Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 132

— Шановному пану кланяется пан Марцин Гонсерек. — Лекарь скрестил пальцы левой руки и коснулся ими правой брови.

— Отдайте коня Милошу и садитесь в карету, — приказал толстяк.

Чарновский повиновался. Как только он захлопнул дверцу, карета тронулась.

— Почему не приехал сам пан Марцин? — подозрительно прищурился толстяк. — Где он?

— Пан Гонсерек был серьезно ранен на дуэли и еще не в состоянии самостоятельно передвигаться.

— Женщина? — Лицо толстяка искривила презрительная гримаса.

— Да, — печально вздохнул лекарь. — Пан Марцин просил передать вам свои извинения. Я скакал в корчму, однако увидел вас на дороге и решился остановить, чтобы не устраивать встречу на людях.

— Разумно, — кивнул толстяк. — Теперь я не стану там останавливаться. Вы можете называть меня Франциском.

«Почти святой Франциск, — подумал Чарновский. — Как тебя зовут на самом деле, ты все равно не сознаешься, разве только под дулом пистолета. Да и то соврешь».

— Когда вы видели Марцина? — продолжал допытываться Франциск.

Понимая его недоверие, Казимир описал внешность Гонсерека и рассказал о дуэли, предусмотрительно опустив некоторые детали. Потом заверил, что раненый не находит себе места, зная о приезде пана Франциска, поэтому просил своего друга и единомышленника встретить почетного и дорогого гостя.

— Он приобщил вас к святому делу? — поднял брови Франциск.

— Думаю, ещё не полностью, — скромно потупился лекарь. Он напряженно ждал, что решит толстяк: поедет повидать Гонсерека или нет?

Под плащом у Чарновского был спрятан небольшой двуствольный пистолет. Ничего не стоит быстро выхватить его и выстрелить иезуиту в сердце. Но тогда погибнешь сам, так ничего и не узнав. За окнами кареты промелькнула корчма «Золотой щит», а кучер все погонял и погонял лошадей. Франциск не собирается поворачивать к Варшаве и навещать раненого? Тем лучше.

— Жаль, что пан Марцин был неосторожен, — проскрипел толстяк. — Передайте ему мое неудовольствие. И скажите, что его духовный отец с нетерпением ждет подробного письма. От себя я передам пану Гонсереку небольшой подарок. — Он открыл дорожный ларец и вынул из него пухлый молитвенник. — Пусть Господь пошлет пану Марцину разум и здоровье. — Отдавая молитвенник лекарю, толстяк ехидно усмехнулся. — Все, я вас более не задерживаю. Когда вы увидите больного?

— Сегодня же, — честно ответил Чарновский. Франциск дернул за шнурок, звякнул колокольчик, и карета остановилась. На прощание он протянул пухлую руку, и Казимир почтительно приложился к ней губами. Его так и подмывало спросить, не заедет ли толстяк в Варшаву на обратном пути, но он сдержался.

— К сожалению, у меня не будет возможности увидеть пана Гонсерека на обратном пути, — неожиданно сказал Франциск. — Но я проверю, прислал ли он письмо. Пусть читает молитвенник, это наставит его на истинный путь! Прощайте.

Пан Казимир захлопнул дверцу, и карета тронулась. Милош на скаку бросил ему поводья коня и умчался следом за каретой. Чарновский спрятал молитвенник на груди и сел в седло. Естественно, пан Марцин не увидит подарка. Наверняка в нем спрятаны или зашифрованы инструкции отца Паоло. В Москве будет очень любопытно узнать, что он приказывает своим подчиненным, обосновавшимся в Польше.

Вот и пришел час стрельцу собираться домой, чтобы отвезти в подарок Никите Авдеевичу заветную книгу иезуита…

Едва проснувшись, пан Гонсерек спросил, не приходил ли пан Иероним Лаговский? Узнав, что не приходил, вяло позавтракал, дал себя осмотреть и строго наказал Фролу-Матею провести к нему пана Лаговского, как только тот появится. Ближе к полудню раненый совсем извелся и потерял всякое терпение. Чарновскому пришлось послать Окулова за приятелем пана Марцина.

Пан Лаговский пришел часа через полтора. Помятый, небрежно одетый, с мешками под опухшими глазами, он далеко вокруг распространял запах перегара и глупо ухмылялся. Лекарь проводил его в комнату больного. Вскоре оттуда послышались громкие голоса, потом крик, и дверь распахнулась. На пороге стоял красный и взъерошенный пан Иероним.

— Лайдак! — вслед ему вопил разъяренный пан Марцин.

— Что такое? — забеспокоился Чарновский.

— Он сошел с ума. — Лаговский захлопнул дверь, чтобы не слышать истошных криков пана Марцина. — У него помутился рассудок!

Он неуклюже поклонился и ушел, а лекарь бросился к раненому. Тот уже откинул одеяло и собирался вскочить с постели. Пан Казимир едва успел удержать его:

— Лежите! Вам нельзя вставать, может открыться рана!

— Плевать! — брызгая слюной, орал пан Марцин. — Где это животное? Ушел? Я прибью его, как собаку! Холера ясна! Проклятый пьяница! И он еще смеет утверждать, что я сошел с ума?

— Успокойтесь! — Лекарь заставил его лечь и дал воды. — Честно говоря, мне тоже показалось, что пан Иероним сегодня несколько не в себе.

— Да? — Пан Гонсерек чуть не поперхнулся. — Не в себе? Да он пьян, как свинья!

— Проспится, — улыбнулся Чарновский. — И вы помиритесь.

— Ха! Как можно? Третьего дня я попросил его об одном маленьком одолжении, а сегодня он заявляет, что впервые об этом слышит!

— А вы ничего не перепутали? — осторожно спросил Казимир.

— И вы туда же? — простонал Гонсерек и откинулся на подушки. — Оставьте меня!

Лекарь тихо вышел. Кажется, его усилия начинают приносить свои плоды: пан Марцин остался без инструкций и успел разругаться с помощником. Что последует дальше?

Обедал больной без всякого аппетита и в полном молчании. Его лицо выражало печаль и крайнюю степень озабоченности. Во второй половине дня он попросил Казимира послать к нему домой слугу, чтобы тот узнал, нет ли каких известий. Фрол сходил и вернулся ни с чем. Гонсерек еще более помрачнел и повернулся лицом к стене. Так прошло время до вечера. К удивлению Чарновского, пан Марцин попросил его отужинать вместе с ним. — Вы не можете себе представить, как подвел меня Иероним, — обгладывая крылышко цыпленка, пожаловался раненый.

«Почему же, отлично представляю», — подумал лекарь, но сказал совсем другое:

— Не стоит отчаиваться, все наладится.

— Возможно, но мои интересы связаны с очень отдаленными местами. Вчера здесь был проездом один мой друг. Я просил Лаговского повидать его, а эта пьяная скотина… Быдло!

«Теперь он уже не величает Иеронима паном», — отметил Казимир.

— Ваши интересы связаны с деньгами?

— О да! — с жаром подтвердил Марцин. — Именно с деньгами.

— Обидно, — посочувствовал лекарь. — Деньги всегда кстати.

— Хотите получить несколько сотен золотых? — Гонсерек метнул в него испытующий взгляд.

— Смотря как их зарабатывать. Мне хватает на жизнь, но я не отказался бы.

— Отлично! Если вы поможете мне, я обещаю поделиться с вам к доходом. Слово шляхтича!

— В чем будет заключаться моя помощь? — Чарновский отставил бокал с вином и пересел поближе к постели.

— Нужно съездить в Москву.

— В Москву? — Казимир достаточно натурально изобразил крайнее изумление. — Мне?

— Зачем вам. — Пан Марцин отбросил обглоданное крылышко. — Разве я сказал, что должны поехать вы? Нет, просто нужно устроить такую поездку одному человеку с надежным провожатым или провожатыми. На дорогах неспокойно.

Гонсерек долго ждал вестей от Данилы Демидова, который должен был перехватить гонца к тайному человеку Бухвостова, чтобы узнать, кто этот человек. Но совершенно не подозревал, что именно он сидит сейчас рядом с его постелью. От Кириллы Петровича тоже ни слуху ни духу, а отец Паоло потребует отчета о русских делах. Пан Гонсерек понял: придется посылать гонца в Смоленск и Москву. Размышляя в часы долгого вынужденного досуга, он решил пристроить гонца к кому-нибудь, чтобы не вызвать подозрений. Ах, если бы он сам был на ногах, если бы его не подвел скотина Иероним! Разве стал бы он тогда распинаться перед лекаришкой?

— Узнайте, может быть, туда поедет кто-то из купцов?

— Хорошо, — охотно пообещал Казимир. — И за это вы дадите мне сотню злотых?