A.D. 999 - Белл Жадриен - Страница 30

— Разорви ее! — рычал Фенрир, натягивая ленту Глейпнир.

Локи присмотрелся. Лента была тонкая, словно сделанная из паутины, и непрочная на вид. Но даже мускулистый волк не смог порвать ее, несмотря на все старания.

— Будь они прокляты, — прохрипел Локи. — Будь они прокляты за свою трусость. Сын, я не могу порвать ленту. Рагнарёк еще не наступил, иначе я бы сам освободился от своих пут и был в собственном теле, а не в этом, позаимствованном. Но есть и другие способы, не требующие силы.

Сдерживая дыхание, Фенрир замер, пока Локи ощупывал ленту на его шее. За долгие столетия она затянулась еще сильнее, но Локи все же взялся за узел. Магия здесь не нужна. Пророчество определило, что Глейпнир будет разорван только с наступлением Рагнарёка. В нем ничего не говорилось об умелых, терпеливых пальцах, способных просто развязать узел. Локи уже знал, что любое пророчество можно обойти.

Наконец Локи рассмеялся и, стащив яркую ленту, подбросил ее вверх. Она заплясала, подхваченная ветром. Фенрир взвыл от радости и запрыгал, почувствовав долгожданную свободу. Отец с гордостью наблюдал за сыном. Фенрир был прекрасен.

Внезапно волк остановился.

— И это все, что требовалось, чтобы освободить меня?

— Королеве запрещалось прикасаться к тебе.

— Она так и сказала. Но это мог бы сделать кто-то другой. Однако никто не пришел помочь мне. А ведь я не причинил вреда никому из Эзира.

Улыбка исчезла с лица Локи.

— Зато я с ними не церемонился, — торжественно сказал он. — Тебя привязали не из-за того, что ты сделал, а из страха перед тем, что ты сделаешь.

Глаза Фенрира стали наливаться красным. Он сердито зарычал.

— Тор поплатился за это рукой.

— У тебя будет возможность отомстить, — пообещал отец. — Но сначала нам нужно выполнить кое-какие обязательства. Я нашел союзника. Он помог мне освободиться и позволил освободить тебя. Мы разбудим твоего брата, спящего в глубоком озере и мечтающего, как и мы, о дне мщения. Мы призовем твою сестру. Все вместе, вчетвером, мы поможем Анджело уничтожить его мир, а потом сможем уничтожить наш.

Что-то похожее на печаль коснулось Локи при этих словах. Конец мира означает и его собственный конец, и гибель детей. Но такова судьба. Что толку сидеть и ждать, любуясь сыном.

Нет, так не пойдет. Лучше действовать, приближая час собственного уничтожения, чем терпеть и ничего не делать. Лучше, подобно падающей звезде, погибнуть в сиянии огня, чем лежать в холоде и оплакивать то, чего не может быть.

— Ты тоже часть плана Анджело, — сказал он Фенриру. Волк, всегда падкий на лесть, довольно высунул язык.

— Подойди ко мне, и я помечу тебя, как мне было указано.

— Зачем мне метка? Меня ведь и так все знают — грозный Волк Фенрир.

— Теперь тебя будут знать не только как Фенрира, но и под другим именем. И ты будешь внушать вдвое больший ужас.

Обещание пришлось по вкусу Фенриру, и он покорно опустился перед отцом. Локи положил руку на лоб волка. Опаляющий жар хлынул из человеческих пальцев, но зверь стоически вынес боль, не издав ни звука. Локи ощутил запах горелой плоти и паленого меха и услышал слабое потрескивание.

Ему тоже было больно, но он лишь крепче сжал зубы. Что значит легкий ожог по сравнению с вековыми муками, которые выпали на его долю в глубине земли.

Вот и все. Локи поднял руки и потрепал сына, рассматривая то, что получилось. Ничего особенного, всего лишь несколько черточек и линий. Римские цифры, так называл их Анджело. Кто такие римляне? Анджело также сказал, что люди, живущие в этом месте, называемом Англией, сразу узнают символ, и он вольет страх в их сердца.

А страх — это то, к чему Локи относился с большим одобрением.

ГЛАВА 9

Женщина-язычница первой пришла в себя.

— Спасибо за веру в мои способности, брат…

— Элвин. Из аббатства Святого Эйдана в Чесбери. Ваши, хм, целительные таланты весьма кстати, госпожа…

— Кеннаг ник Битаг. Из деревни Глиннсад. — Она помолчала, нахмурив рыжие брови. — Способности у меня есть, брат Элвин, но проходить через людей я не умею.

— О! — Он покраснел и тут же отступил в сторону. Бросив недовольный взгляд на Улреда — Элфрик спешно удалился, — Кеннаг вошла в дом.

— Где он?

Элвин кивнул в сторону Вульфстана. Кеннаг решительно направилась к больному, монах последовал за ней. Опустившись на колени перед лежащим без сознания епископом, она начала осматривать его.

Элвин уже открыл рот, собираясь выразить протест против того, как целительница бесцеремонно ощупывает Вульфстана, но его остановил суровый взгляд. Несчастный и беспомощный, он сел неподалеку, наблюдая за тем, как Кеннаг понюхала сначала дыхание епископа, потом приложила ухо к его груди и наконец, подняв веки, заглянула в невидящие голубые глаза Вульфстана. Похоже, она знала, что делает. Ровена тихонько сидела рядом, внимательно посматривая на гостью своими необычными глазами.

Женщина, вторая половина пары, которая должна остановить Сатану. Язычница. Элвина охватило сомнение. Может быть, все это только сон или, что еще хуже, уловка врага с целью убить епископа руками его, Элвина. А может быть…

— Маловерный… — пробормотала, полузакрыв глаза, Ровена. Он изумленно посмотрел на кошку. — У тебя все написано на лице, брат. Ты сомневаешься в женщине и сомневаешься в себе. Верь, брат.

Залившись краской смущения, Элвин прикусил губу. Получить упрек за недостаток веры от кошки? Все это стало походить на плохую комедию, и он не удивился бы, если бы Господь явил свой гнев, поразив всех троих — его самого, язычницу и кошку — на месте.

Между тем Кеннаг решительно сняла повязку с ослабленного и худого тела Вульфстана. Громко вскрикнув, Элвин подался вперед и схватил ее за руки.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь помочь твоему другу. Позволь…

— У него сломаны ребра, и повязка…

— Я вижу сама, глупец! Позволь мне делать то, что я умею, да поразит тебя огонь Бригады!

Женщина ловко вывернула руки, и в пальцах Элвина остался только воздух.

Охваченный отчаянием, он вернулся на место. Кеннаг сняла верхнюю одежду, и перед глазами монаха предстала соблазнительная фигура, обтянутая длинным цветным платьем. Женщина развязала мешочек и достала из него кувшин.

Хлынувший из сосуда аромат напомнил Элвину о меде, цветах, лете. Он забыл о роскошном, притягательном теле, о водопаде рыжих волос, о ранах Вульфстана и даже о том, почему сам находится здесь. Элвин вдыхал запах лета и думал о тех восхитительно теплых, мягких днях и ночах, когда ритм жизни в аббатстве без всяких усилий сливался с ритмом благословенного Богом мира.

— Вытри лицо, брат Элвин, — тихо сказала Ровена, выводя его из блаженных мечтаний.

По его щекам текли слезы. Монах отер их ладонью. Он посмотрел на Кеннаг. Ее лицо смягчилось, утратив коварное выражение, в улыбке не было и намека на презрение. Взяв немного мази, она медленно и осторожно начала втирать ее в тело Вульфстана. Элвин не сводил с женщины глаз. Желание протестовать прошло, изгнанное пьянящим запахом, будившим чувства. Нежными движениями она касалась поврежденного тела епископа в тех местах, где кожу прорвали сломанные кости. Ее пальцы словно порхали над изувеченной плотью.

— А теперь, — негромко сказала Кеннаг, — можно заново наложить повязки.

Она закупорила кувшин, и аромат ослаб, но не исчез полностью.

Взгляд Элвина переместился с тела Вульфстана на его собственную бесполезную левую руку.

— Мазь излечивает то, что сломано, — донесся до него участливый голос Кеннаг, — но не может вернуть жизнь тому, что мертво.

Стыд переполнил Элвина. Стыд за увечную руку, за тщетное желание видеть ее здоровой, за то, что женщина так легко угадала его сокровенные, непристойные мысли.