Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 134

Любомир не обманул: его зелье действовало сильно и безотказно. Тархов раздел Илью догола и проверил исподнее, но и в нем не нашел тайного послания. Оставался только нательный крест на гайтане — большой, массивный, чем-то похожий на наперсные кресты священников. Не в нем ли таится разгадка? Приподняв голову безмятежно посапывающего попутчика, Павлин снял с него гайтан и подивился, каким легким оказался массивный на вид крест. Надо полагать, внутри он пустой и должен как-то открываться. Но сколько стрелец ни бился, обнаружить потайную защелку или разобрать крест ему не удалось. Пришлось вновь накинуть гайтан на шею Ильи и натянуть на него исподнее.

Тархов разделся и лег, задул лучину и долго ворочался с боку на бок. С каждым днем они все ближе к родной стороне, с каждой пройденной верстой все ближе граница. Скоро наступит день и час встряхнуть ничего не подозревающего попутчика: Павлин и Фрол под руководством хитроумного Любомира приготовили для Ильи небольшую западню, не предполагая, какие потрясения готовит для них самих переменчивая и коварная судьба…

Через несколько дней они были уже за Минском. Тархов старательно считал дни и отмечал, какие деревушки они проехали, чтобы не пропустить заранее условного места. Постоялые дворы он выбирал сам, попутчик полностью доверял ему в этом — интересовался только, сколько верст отмахали за день и сколько еще ехать до Вязьмы.

О внезапно сморившем его сне Илья не вспоминал. Утром он встал с тяжелой головой, жаловался на сухость во рту и бесовские сновидения, мучившие всю Ночь напролет. Павлин объяснил это тем, что в дороге напекло голову, — палило и вправду немилосердно, стояла великая сушь, земля растрескалась без дождей, и с деревьев раньше времени начал падать сухой лист, словно наступила осень. Хлеба, не успев созреть, осыпались на корню, и по церквам служили молебны о ниспослании дождя.

В тот вечер все было как обычно. Лишь только солнце начало клониться за лес, Тархов предложил подумать о ночлеге. Еще до наступления сумерек они доехали до постоялого двора, где и остановились на ночь. Стрелец проследил, как поставили лошадей, проверил товар, осмотрел комнату и отправился ужинать. Проезжих оказалось немного, и хозяин постоялого двора подсел за стол к торговым гостям. Он жадно выспрашивал последние новости: как там, в больших городах, почем товар на базарах и правда ли, что в Пинске бунтовали и чуть не убили тамошнего пана каштеляна?

Илья только ухмылялся, работал ложкой да прихлебывал из кружки бражку, поднесенную хозяином. Тархов успокоил корчмаря: в Пинске ничего такого они не видали и разговоры о бунте сплошное вранье, — а потом подробно рассказал о ценах на разный товар. Сам он поинтересовался, не шалят ли на дорогах и почем здесь нынче мера овса для лошаденок.

Поужинав, поднялись наверх. Перед тем как лечь, Павлин отправился проведать лошадей. Пройдя через слабо освещенный луной двор, он свернул за угол конюшни и трижды гукнул, подражая крику филина. В ответ из зарослей за плетнем дважды тихонько свистнули. Успокоившись, стрелец заглянул в конюшню и вернулся в дом. Илья еще не лег. Тархов запер дверь, скинул кафтан и начал стягивать сапоги.

— Ну вот. — Он поглядел на попутчика. — Бог даст, завтра доберемся до Смоленска. Там и заночуем.

— Хорошо бы, — согласился Илья. Он тоже разделся, улегся на лавку и задул лучину.

Под утро их разбудили вопли хозяина, причитания его жены и топот ног внизу. Сквозь щели в ставнях пробивался серый предрассветный сумрак. Где-то прокричал ястреб, суля ясный день и возвещая о начале своей охоты на пернатую мелочь. Глаза еще слипались от сладкого сна, и вставать не хотелось, но вопли не умолкали.

— Пожар, что ли? — Павлин поднял голову и прислушался.

— Не похоже, — отозвался Илья. — Воют, как по покойнику… — Он сунул ноги в сапоги, накинул на плечи кафтан и выскочил за дверь.

Тархов не успел даже потянуться, как попутчик вернулся. Лицо его было хмурым:

— Беда, Прохор! Коней свели ночью!

— Что? — Павлин даже подпрыгнул и как был, босой и в исподнем, бросился во двор.

Бледный, заспанный хозяин метался около пустой конюшни. Его жена причитала на крыльце, а по двору бестолково сновали другие постояльцы, тоже оставшиеся безлошадными.

— Товар?! — выпучив глаза, заорал Тархов и схватил хозяина постоялого двора за грудки. Рванул так, что у того затрещала рубаха и голова замоталась, как у тряпичной куклы. — Товар цел?! Кони где? Убью!

Хозяйка завизжала от ужаса, к Павлину кинулись постояльцы и успевший спуститься вниз Илья. Повисли на руках, оторвали от хозяина, увели в сторону и начали увещевать:

— Он же не виноватый, у всех коней свели, не только у тебя! Товар цел, амбар не тронули.

Стрелец покорился, дал себя увести и посадить на лавку. Обхватив голову руками, он застонал:

— Разорение какое, Господи! Что купцу скажу? В кабалу теперя идти?

— Ах, чтоб их в мать… — Илья зло сплюнул. — И надо было им сюда заглянуть! Нет бы, еще день обождали.

— Чего теперь делать? — Павлин поднял на него полные слез глаза.

— Новых коней покупать.

— Да? А на какие шиши? Хозяйскую выручку тратить? И как теперь с товаром? На горбу тягать до Москвы?

— Надо добыть хоть ледащую лошаденку, — настойчиво повторил Илья.

— Красть мы не обучены, — хмуро буркнул стрелец. — Где ее добудешь? Теперь надо договариваться, чтобы хозяин товар на сбережение принял.

— Добудь хоть какую животинку, — упрямо твердил попутчик. — Нам бы только до одного места добраться. Это тут, недалеко. А там будут нам лошади. И товар свой заберешь, и до Москвы доедешь.

— Ладно. — Павлин тяжело поднялся. — Слезами горю не поможешь, а в доме вещички без призора осталися…

«Ловко Фрол сработал, — подумал он, глядя, как постояльцы роют носом землю, надеясь найти следы своих пропавших лошадей. — Только бы его не поймали, не то забьют до смерти. Мужики, они на конокрадов лютые».

Одевшись, стрелец перекусил, взял свою суму и отправился искать лошадей. Илья остался на постоялом дворе: он обещал сговориться с хозяином о сбережении товара.

Вернулся Павлин в середине дня. Он притащил за веревочную узду низкорослого крестьянского маштачка с выпирающими ребрами и грустными глазами.

— Вот, лучше не нашлось.

— М-да. — Илья обошел вокруг маштака, с кислой миной разглядывая облезлый хвост, разбитые копыта и свалявшуюся шерсть. — Хоть бы второго купил.

— Нету, — сердито буркнул Павлин. — Насчет товара договорился?

Услышав утвердительный ответ, он немного смягчился, но все же сам переговорил с хозяином постоялого двора. В том, что лошадей здесь достать невозможно, Илью лучше всего убедили завистливые взгляды оставшихся безлошадными проезжих и предложения перепродать дряхлого одра. За него предлагали цену хорошего жеребца. Но он отказался.

После обеда кое-как вдвоем взгромоздились на одра и погнали его по дороге на Смоленск. Под тяжестью огромного стрельца маштачок приседал и всхрапывал, но трусил тряской рысцой, шлепая разбитыми копытами по сухой, выжженной зноем земле. Вскоре начались знакомые места. Тархов вертел по сторонам головой, узнавая непроходимые дебри, в которые он забирался на ночлег. Тут недалеко и затерявшаяся в лесу могилка Терентия Микулина. Заехать бы, поклониться, да нельзя сейчас сворачивать.

Однако сидевший впереди Илья сам дернул веревочные поводья и заставил маштачка повернуть. Но не налево, где стрельцы похоронили гонца, а направо. Сердце Павлина сжало нехорошее предчувствие: уж не к болотному ли гнезду разбойничков ладится его попутчик? А ну, как оно не сгорело, и там сейчас остался кто-то из тех, кто приезжал в ту страшную ночь на постоялый двор Исая? Тогда каюк! Если после ночной схватки в корчме его могли не запомнить, то уж после их налета с Иваном на охотничий домик точно узнают.

— Куда это мы? — толкнул он в бок Илью. — Лес кругом.

— Ничего, не бойся, — усмехнулся тот. — И в лесу жилье бывает.

«Не добраться, видно, нам до Вязьмы, — с тоской подумал стрелец. — Придется Илюшку придушить, забрать его вещички, и давай ноги в руки. Купить под Смоленском коня и гнать в Москву… Да, но как быть, если он должен своим что-то передать на словах?»