Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 47

Он вскочил и шустро кинулся в смежную комнату, а вернулся уже вместе с высоким шатеном в строгой черной одежде. Его лицо показалось Гонсереку странно знакомым. Шатен осторожно положил ему на голову свою большую, прохладную руку.

— Кажется, жар спадает. Говорить можете? — Он наклонился, и Гонсерек совсем рядом увидел его зеленоватые глаза с узкими, как у кота, зрачками.

— Где я? — Пан Марцин с трудом ворочал непослушным языком.

— У меня. — Шатен убрал руку и улыбнулся. — Кризис, кажется, миновал. Теперь дело пойдет на поправку.

Боль в боку немного утихла, и Гонсерек вздохнул свободнее. Голова казалась странно пустой и звонкой, но попытка оторвать ее от подушки закончилась неудачей. В затылке тут же появилась чугунная тяжесть, а в висках возникла ломота.

— Лежите, лежите, — удержал его шатен. — Вам нельзя вставать. Нужен покой.

— Кто вы? — прошелестел Марцин.

— Не узнаете? Ну ничего, все наладится. Я Казимир Чарновский. Мы давно знакомы. И вы в моем доме.

— А-а-а?.. — Раненый слабо шевельнул пальцем и показал на черноусого, недавно дремавшего на стуле у кровати.

— Это Матей, мой слуга, — успокоил его лекарь. — Он ухаживал за вами, как за младенцем, пока вы были без сознания.

— Угу, — пробормотал пан Марцин, чувствуя, как слабеет с каждой минутой все больше и больше.

Холера ясна! Что же с ним приключилось, и каким образом он вдруг оказался в доме Чарновского? И почему начисто отшибло память? Похоже, эскулап вытащил его с того света. Наверное, не зря ходили слухи, что он колдун и чернокнижник. Впрочем, какая разница, белая или черная магия вернула его в мир людей. Важно, что он жив!

В губы пана Гонсерека ткнулась чашка с темной, приятно пахнущей густой жидкостью. Бережно поддерживая его голову, Матей помог Марцину выпить все до дна и заботливо укрыл одеялом. Раненый закрыл глаза и ровно задышал. На его щеках выступил легкий румянец.

— Спит. — Фрол-Матей на цыпочках отошел от кровати. Сделав ему знак следовать за собой, Казимир вышел в смежную комнату.

— Он теперь проспит до завтрашнего утра, — объяснил лекарь. — Я добавил ему в бульон снотворное. Тебе тоже не мешает отдохнуть. Но сначала скажи, что узнал нового?

— Жаловался на чертей, — усмехнулся Фрол. — Я уже, было, подумал, что твои снадобья не подействуют.

— Такого еще не случалось, они действуют на всех. Поэтому я свято храню секрет их состава. Он называл какие-нибудь имена?

Окулов молча расстегнул кафтан, вынул спрятанный на груди лист плотной бумаги и подал Чарновскому. Тот развернул его и быстро пробежал глазами по неровным строчкам.

— Интересно. — Сложив лист, лекарь задумчиво постучал им по ладони. — Он отвечал на вопросы? — Не всегда, — зевнул Фрол — Сильно метался в горячке. Но когда я спросил об иезуитах, он назвал имя. Паоло.

— Паоло? — переспросил Казимир — Я не знаю здесь ни одного ксендза или монаха с таким именем. Больше он ничего о нем не сказал?

— Нет.

— Паоло… Италия? Очень может быть.

— Ты о чем? — не понял Окулов.

Его клонило в дрему: несколько ночей он провел без сна у постели пана Гонсерека, вслушивался в его бред и записывал каждое имя, слетевшее с уст раненого. Когда Чарновский поил больного собственноручно приготовленными лекарствами, Фрол, следуя указаниям лекаря, задавал вопросы погруженному в сон Марцину. Иногда тот на них отвечал, но чаще говорил о своих бредовых видениях.

— Гонсерек — шпион иезуитов, — объяснил Казимир. — Он усиленно подбивал шляхту к новому походу на Москву, и особое внимание уделял тем, кто громче всех орал на Сейме. Но он все делал исподтишка, оставаясь в тени. Хитрая бестия.

— Ну, сколько этот бес ни вертелся, ты его поймал, — засмеялся Окулов.

— И не скоро выпущу, — добавил Чарновский. — Конечно, опасно держать ядовитого гада в собственном доме, но обстоятельства вынуждают. Иди, отдохни, сегодня он будет молчать.

— Ты его вылечишь? — спросил Фрол.

— Обязательно! Но он встанет на ноги только с моего разрешения…

Когда пан Марцин проснулся в очередной раз, он увидел сидящего рядом с постелью лекаря. Заметив, что больной открыл глаза, тот показал ему маленький, загадочно мерцавший шарик. Казалось, в его глубине легко курится голубоватый туман, в котором вспыхивают радужные искры.

— Что это? — слабым голосом спросил Гонсерек. — Магический кристалл?

— Нет, просто я проверяю ваше зрение при помощи шарика из горного хрусталя.

Неуловимое движение руки лекаря — и шарик исчез. Казимир скрыл досаду за приветливой улыбкой: известное со времен египетских фараонов гипнотическое воздействие оказалось бессильно против пана Марцина. Жаль! Сейчас надо отвлечь раненого, чтобы он забыл про загадочный шарик.

— Все камни имеют свои свойства. Я положил в изголовье вашей кровати александрит. Он очищает кровь.

— Спасибо, — бледно улыбнулся Гонсерек. — Вы разбираетесь в драгоценных камнях, словно ювелир.

— О, если хочешь успешно врачевать болезни, нужно знать многое, — заверил Чарновский. — Думаете, зря люди с древних времен любят бирюзу? Нет, это очень счастливый камень: он прекращает ссоры, устанавливает мир в семье, отводит гнев сильных, помогает приобрести достаток. Или золотистый топаз. Тот, кто его носит, освобождается от бурных и опасных страстей. Владелец перстня с этим камнем никогда не сойдет с ума и не подвергнется сглазу. Изумруд заставляет сбываться сны, а красные гранаты порождают сильные, страстные желания. Но они же могут принести жуткие несчастья, если их украсть.

— Любопытно. Но лучше скажите, любезный пан Казимир, как я оказался в вашем доме?

Марцин впился взглядом в лицо лекаря. Ну, что он ответит? За последние несколько дней Гонсерек почувствовал себя значительно лучше: боли в боку уменьшились, постепенно вернулась память. Наверное, Чарновский и вправду чародей, если вытащил его из могилы. Но как он оказался в его доме, что знает лекарь о происшествии на Старом мосту? Ведь кто-то стрелял в людей пана Марцина, напавших на Войтика? Вдруг это был Казимир?

Лекарь не отвел глаза, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Боюсь, я не сумею удовлетворить ваше любопытство. Больше двух недель назад меня ночью позвали к больному. Возвращаясь под утро, я нашел вас на Старом мосту, лежащим в луже крови, с ужасной раной в боку.

— Две недели? — простонал Гонсерек. — Пан Езус!

— Радуйтесь, что остались живы, — улыбнулся Чарновский. — Я сначала решил, что вижу труп. Но, опустившись на колени, уловил слабое дыхание и услышал биение сердца. Потом нашел телегу и привез вас к себе.

— Телегу? — живо заинтересовался пан Марцин. — Где вы ее нашли?

— В деревне, — недоуменно поднял брови лекарь. — Где же еще?

— А… Ну конечно. И больше там никого не было?

— Где, на мосту? Никого. Правда, на дороге я увидел убитых. Наверное, на вас напали разбойники?

— Не помню. — Гонсерек изобразил на лице мучительные раздумья. — Может быть. Ничего не помню. А отчего вы не повезли меня в мой дом?

— Нельзя было терять времени, — терпеливо объяснил Казимир. — Вы могли умереть от потери крови.

Марцин закусил кончик длинного уса. Похоже, лекарь не лжет. Неужели ему ничего не известно? Хотя о дуэли ему мог рассказать сам лайдак, — они в приятельских отношениях. Но не это главное! Видел ли он схватку Войтика с тремя неизвестными?

— У меня был поединок, — медленно сказал Гонсерек. — С паном Войтиком.

Скрыть это все равно не удастся, поэтому он решил действовать по старой итальянской пословице: всегда говори правду, но не каждому и не всю.

— Вот как? — удивился Чарновский.

— Да, — тяжело вздохнул раненый. — Я оступился, и пан Войтик ударил меня в бок саблей. Мы дрались с ним на мосту.

— Почему же он не оказал вам помощь?

— Наверное, счел убитым. Ведь вы тоже поначалу так решили. А никаких разбойников я не видел.

— Странно, — протянул Казимир.