Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 54

— А-ах, шайтан! — выругался оборванец — Дай хоть пиастр!

— Иди, не мешай мне, — недовольно проворчал меняла. Бродяга подобрал обрубок монеты и направился отыскивать нищего. И действительно, там, где кончался ряд медников, на пожелтевшем от времени и непогод лошадином черепе сидел заросший до глаз бородой побирушка в драном халате из тонкого войлока, подпоясанном обрывком веревки. Гнусаво бормоча под нос молитвы, он протягивал за подаянием до блеска отполированную половинку скорлупы кокосового ореха. Изредка кто-нибудь из прохожих бросал ему корку хлеба или мелкую монету.

— Возьми. — Оборванец опустил в чашку обрубок монеты. Взглянув на нее, побирушка забормотал:

— О, щедрый! О, великодушный! Пусть Аллах ниспошлет тебе удачу во всех делах и долгие годы благоденствия.

— И когда же ниспошлет? — простодушно поинтересовался бродяга.

— После дневного намаза, — не задумываясь, ответил нищий и снова затянул: — О, щедрый! О, великодушный!..

Не слушая его, оборванец отправился дальше. Как оказалось, обрубок серебряной монеты был не единственным его достоянием: порывшись в складках матерчатого пояса, он достал несколько медяков и купил лепешку с завернутым в нее куском вареной рыбы. Устроившись в тени нагруженной овощами арбы, с аппетитом съел скудный обед, поглядывая на побирушку. Тот перестал просить подаяние, сунул за пазуху кокосовую чашку и медленно побрел прочь от базара. Немного выждав, оборванец направился за ним.

Нищий не оглядывался. Опираясь на длинный сучковатый посох, он не спеша брел по улочкам, не обращая внимания на прохожих. Вскоре в просвете между домами показалось море. Теперь оно уже не было таким безмятежно спокойным, как утром: поднялся ветер, на гребнях волн появились белые барашки, неутомимо бежавшие друг за другом. Налетая порывами, ветер раскачивал верхушки высоких чинар, росших недалеко от побережья, и ажурная тень их крон металась на пыльной земле.

И тут нищий оглянулся. Заметив идущего за ним оборванца, он достал полученный от него обрубок монеты и положил на ступеньке крыльца ветхого, покосившегося домика. Трижды стукнув в его дверь посохом, побирушка поплелся дальше.

Поравнявшись с крыльцом, бродяга остановился и присел на ступеньки, словно намереваясь отдохнуть. Подняв обрубок монеты, он зажал его в кулаке и осмотрелся. Улица была пустынна. Только шелудивый бродячий пес, вертясь, выкусывал донимавших его блох, да в дальнем конце мелькнула фигура закутанной до глаз в покрывало женщины с узкогорлым кувшином на плече. Наступило время дневного намаза, все правоверные отправились в мечети или молились дома, повернувшись лицом в сторону Мекки.

Оборванец встал и решительно постучал в дверь домика, трижды ударив по доскам увесистым кулаком. Никто не отозвался. Но дверь оказалась незапертой. Толкнув ее, бродяга шагнул через порог и очутился в сумрачной пустой комнате с узким окном. В углу была свалена какая-то рухлядь, справа — деревянная лестница на второй этаж, а в противоположной стене — еще одна дверь. Осторожно ступая по скрипучим половицам, оборванец подошел к ней и трижды постучал. С той стороны щелкнул отодвинутый засов, как бы приглашая войти. И он вошел.

Едва успев переступить порог, он почувствовал, что в бок ему уперлось что-то твердое. Повернув голову, бродяга увидел, что мужчина с лицом, до глаз закрытым платком, приставил пистолет с взведенным курком к его левому боку. Как раз около сердца.

Справа появился другой мужчина, также скрывавший свое лицо, и спросил:

— Чего ты ищешь?

— Пристанища, — ответил бродяга и показал обрубок монеты. — Я хочу, чтобы моя голова ночью упокоилась там, где и утром будет цела.

— У тебя есть оружие?

— Нет.

— Завяжи ему глаза, — не опуская пистолет, велел первый мужчина. Второй быстро накинул на голову оборванца кусок плотной ткани и крепко стянул ее узлом на затылке.

Бродяга не сопротивлялся. Он недоумевал: куда они собираются вести его, если в комнате нет второго выхода? Неужели придется лезть в окно? Сильные руки схватили его за плечи, заставили несколько раз повернуться сначала в одну сторону, затем в другую. Потом куда-то потащили. Заскрипели створки — похоже, открылась незамеченная им дверь, — потом под ногами оказались ступеньки, и в лицо пахнуло свежестью: вышли на улицу.

Дальше началось невообразимое: загремела цепь, повеяло сырым холодком, пророкотало нечто тяжелое, и он почувствовал, что идет по неровному каменному полу. Шаги звучали глухо, как в подземелье. Бродяга попробовал считать повороты, но вскоре сбился и решил терпеливо ждать, чем закончится это путешествие. Что толку считать шаги или повороты, когда совершенно не представляешь, где находишься? Вдруг и вправду под землей? Тот, кого он хотел увидеть, очень осторожен и горазд на выдумки, иначе ему бы здесь не выжить.

Временами грудь сдавливало от тяжелого, насквозь пропитанного сыростью воздуха. Рядом натужно сопели провожатые и упрямо тащили его все дальше и дальше в неизвестность. Наконец они остановились. Сквозь закрывавшую глаза повязку оборванец увидел какое-то яркое пятно. Свет?

— Тюрбан! — приказал мужской голос, и с головы бродяги сорвали чалму. — Повязку! — И узел, стягивавший на затылке полосу материи, ослаб.

По глазам ударил свет двух факелов, воткнутых в щели каменной стены. Бродяга заморгал, но успел заметить, что во мраке скрывается неясная фигура.

Куприян, выдававший себя за бродягу-турка, осмотрелся и понял, что находится в подземной галерее заброшенной каменоломни. Возможно, брать отсюда камень для строительства домов и крепости перестали еще во времена Византии, но, судя по свежим пятнам копоти на низком своде, люди здесь бывали достаточно часто.

— Это он. Идите! — приказали из темноты, и провожатые Куприяна бесшумно исчезли.

В круг света ступил высокий худой человек в турецкой одежде. Выдернув из расщелины факел, он затоптал огонь. Потом взял другой факел и позвал Куприяна:

— Пошли.

Казак послушно отправился следом за ним. Освещая себе путь факелом, они прошли десяток саженей по вырубленной в толще камня галерее, пока не наткнулись на деревянную лестницу, упиравшуюся в нависший над головой свод Хозяин подземелья поднялся по ней и открыл люк Затхлый сумрак сразу же прорезал столб яркого, показавшегося ослепительным света.

Поднявшись по лестнице, Куприян с удивлением увидел, что он стоит на дне каменного колодца — наверху пронзительно синело чистое небо. Втащив лестницу, человек в турецкой одежде захлопнул массивную крышку люка и закрыл задвижку. Приставил лестницу к стенке колодца, вылез наружу, подождал, пока вылезет Куприян, и повел его к дому.

Колодец стоял среди старого сада, раскинувшегося позади небольшого двухэтажного дома с плоской крышей и широким балконом Войдя в дом, хозяин обернулся и тихо сказал:

— Ну вот, здесь мы одни.

— Здравствуй, Бажен! — обнял его казак.

— Здравствуй, Куприян, — ласково похлопал его по спине Бажен Сухоборец. — Прости, я не знал, что гонцом будешь ты. Но иначе здесь нельзя. Привез?

Куприян снял чарык, вырвал стельку и достал сложенную полоску пергамента, испещренную непонятными значками.

— От Федора.

— Ты приплыл со Спиридоном? — взяв тайное послание, спросил Сухоборец. — Как он?

— Должно быть, уже разгрузил фелюгу и засел в лавке. Я велел ему никуда не ходить, ждать меня. Это твой дом?

— Да, но он куплен на чужое имя. Для всех я живу в другом месте. Но ты останешься здесь.

Куприян обвел глазами комнату Обычная обстановка турецкого дома средней руки: ковры и коврики, диван с множеством вышитых подушек, низкие столики, на стенах — дощечки с изречениями из Корана, вдоль стен — низкие и широкие сундуки.

— А там? — Казак показал на пол.

— Старые каменоломни, — поняв, о чем он спрашивает, ответил Бажен. — Мне удалось отыскать вход туда через колодец в саду. Очень удобно, галереи тянутся под многими улицами. Раньше просто поднимали камень наверх и строили дома. Много входов на побережье, но в городе их осталось мало, засыпали или заложили. Через один из входов в городе тебя и провели ко мне.