Остров Протея - Вейнбаум Стенли - Страница 5

Был как раз полдень, когда Карвер достиг вершины самой высокой горы на острове, где на поверхность выходил пласт черного базальта. Карвер взобрался по выветренному склону и стоял рядом с Лилит, глядя на центральную долину острова Остин.

Внизу простирался дикий лес, далеко, в самом центре долины, сверкал водоем, над которым парила какая-то птица. Оттуда, сообразил Карвер, должно быть, вытекает ручей, возле которого он уже побывал. Но нигде он не видел следов присутствия человека — ни дымка, ни расчищенной просеки, — ничего.

Девушка робко дотронулась до его руки и указала на холм с противоположной стороны.

— Пабо, — сказала она трепещущим голосом. — Р-р-р-р! Пабо, лешать. — Она снова указала на восток.

Карвер сощурился, пристально вглядываясь в восточные холмы, потом вздрогнул. Он разглядел что-то у самой воды.

Не веря своим глазам, он потянулся за биноклем. Казалось, перед ним какая-то полуземлянка, увитая лозой. Но это могли быть и стены развалившегося домика.

Солнце клонилось к западу. Слишком поздно начинать исследование сегодня, но можно сделать это завтра. Карвер отметил в памяти местонахождение странного жилища, потом стал спускаться с горы.

По мере приближения темноты Лилит старалась отклониться к западу, упрямо повторяя «Нет, нет!», упираясь, иногда робко таща его за руку.

Карвер снова проголодался, несмотря на плоды, которые Лилит то и дело срывала для него. На берегу он подстрелил великолепного Cygnus Atratus, черного австралийского лебедя. Затем он собрал плавник и, как только на остров опустилась тьма, разжег костер.

Лилит прошептала почтительно: «О-о-о!», обошла костер, присела на корточки позади Карвера и с любопытством наблюдала за тем, как пришелец пронзил лебедя деревянным шампуром и начал его жарить. Ее чувствительные ноздри задергались, вдыхая ароматы горящего дерева и поджаристого мяса.

Когда блюдо было готово, Карвер отрезал ей кусок мяса, плотного и жирного, точно жареный гусь, и опять улыбнулся, видя ее растерянность. Лилит ела предложенный кусок, но крайне осторожно: не оставалось никаких сомнений, что она предпочла бы сырое и кровоточащее мясо. Кончив есть, она тщательно соскребла жир с пальцев мокрым песком и сполоснула их в оставшейся от прилива луже.

— Тебе пора спать, — дружелюбно сказал зоолог. — Я бы хотел, чтобы ты устроилась где-то поблизости, но я не настаиваю на этом.

Девушка улыбнулась, но ничего не сказала. Карвер растянулся на песке и вскоре уснул.

Спустя час или два он проснулся и увидел, что Лилит неотрывно смотрит на угасающие угольки костра. Он уснул и вскоре снова проснулся; теперь огонь совсем погас, а Лилит стояла. Он наблюдал за ней, а она тем временем повернулась к лесу. У него упало сердце: она уходила.

Но она остановилась, склонившись над чем-то темным — телом одного из убитых им созданий. Попыталась его поднять, но, обнаружив, что зверь слишком тяжел, поволокла его к кромке прибоя и столкнула в море.

Она медленно вернулась, подняла меньший труп, понесла его в руках, опустила в волны и неподвижно стояла в течение нескольких долгих минут над черной водой. Возвращаясь, Лилит на мгновение повернулась лицом к поднимающейся луне, и Карвер видел, как в глазах ее блеснули слезы. Он понял, что стал свидетелем похоронного обряда.

В тишине он наблюдал за ней. Лилит села на песок недалеко от черной кучки золы и замерла, вслушиваясь в звуки ночи. Не отрываясь, она глядела на восток. После недолгого раздумья она вскочила на ноги и устремилась к деревьям.

Карвер насторожился и вскоре понял, что слышит из-за деревьев слабое потявкиванье. Лилит собрала свою стаю. Карвер тихонько вытащил пистолет и приподнялся на одной руке.

Снова появилась Лилит. У нее за спиной крались дикие животные, и рука Карвера крепче сжала пистолет.

Но нападения не последовало. Девушка произнесла какую-то тихую команду, и звери исчезли, а она одна вернулась к своему месту на песке.

Только теперь она легла на землю и безмятежно заснула. И Карвер неожиданно понял: она собрала свою стаю для того, чтобы они охраняли ее от той опасности, которая грозила им с востока.

Разбудил Карвера рассвет. Лилит все еще спала, скорчившись на песке, точно ребенок, и некоторое время он постоял, разглядывая ее. Она была очень красива, и теперь, когда он не видел ее янтарных глаз, она уже не казалась островной нимфой или дриадой, но просто очаровательной дикаркой. Но если его подозрения были справедливы, он мог бы с таким же успехом влюбиться в сфинкса, или в русалку, или в кентавра. Он не хотел додумывать эту мысль до конца.

— Лилит! — позвал он резко.

Она проснулась, вздрогнув от ужаса, и с минуту она смотрела на Карвера с откровенной паникой в глазах; потом вспомнила, вздохнула и робко улыбнулась.

От звериной свиты Лилит не осталось и следа, хотя Карвер подозревал, что она находится где-то поблизости. Позавтракал он плодами, сорванными для него девушкой, затем еще раз осмотрел свой пистолет и зашагал в восточном направлении. Лилит тут же запротестовала. Она схватила его за руку и потащила назад, испуганно всхлипывая и повторяя:

— Нет, нет, нет! Лешать1

— Гм-м-м, — проворчал Карвер. — Не бойся, милая, у меня достаточно патронов…

Он пошел по течению ручья в глубь леса. Лилит застыла на месте, не решаясь следовать за ним. Он обернулся, еще раз окинул взглядом ее изящную стройную фигуру, потом помахал ей рукой и зашагал дальше. Лучше уж ей оставаться там, где она стояла. Лучше уж ему никогда не видеть ее больше, потому что она была слишком прекрасна.

Но Лилит испуганно закричала:

— Алан! А-алан!

Он повернулся, удивленный, что она запомнила его имя, и обнаружил, что девушка подбежала к нему и идет рядом. Она побледнела и выглядела здорово перепуганной, но не пожелала отпустить его.

Пока он не замечал никаких признаков опасности. Здесь было то же самое безумное множество разных видов растительности, те же самые не поддающиеся классификации листья, плоды и цветы. Только — или ему это показалось? — здесь было меньше птиц.

Одно обстоятельство затрудняло их продвижение. Временами восточный берег речушки казался более открытым, чем тот, по которому они шли, но Лилит упорно отказывалась дать ему перейти туда. Как только он пытался это сделать, она так отчаянно и с такой силой вцеплялась в него, что Карвер наконец смирился. Казалось, ручей был разделительной линией, рубежом или — он нахмурился — границей.