Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 98

В Горный монастырь Головин решил пробраться один: подвергать опасности неизвестного отца Доната и своих спутников он не имел права. Так же, как и посвящать их в тайну державного дела охраны рубежей. Если нежданно свалившееся на Тимофея дело закончится в монастыре, он со спокойной душой вернется домой. А если нужно будет отправиться дальше?.. Тогда понадобится турецкая одежда и кони — не зря же умерший от ран гонец говорил о Царьграде.

— Дальше не пойдем. — Кондас остановился на краю небольшой полянки, со всех сторон окруженной лесом. Отсюда лежавший на холмах городок казался совсем маленьким, почти игрушечным. Но Богумир настоял, чтобы они добрались до обрыва, над которым нависал огромный камень, — именно туда должен был вечером прийти бай Славчо.

Сменяя друг друга, вырыли ятаганом и саблей глубокую яму и опустили в нее тело погибшего. Завалили землей, обложили холмик камнями и воткнули в него самодельный крест. Опустились на колени и прочли молитву. Дольше всех у безымянной могилки задержался Головин. Он молча постоял, слушая, как шумит ветер, как поскрипывают корявые стволы деревьев, намертво вцепившихся корнями-пальцами в расщелины камней. По голубому, казавшемуся бездонным небу легко плыли невесомые белые облака, и ничто не напоминало о прогремевшей ночью грозе.

Откуда ни возьмись, прилетела маленькая, похожая на воробушка птичка и села на крест. Тимофей замер, боясь спугнуть ее неосторожным движением. Птаха покосилась на человека черной бусиной глаза, пискнула и вспорхнула — будто отлетела душа страдальца, имени которого никто не знал…

Богумир вел к Горному монастырю самой короткой дорогой, но временами все равно приходилось идти в обход — там, где по узким тропам пробирались люди, не всегда мог пройти вороной конь, с которым Тимофей не пожелал расстаться. Впереди неутомимо шагал болгарин, держа в руках лук с наложенной на него стрелой. Чуть отставал от него невозмутимый грек, вооруженный ятаганом и пистолетом. Следом на вороном жеребце ехала Злата, а рядом со стременами, развлекая девушку рассказами о своих приключениях, шел неунывающий Жозеф. Замыкали маленький отряд Тимофей и молчаливый Сарват.

Прощание с баем Славчо было тяжелым. Старик плакал, обнимал детей, словно стремился закрыть собой сына и дочь от всех несчастий, грозивших им в огромном и жестоком мире, не знающем жалости и сострадания. И еще долго уходившие в горы путники видели взобравшегося на камень Славчо — до тех пор, пока его маленькую фигурку не закрыли пышные кроны деревьев…

Ночевали в лесу, у костра. Богумиру удалось настрелять птиц, и их приготовили уже испытанным способом. Теперь у скитальцев были соль, немного хлеба и вина, а свежий воздух невероятно возбуждал аппетит.

Утром скудно позавтракали остатками вчерашнего ужина, привычно выстроились и вновь начали карабкаться по кручам и опускаться в долины, — Богумир старательно избегал проезжих дорог и торных троп. Однако проведенные вдали от родных мест годы сделали свое дело, и он частенько прислушивался к советам сестры, указывавшей наиболее безопасный и удобный путь. Наконец утром следующего дня болгарин показал на склон противоположной горы:

— Горный монастырь!

Тимофей увидел узкую дорогу, серпантином поднимавшуюся к вырубленной в толще горы площадке, на которой были разбросаны обнесенные стеной постройки монастыря. В середине стоял почти квадратный приземистый храм с голубым куполом. Перед ним — вымощенная каменными плитами площадь, а вокруг — сложенные из диких глыб домики братии. Отвесная стена за ними чернела множеством отверстий, к которым вели лестницы, — кельи послушников, понял казак.

— Как гнезда береговых ласточек, — заметил Кондас. — Наверно, монастырю много лет?

— Никто не помнит, когда там начали жить монахи, — пожал плечами Богумир. — Ну, спускаемся в долину?

— А потом наверх по дороге? — прищурился Жозеф. — Мы будем на ней как мухи на чистом листе бумаги.

— Боишься? — усмехнулся албанец.

— Проявляю осторожность, — лукаво прищурился француз. — С нами дама!

— Ты прав, — поддержал его Тимофей. — Всем рисковать нет смысла. Я пойду один, а вы ждите меня здесь. К вечеру вернусь.

— К вечеру завтрашнего дня, — уточнил Богумир. — Монастырь не так близко, как кажется: горы скрадывают расстояние.

— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Сарват.

— Не нужно, — отказался казак, помахал на прощание рукой и быстро начал спускаться в долину.

Вскоре Тимофей убедился: болгарин не зря предупредил об обманчивости расстояний на горных тропах. Спуститься оказалось не так просто, и достичь долины удалось только после полудня. К счастью, она была узкой, и меньше чем через час Головин уже шагал по дороге к монастырю, обливаясь потом под лучами знойного солнца. Тонкая сухая пыль забивала ноздри, оседала на одежде, прилипала к мокрому лицу, похрустывала на зубах. Но он упрямо шагал, одолевая один виток дороги за другим, пока не добрался до широко распахнутых ворот. Обернувшись, казак с удивлением обнаружил, что солнце уже клонилось к закату. Выходит, он потратил на путь к Горному монастырю почти весь день?

Протяжно и гулко ударил колокол. Тимофей перекрестился и вошел в ворота. Со всех сторон ручейками стекались к храму монахи: выходили из домиков, спускались по лестницам из келий в скале, торопились от хозяйственных построек. Перебирая четки и опустив глаза, чернецы проходили мимо, даже не удостоив пришельца взглядом.

— Отче! — Тимофей решился окликнуть низкорослого монашка с длинными седыми волосами. — Подожди!

— Что тебе, сыне? — Монах поднял голову и с любопытством поглядел на незнакомца: не решаясь говорить здесь на турецком, казак окликнул его по-русски.

— Я ищу отца Доната.

— Отца Доната? Зачем он тебе? Сейчас начнется служба в храме.

— У меня к нему важное дело.

— Ты руснак? — полуутвердительно спросил монашек.

— Да, — не стал скрывать Тимофей.

— Жди. — Чернец показал на лежавший у ворот камень и продолжил путь к храму.

Казак послушно сел на камень, нагретый за долгий день щедрым южным солнцем. Не зря говорят: в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Раз велено ждать, придется ждать. Хорошо бы и самому пойти в храм — он уже давно не бывал в церкви, обходясь в беспокойной, полной неожиданных приключений жизни только короткими молитвами к Всевышнему и Богородице. Но стоит ли показываться всей братии? Издали монастырь казался маленьким, а здесь он зримо оценил его величину и мысленно склонил голову перед терпеливым подвигом строителей, воздвигнувших циклопические постройки среди гор. Наверняка в обители живет не одна сотня чернецов, а среди них люди разные — пусть не по злому умыслу, а просто по природной болтливости начнет кто-то молоть языком, что-де был тут недавно русский, и это дойдет до турок. Нет, уж лучше сидеть на камне, ожидая отца Доната.

Вечерню монахи служили не торопясь, по чину. Наконец, опять ударил колокол, возвещая об окончании молений. Из дверей храма вновь потекли черные ручейки к домикам и лестницам в кельи, а через площадь к воротам направился согнутый годами монах, тяжело опиравшийся на длинный посох с рогулькой на конце. На груди у него болтался большой медный крест. Он остановился в трех шагах от сидевшего на камне казака и глухо спросил:

— Ты ждешь отца Доната?

— Да, отче — Тимофей встал и поклонился старику.

— Руснак? — Из-под нависших седых бровей на Головина уставились холодные черные глаза.

— Да. Ты отец Донат?

— Я. Что у тебя за дело?

— Какому Богу ты молишься, отче?

— Истинному. — Обернувшись к храму, монах осенил себя крестным знамением. — Ты пришел спросить меня об этом?

— От лжи до истины пять пальцев. — Тимофей приложил ладонь к виску, как велел игумен Зосима.

— Апостолы учат, что из лжи родится все, даже правда. — Донат испытующе поглядел на нежданного гостя. — Иди за мной! — Он сделал призывный жест левой рукой, и казак увидел на его безымянном пальце вросшее кольцо. — Ты неосторожен, — шаркая через двор, проворчал старик. — Хорошо, что спросил обо мне у Симеона, но надо было не распускать язык, а дожидаться, пока сам пройду.