Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович - Страница 25

Хозяин в ответ лишь кивнул и хлопнул в ладоши. Появился нукер и поставил перед Нафтуллой блюдо с мясом и пиалу с кумысом. Масымхан устроился напротив и, глядя на двигавшийся кадык гостя, подумал: хорошо бы сейчас приказать нукерам удавить эту лису, чтобы она больше не шастала по степи и пескам, сея раздоры. Удавить, конечно, не долго, но потом, когда понадобятся услуги этого пройдохи, где найти нового Нафтуллу, готового на все ради золота?

Гость сделал несколько глотков из пиалы, потом взял с блюда кусок мяса и разломил лепешку:

— Пусть Аллах ниспошлет удачу твоему роду и долгие счастливые годы жизни младенцу!

— Жри и проваливай, — зло ощерился Масымхан. — Не утомляй меня своим видом, не то…

— Тихо, тихо! — Нафтулла округлил глаза и с притворным сочувствием заметил: — Ты устал сегодня, я понимаю. Но если из твоей юрты выволокут мой труп, кое-кто может решить, что ты устал от жизни!

Хозяин задохнулся от ярости. Не глядя, он протянул руку назад и схватил тяжелую камчу — сплетенную из жил плеть с зашитой в кожу свинчаткой на конце. С ней он охотился в степи на волков и одним ударом пробивал череп хищника, догнав его на легконогом скакуне. Сейчас он проверит, насколько крепок череп степной лисы!

— Остынь! — прошипел Нафтулла. — Имам не простит тебе этого!

Масымхан грязно выругался и отбросил плеть. Так вот кто прислал к нему этого бекор-адема, никчемного человечишку, — глава секты убийц и торговцев опиумом, не гнушавшихся никакими темными делами, — Имам исмаилитов! Проклятье! Теперь придется дать этой лисе уйти целой. Хотя какая лиса — змея!.. И надо быть очень осторожным, чтобы тебя не ужалили в сердце. Исмаилиты коварны и злопамятны и способны на все: отравить дочь или выкрасть ее, убить внука. И никогда не узнаешь, кто это сделал.

— Чего тебе надо? — глухо спросил Масымхан.

— Совсем мало. — Нафтулла растянул широкий рот в ухмылке. — Узнать, куда направится отсюда урус-тюра?

— И все? А если я не знаю?

— Знаешь. — Гость бросил в рот крошку хлеба и покатал ее на языке. — От тебя недавно вышел Денис-бала.

— Зачем тебе?

— Моими устами спрашивает сам Имам. Он найдет способ проверить, насколько правдив твой ответ.

Мысли Масымхана разбежались, как испуганные зайцы, увидевшие над собой тень крыльев беркута: открытая вражда с Имамом могла принести неисчислимые беды, но и предать русских — все равно что собственными руками вырыть могилу не только себе, но и потомкам. Что же делать? Солгать? Однако исмаилиты найдут способ проверить, насколько ты правдив. И кто знает, как они это сделают? Сказать все как есть и предупредить Дениса-балу? Опять нехорошо, потому что кроме проклятого Нафтуллы у Имама найдутся другие глаза и уши. Они донесут о двойной игре.

Наконец, Масымхан нашел решение. Он скажет правду, а русским даст своих нукеров, усилив их отряд. Пусть его всадники проводят урус-тюру хотя бы до Аму-Дарьи. Тогда хитрый и осторожный Денис-бала многое поймет без лишних слов. Тем более он уже предупрежден о чужих людях на границе песков и степи.

— Урусы идут к реке, — медленно роняя слова, процедил Масымхан. — Хотят рисовать землю на бумаге и проверять колодцы в пустыне. Теперь уходи!

— Ладно. — Нафтулла легко поднялся и направился к двери, но неожиданно обернулся и прямо спросил: — Ты обещал им дать своих джигитов?

— Их проводят только до реки, — нехотя выдавил из себя хозяин, с трудом сдерживая желание сорвать с колышка дареную шашку и снести голову нежданному гостю. Ничего, пусть степь широка и люди встречаются в ней нечасто, настанет день, когда он сможет раздавить эту змею!

— Спасибо. — Нафтулла издевательски ухмыльнулся — Имам не забудет твоей услуги.

Бесшумно открыв двери юрты, он растворился в темноте радуясь, что убрался от вспыльчивого Масымхана живым и здоровым да еще заставил гордого и высокомерного князька развязать язык. Конечно, после этого с ним лучше не сталкиваться нос к носу, особенно там, где негде спрятаться от его гнева или найти защиту. Однако подобные сложности неизбежны, когда начинаешь действовать на свой страх и риск. Очень вовремя пришло в голову воспользоваться именем всесильного Имама и заставить хозяина стать разговорчивым, но задерживаться в его ставке не стоило.

Лишь отъехав на значительное расстояние от кочевья и убедившись, что за ним нет погони, лжекупец вздохнул с облегчением: Имам не приставит тебе новую голову, если ее сбреют с плеч сабли нукеров Масымхана. Слава Аллаху: князек не заподозрил обмана. Тем не менее лучше хорошенько запутать следы.

Подняв лицо к звездному небу, Нафтулла рассмеялся: теперь он знает о намерениях русских, исмаилитов и Мирта. Значит, можно решить, как поступать дальше. Пожалуй, первым делом он напишет записку для Желтого человека и зароет ее в условном месте, а потом даст знать о себе людям Имама. Что же касается русских, то пусть пока они движутся к реке.

Желтый человек снял сапоги и, расстелив на земляном полу убогой хижины саджад — молитвенный коврик, привезенный из Мекки, совершал аль-иша — молитву при наступлении ночи. На западе догорала узкая полоска багрового заката, в темном небе затеплились первые звезды, и в этот час каждый истинный правоверный должен возблагодарить Небесного Владыку за прожитый день и попросить милостей и защиты Аллаха. Молился Мирт всегда в одиночестве, а его люди совершали молитву во дворе, чтобы не мешать предводителю разговаривать с Богом. В их беспокойной жизни редко удавалось побывать в мечети, поэтому утренней и вечерней молитвам придавалось особое значение: из пяти намазов два совергиались неукоснительно, а остальные — по мере возможности.

Мирт как раз совершил итидаль — выпрямление после заключительного поклона, — когда нестройный хор голосов во дворе пророкотал: «Амен». И тут же послышался дробный стук копыт. Он выглянул в узкое оконце: во двор влетел всадник на взмыленном коне. Мирт сложил коврик, натянул сапоги и надел пояс с оружием. Скрипнув, чуть приоткрылась дверь, и в шель заглянул Хамид — ближайший помощник предводителя вольных всадников, как любил именовать свое воинство Мирт.