Убийство Моцарта - Вейс Дэвид - Страница 85

– Вот почему мы и пытаемся разгадать эту загадку, – пояснил Джэсон.

– Что ж, желаю вам удачи, но будьте осторожны, – предупредил Дейнер.

– И вам тоже не мешает быть осторожным, – сказала Дебора и сердечно пожала ему руку. – Не хотелось бы, чтобы вы попали из-за нас в беду.

– То же самое твердил мне Моцарт, когда я навещал его. Но думаю, власти мною не заинтересуются. Не такая я важная персона, чтобы быть опасным. – И он проводил их до двери. – Спасибо и вам. Вы напомнили мне о далеком и дорогом моему сердцу прошлом. Удивительно, но я не припомню, чтобы после смерти Моцарта Сальери еще когда-нибудь заходил сюда. Я часто спрашивал себя, отчего он вообще посещал мою таверну. Здешняя пища была ему совсем не по вкусу.

Через неделю они вновь увиделись с Мюллером в «Белом ягненке». Рассказ Дейнера не удивил Эрнеста, он счел его важным звеном в общей, почти завершенной цепи.

– Я договорился о свидании с Анной Готлиб и с Сальери. Готлиб жаждет вас видеть, а на собрании членов нашей ложи я условился со служителем Сальери о наиболее подходящем для встречи времени.

38. Анна Готлиб

Ряды обитых золотой парчой кресел заполняли партер, с потолка свешивались огромные хрустальные люстры, бесчисленные зеркала в серебряных рамах украшали стены, на алых портьерах красовались императорские орлы Габсбургов. Но Бургтеатр был пуст, только певица с аккомпаниатором репетировала на сцене.

Анна Готлиб назначила встречу на полдень. Подъезд был не заперт, и Джэсон и Дебора прошли в зал и остановились у последних рядов кресел. Голос Анны показался Джэсону холодным и невыразительным, миниатюрная певица терялась на огромной сцене, да и сам Бургтеатр наводил тоску своей пустотой. Она пела арию Моцарта, но голос её лишал музыку всякой прелести.

Заметив гостей, Анна остановила аккомпаниатора и позвала их на сцену. Джэсон извинился, что прервал репетицию.

– Я ведь сама пригласила вас, – сказала певица.

У Анны Готлиб были пышные каштановые волосы, в молодости, должно быть, она была премиленькой, но теперь, в пятьдесят, морщинистая шея и круги под глазами выдавали ее возраст. Держалась она с достоинством и вела разговор так, словно право задавать вопросы принадлежало ей одной.

– Вы поете его арии, мадам Готлиб? – Джэсон знал, что певиц следует называть «мадам».

– А вы считаете, что он был отравлен? – напрямик спросила мадам Готлиб.

– Мы пытаемся установить истину, – осторожно ответила Дебора.

– Его музыка – вот что важнее всего, – твердо произнесла Анна Готлиб.

Появление незнакомого человека прервало их разговор.

– Прошу прощения, мадам, я от графа Седельницкого.

– В чем дело? – недовольно спросила Анна.

– Цензура хочет ознакомиться с вашей программой.

– Это песни. Песни Моцарта. Музыка совершенно безобидная.

– Не сомневаюсь в этом, – спокойно ответил молодой человек. – Но император приказал обращать особое внимание на слова, а в песнях, помимо музыки, есть еще и слова.

Анна Готлиб подала ему программу:

– Надеюсь, вы останетесь довольны.

Он быстро просмотрел программу и сказал:

– На мой взгляд, программа прекрасная.

– Когда я узнаю, разрешена ли она?

– Через несколько дней.

– Надеюсь, не накануне концерта? Как было с Бетховеном.

– Не думаю. Это музыка иного рода.

– Это любовные арии, – пояснила Анна.

– Думаю, что граф Седельницкий останется доволен. – И посланец удалился.

Дебора выразила тревогу, что концерт при таком условии может быть отменен.

– Деньги делают чудеса, – ответила Анна Готлиб. – Стоит мне пожертвовать крупную сумму на какое-нибудь благотворительное дело, проводимое графом, и концерт непременно состоится.

– Это вошло в обычай? – спросил Джэсон.

– Да. Но со времен Меттерниха положение ухудшилось. Мне вам больше нечего сказать.

Эти слова застали Джэсона врасплох, но Дебора поспешила спасти положение:

– Но вы согласились встретиться с нами, мадам Готлиб.

– Я дала согласие познакомиться с вами. Но не сказала, что намерена с вами беседовать.

– Разве одно не подразумевает другого?

– Отнюдь нет. – И тут Анна Готлиб лукаво улыбнулась и добавила:

– Вот если вы придете на мой концерт, я еще, возможно, изменю решение.

– Мы благодарны вам за приглашение, – вежливо отозвалась Дебора.

– Если не ошибаюсь, вы остановились в «Белом быке» на площади Ам Гоф?

Дебора кивнула.

– Я буду петь Моцарта, – сказала Анна, и это прозвучало как примирение. – Просто я хотела выяснить, кто вы – друзья или враги.

На сцену вернулся аккомпаниатор, и Анна Готлиб простилась с ними.

Вскоре они получили билеты с короткой запиской: «Если вы останетесь довольны концертом и захотите увидеться со мной, я буду ждать вас в своей уборной».

Джэсон готов был отказаться, но Дебора урезонила его: ведь восторгаясь ее голосом, Моцарт избрал ее своей первой Паминой и, по словам Эрнеста, она была влюблена в Моцарта. Но Джэсон шел на концерт без особой надежды.

На этот раз Бургтеатр являл собой красочное и оживленное зрелище. Зал был полон. Из своей ложи в бельэтаже, рядом со сценой, Джэсон увидел в соседней ложе Шиндлера, а в партере Шуберта, нетерпеливо взиравшего на сцену. Среди публики он приметил и молодого полицейского чиновника, который прервал их разговор с певицей, а в самых последних рядах партера, где было мало что видно, зато прекрасно слышно, он увидел Эрнеста.

Анна начала с одной из арий Сюзанны из «Свадьбы Фигаро», затем пропела арию Деспины из «Так поступают все» и арию Церлины из «Дон Жуана», которую Джэсон никогда прежде не слыхал. После сонаты Моцарта, сыгранной пианистом, Анна завершила первую часть концерта еще двумя ариями из «Свадьбы Фигаро» и «Волшебной флейты». Первой из них была ария Керубино. Голос ее теперь обрел теплоту и силу, и Джэсона тронула выразительность ее пения и глубина чувства. Казалось, Моцарт был рядом с нею, и она обращала к нему свою любовь.

Когда же Анна начала арию «Меня предчувствие тревожит», Дебора была покорена. Анна пела с необычайной проникновенностью, и Джэсон подумал, что Моцарт, должно быть, писал эту арию для нее. Каждая нота, казалось, исходила из сердца певицы, и смысл заключался не в словах, а в мелодии, певучей, красноречивой и нежной.

Джэсон готов был просить у Анны прощения, он слушал и благодарил небо за этот великолепный подарок. Ария подходила к концу, ария, впервые исполненная ею много лет назад, когда ей было всего семнадцать, и зал замер, слушая эту смиренную молитву. Казалось, Анна звала Моцарта, а он в ответ звал ее. Но вот в ее голосе зазвучало отчаянье, теперь она пела о тщетности любви, о том, что им никогда не обрести счастья, и Джэсон страдал вместе с нею.

Вторая часть концерта состояла из двух арий: арии для сопрано из незаконченной мессы Моцарта и его концертной арии для сопрано в трех частях «Ликуйте и радуйтесь».

Джэсон уже больше не изумлялся. Опасаясь, как бы что-нибудь не помешало его наслаждению музыкой, он закрыл глаза и старался не упустить ни единой ноты. Музыка рождала в его душе мечту о счастье вопреки всем жестокостям окружающего мира.

Горничная мадам Готлиб уже поджидала их и сразу провела в уборную. Среди людей, расточавших похвалы певице, они увидели Шуберта, Шиндлера и полицейского чиновника, которые вскоре все удалились. Анна Готлиб явно обрадовалась их приходу.

– Как вам понравился концерт? – дружелюбно спросила она.

– Мы в восторге!

– Стены Бургтеатра слышали столько музыки Моцарта. Здесь были поставлены четыре его оперы, три из них впервые. Он не раз давал тут концерты. В Вене нет другого зала, более подходящего для исполнения его музыки. Бургтеатр принадлежал ему, это был его театр.

– Вот тут бы и следовало его похоронить!

– Что ж, это было бы мудро. – Глаза Анны заблестели от слез.

– Вы любили его? – спросила Дебора.