Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович - Страница 20

— Ты же знаешь, я не люблю присутственные места, — примирительно улыбнулся Мирадор, показав тростью на стены конторы. — На некоторое время мне пришлось сменить климат и пожить по ту сторону Ла-Манша.

Этот ответ вполне удовлетворил Фиша. Он хлопнул Мирадора тяжелой рукой по плечу, сдвинул в сторону бумаги и вытащил из ящика конторки бутылку и два мутных стакана. Гость отметил, что бутылку юрист поставил точно на место большого пятна.

— Мне обрыдло сидеть в этой вонючей дыре и разбирать пыльные бумаги, — пожаловался Эммануэль. Он зубами вытащил пробку и разлил вино по стаканам. — Но ты можешь говорить здесь открыто, никто не подслушает. У тебя дело?

— Да, — кивнул гость.

— За твое дело! Не важно, какое оно, лишь бы поскорее убраться из этой дыры! — Фиш залпом выпил и запыхтел сигарой.

Мирадор осторожно пригубил свой стакан и удивился: вино оказалось отличным. Кстати, справедливости ради стоило отметить, что засыпанный пеплом сюртук Эммануэля сшит из дорогого материала, а башмаки на его ногах — из прекрасной кожи. На себе господин нотариус никогда не экономил.

— Говори, говори, — потирая мясистые ладони, поторопил Фиш. — Я сгораю от нетерпения! Не волнуйся, мы тут одни и никто не придет.

Вместо ответа Мирадор расстегнул сюртук, потом верхние пуговицы жилета и рубашки. Нащупав висевшую на шее цепочку, он потянул за нее и показал нотариусу небольшой серебряный медальон. На нем были изображены две перламутровые рыбы, плывущие навстречу друг другу.

— О! — Эммануэль подобрался и перестал паясничать. — Я весь внимание.

Гость подал ему небольшой конвертик. Открыв его, нотариус достал листочек бумаги с изображением пучеглазой рыбы, похожим на неумелые детские каракули. Спрятав листок в конверт, Эммануэль вытащил из кармана небольшую изящную табакерку: на ее крышке тоже были изображены две перламутровые рыбы, игравшие в радужно переливавшихся струях. И они тоже плыли навстречу друг другу.

— Все верно, — удовлетворенно кивнул Мирадор. — Где Шарль?

— Тоже пересиживает, — доливая вино в стаканы, откликнулся нотариус.

— Возьмешь его, — приказал гость. — Он ловкий малый. Когда ты сможешь с ним увидеться?

— Через несколько дней. Его сейчас нет в Париже. Нам нужно торопиться? Тогда я отправлюсь на поиски Шарля немедленно.

— Шарля придется искать? — Мирадор недовольно поморщился.

— Нет, — успокоил Фиш. — Просто он отъехал и скоро вернется. Мне известна его берлога.

— Ладно, время пока терпит. Возьми. — Гость подал Эммануэлю еще два конверта: один тоненький, а второй пухлый. — Тут деньги и адрес. Как только вернется Шарль, тут же начинайте.

Нотариус бережно спрятал конверты во внутренний карман сюртука и, наклонившись к Мирадору, понизил голос:

— Ты можешь мне сказать, чего он хочет на этот раз?

Гость взял Фиша за ухо, притянул его голову к своим губам и шепнул несколько слов.

— Мой Бог! — отшатнулся правовед. — Определенно, кто-то из нас выжил из ума!

— Тс-с-с! — Мирадор приложил палец к губам. — Допивай вино и пошли. Надеюсь, ты можешь оставить свою контору?

— С превеликим удовольствием. — Эммануэль допил вино, взял трость и шляпу. — Куда мы отправимся?

— В какое-нибудь кафе.

— Лучше в ресторан, — немедленно предложил Фиш. — Там есть отдельные кабинеты.

— Отлично, — согласился Мирадор. — Там я и введу тебя в курс дела…

Из форта выступили затемно, рассчитывая до наступления знойного пекла пройти как можно большее расстояние. Заспанный отец Иоанн на скорую руку отслужил напутственный молебен. Тонкими, невесомыми струями плыл синий дымок росного ладана, смешиваясь с терпкими ароматами дикой степи. Заскрипели тяжелые ворота укрепления, и через них потекла в предрассветный сумрак жидкая цепочка хмурых, невыспавшихся казаков За ними пропылила пароконная повозка с геодезическим имуществом. На ее козлах сидели Епифанов и Рогожин.

Последними выехали на казачьих лошадях Денисов, фон Требин и Кутергин. Рядом с ними шел комендант Тученков, решивший проводить уходивших в неведомое.

— Ну, с Богом! — Он поочередно обнял спешившихся офицеров, царапая их небритой щекой. Ненадолго задержал в своей ладони руку Федора Андреевича и глухо сказал: — Берегите себя, голубчик. Знаете, береженого и Бог бережет. Ладно, езжайте, а мы тут вас ждать станем. Да Денисова-то слушайте, он худого не присоветует!

Услышав совет коменданта, хорунжий только весело оскалился и одним махом взлетел в седло. Поправил ремень шашки, разобрал поводья и нарочито грубовато пробасил:

— Долгие проводы — лишние слезы. Здоровьица вам, Петр Петрович!

Немного отъехав, Кутергин не выдержал и оглянулся — к воротам форта, светлея непокрытой седой головой, четко, как на параде, вышагивал комендант Тученков.

— Пошли, пошли! — Денисов слегка хлестнул плетью коней фон Требина и капитана. Резвые лошади сразу рванули рысью, нагоняя успевших уйти чуть не на версту казаков и повозку. — Не оглядывайся, капитан, не то путя не будет! — Хорунжий подмигнул и лихо сдвинул лохматую папаху набок.

Где-то среди растянувшихся по еще сумрачной степи всадников вдруг словно сама собой возникла песня. Казаки пели протяжно, слаженно, оттеняя каждое слово верно взятой нотой. Федор Андреевич поразился, что так могут петь люди, никогда не учившиеся музыке.

Соловей кукушку уговаривал-да,

Полетим, кукушка, в теплые края-да.

Мы совьем, кукушка, себе гнездышко-да,

Выведем, кукушка, два детеныша-да,

Тебе — кукушонка, а мне — соловья-да…

Песня росла, ширилась, расцветала многоголосьем. Основную мелодию вел высокий чистый тенор, которому могли бы позавидовать многие профессиональные оперные певцы. Ему глухо и гулко вторили басы, а между ними красиво переливались подголоски, подхватывая слова, поднимая мелодию все выше и выше — к голубеющему небу.

Федор Андреевич заслушался, привычно покачиваясь в седле. Поручик фон Требин тоже притих, зачарованный пением, а Денисов ласково щурился и поглаживал окладистую бороду.

— Во как дишкантил, — с гордостью сказал он, когда песня кончилась. — Талант у шельмы!