта, господин Губер? Губер вытащил паспорта из ящика стола и подал им в обмен на временные визы. Крупным, размашистым почерком он написал на паспортах «Проверены» и отдал их Джэсону.

Джэсон едва верил своему счастью, но понимал, что улыбка Губера не сулит ничего хорошего.

– Нам ни к чему отпугивать американцев. Если только они не угрожают трону, – пояснил Губер.

– Благодарю вас, господин Губер. Мы ценим ваше содействие.

– А мы ваше. Вы слышали о смерти Сальери?

– Да. Мы прочли об этом в газете.

– Пусть он почиет в мире. Вы согласны?

– Да, господин Губер.

Губер позвал караульного и, даже не кивнув на прощание, погрузился в свои дела.

На улице Джэсон сказал Деборе:

– Ну, вот, с Губером покончено.

– Будем надеяться, что это так. – Ей не терпелось поскорее вырваться из этого ненавистного ей города.

Двумя днями позже они садились на баржу, отправлявшуюся в Линц. Джэсона обидело, что Эрнест не попрощался с ними, а Дебору это втайне радовало. И неожиданно рядом выросла его фигура.

– Зачем вы явились так поздно? – оправившись от неожиданности, спросил Джэсон. – Лучше было проститься в менее людном месте. Разве стоит показывать, что мы знакомы?

– Опасность, по-моему, миновала, – ответил Эрнест. – Теперь, после смерти Сальери, власти надеются, что с прошлым покончено. Как же я мог не попрощаться с вами? В конце концов, вы ведь приехали сюда из-за меня.

Старик нежно взял их под руки, отвел в сторону и со слезами на глазах сказал:

– Простите меня, если иногда я был резок или нетерпелив. Я стар, жить мне осталось недолго. Поэтому я и вас торопил. И порой слишком усердствовал.

– Вы боялись, что мы остановимся на полпути? – спросила Дебора.

– У меня всегда были сомнения на этот счет. Вы чужаки, американцы. Разве мог я поверить, что Моцарт станет вам так же дорог, как и мне?

– Он стал для меня смыслом жизни, – признался Джэсон.

– Самой важной была ваша встреча с Сальери, она подтвердила мои подозрения.

– Значит, теперь все ваши сомнения отпали, господин Мюллер? – спросила Дебора.

– Мне кажется, все говорит за это. Ваш муж оказался прав: Моцарта погубили Габсбурги, Сальери, знать, равнодушные друзья, беспечные и неопытные доктора. И все же я считаю главным преступником Сальери, который погубил его с помощью яда и вредной ему пищи.

– Я с вами согласен, – сказал Джэсон. – У Моцарта был не один убийца, их было много.

– Теперь я могу сказать, что недаром прожил жизнь. В этом и ваша заслуга, хотя вы и чужестранцы. Я хотел оправдать его, снять обвинение в том, будто причиной его смерти явились его собственные недостатки: неразумность, наивность, непредусмотрительность. Не докажи я обратное, не видать мне покоя ни при жизни, ни за гробом.

– Когда мы вернемся домой, мы постараемся довести дело до конца, – пообещала Дебора.

– Верю, но прошу вас, будьте осторожны. Поездка по Дунаю доставит вам удовольствие, да и путешествие дилижансом от Линца будет спокойным. Дороги уже подсохли.

– Кстати, что случилось с тем музыкантом, что жил в наших комнатах? – спросила Дебора.

– Я и сам точно не знаю. Его нашли повесившимся. По слухам, он оказался в немилости. Иных причин для самоубийства у него не было. Я не хотел вам этого рассказывать. Гоните прочь мысли о смерти, теперь вы в безопасности. Прощайте.

Дебора обняла старика, Джэсон пожал ему руку, а тот плакал и приговаривал:

– Вы увозите с собой частицу моего сердца.

Постаревший, сгорбившийся Эрнест Мюллер, не оборачиваясь, зашагал прочь. Он не мог заставить себя обернуться, потому что и он и они знали, что это их последняя встреча. Они никогда больше не приедут в Вену, а он слишком стар, чтобы думать о путешествии в дальние края.