A.D. 999 - Белл Жадриен - Страница 1

Жадриен Белл

A.D. 999

ПРОЛОГ

Этельред наблюдал, как снежинки, лениво кружа, опускаются на землю; каждая пушистая крупинка добавляла свою особую искорку к белому одеялу, уже покрывшему внутренний двор. Снег выпал внезапно несколько часов назад и теперь белым саваном лежал на нежных зеленых ростках и побегах, которые проклюнулись совсем недавно.

Мальчик прижал личико к отверстию в окне и схватился руками за холодный каменный подоконники; мороз румянил щеки и превращал дыхание в туман. Ребенок знал, что скоро ему станет холодно и придется вновь обратить внимание на комнату, куда мама, королева Эльфтрит, привела его нынешним утром. Она дала сыну наказ оставаться здесь и размышлять обо всех прегрешениях, которые ее десятилетний отпрыск умудрился совершить за один-единственный день.

Этельред находился в верхней части наблюдательной часовни замка. Первый этаж предназначался для семейных служб — именно там краснощекий деревенский священник, отец Одо, проводил ежеутренние молитвы. Второй этаж — для слуг, а посему обстановка здесь была непритязательной: грубо сколоченные скамьи и совсем мало украшений. С аскетизмом обстановки резко контрастировало огромное, во всех деталях выполненное изображение окровавленного Христа, висящего на распятии — такого же размера, как и то, что располагалось в семейной часовне. Большие восковые свечи, в два фута высотой и толщиной с руку взрослого мужчины, обеспечивали освещение и обогрев комнаты.

Губы у Этельреда замерзли, и он задрожал. Мальчик неохотно оторвался от окна, закрыл ставни, отгораживая себя от снежного вечера, и торопливо вернулся в самый дальний от мерцающего света свечей угол. Там он присел на пол и съежился, все еще дрожа от холода, цепко вцепившегося в одежду и кожу, глядя на крошечные язычки пламени и чувствуя, как быстро бьется сердце в его маленькой груди.

Этельред ненавидел свечи.

Обучавший его монах никак не мог взять в толк, почему Этельред, ребенок с живым умом и достойным поведением, разительно меняется, если занятия затягиваются до вечерних часов. Однажды брат Вулфред попробовал объяснить мальчику назначение отметок на свечах: мол, предок принца, король Альфред Великий, разработал их так, чтобы они сгорали на определенную длину за определенное время.

Этельред же тупо смотрел на него в страхе, не желая, да и будучи не в состоянии открыть наставнику причину своего ужаса. Даже в столь нежном возрасте Этельред сознавал, что брат Вулфред не поймет его. Для монаха-бенедиктинца свечи представлялись возможностью привнести собственный свет Бога в обиталище человека и разумным способом отметить прохождение времени. Этельред никогда не мог заставить себя произнести, что они означали для него.

Но когда-нибудь, утешал себя мальчик, он станет взрослым. При этой мысли нежные губы мальчика как бы затвердевали, а голубые глаза уже более не фокусировались на свечах, видя вместо них сцены из идиллического будущего. Да, он станет взрослым мужчиной, и в его замке никогда-никогда не будет никаких свечей, как не будет и матери, которая хватает длинные толстые штуковины, орудуя ими, будто дубинами, и зажигает их…

Мальчик вздрогнул и рывком поднялся на ноги. Воздух. Нужен воздух, свечи сжигают воздух и…

Он распахнул ставни и хватанул ртом ледяного воздуху. Вот, теперь лучше. По-зимнему холодный вечер, облагороженный снегом, имел чистый, непорочный запах.

Биение его сердца несколько замедлилось, и Этельред, стараясь не думать о ненавистных свечах, обратил свои мысли на приближающийся приятный вечер. Еще днем оруженосец короля Эдуарда, прискакавший впереди свиты своего сеньора, сообщил приятнейшую новость: «Его величество желает лично засвидетельствовать почтение своему единокровному брату, принцу Этельреду». Столь благая весть вызвала в замке Корф лихорадочную деятельность.

Эльфтрит, казалось, гораздо больше обрадовала сия новость, чем того ожидал Этельред, и это несколько удивило мальчика. Он хорошо знал, что между двумя женщинами, делившими, каждая в свой черед, супружеское ложе с покойным королем Эдгаром, отношения были очень напряженными, хотя мать Эдуарда умерла при родах задолго до того, как родился Этельред.

Ненависть Эльфтрит не умерла вместе с ее соперницей. Когда Витан, королевский совет, провозгласил совереном Эдуарда, а не Этельреда, Эльфтрит пришла в бешенство. Этельред, в ту пору семилетний ребенок, помнил многие ночи, когда он лежал, свернувшись калачиком, под одеялами и слышал, как мать в бессильной ярости клянет Эдуарда и «эту суку, которая породила его». В те дни Эльфтрит нередко изливала свой гнев на сына, пуская в ход то розги, то руки с острыми ногтями или, что хуже всего, ужасные свечи.

Между Эдуардом и Эльфтрит частенько случались шумные перепалки, поскольку и Эдуард отличался вспыльчивым и необузданным нравом. Однако сам Этельред никогда не становился мишенью для нападок со стороны царственного родственника. Темноволосый, стройный молодой король смягчался при виде младшего брата и при встречах часто дарил ему игрушки или угощал чем-то вкусненьким.

Уже почти стемнело, но снег по-прежнему мерцал, будто сумев ухватить и удержать дневной свет. Этельред увидел, что по узкой дороге, пролегающей меж гор и соединяющей замок с городом, движутся маленькие фигурки.

Глаза мальчика радостно загорелись, и он моментально забыл о зловеще пылающих позади него свечах. Носки башмаков заскребли по стене, когда он попытался взобраться повыше. Несмотря на холод, Этельред высунул голову и плечи в окно, чтобы лучше разглядеть происходящее во дворе.

А там, внизу, слуги вынесли несколько факелов и начали разжигать их. Как по волшебству, огни подпрыгивали от факела к факелу, и здоровое красное тепло рассеяло обреченное белое сияние снега.

Губы Этельреда растянулись в широкой улыбке, когда он услышал голос короля Эдуарда, взывающего об оказании ему приема. Большие ворота со скрипом отворились, и молодой король верхом на прекрасном коне, сияющем почти такой же белизной, что и снег, гордо въехал во двор. Всего два оруженосца сопровождали его, и это показалось Этельреду странным. Обычно свита короля Эдуарда состояла из нескольких десятков человек. Эльфтрит частенько жаловалась насчет того, какие большие расходы она несет, принимая своего пасынка в качестве гостя.

— Эдуард! — громко крикнул Этельред, но ветер унес его зов прочь.

Мальчик, ухватившись одной рукой за подоконник, неистово замахал другой. Эдуард и теперь не заметил его.

Люди Эльфтрит встали по стойке «смирно» у ворот, однако и не думали закрыть их от вторгающейся ночи. Сама королева уже шествовала по двору, чтобы встретить своего пасынка и сеньора; в руках она держала приветственный кубок, от которого исходил пар. Скромный шарф покрывал густые, темные распущенные волосы, а изгибы ее тела скрывались под складками широкой мантии. Она присела в глубоком реверансе.

— Добрый вечер, ваше величество! Мы рады приветствовать вас в Корфе. Прошу вас, испейте нашего гостеприимства.

Эдуард приподнял бровь, и на его разрумянившемся лице промелькнула усмешка, которую так любил Этельред…

— Как вы любезны, дорогая мачеха. Ну что же, горячий напиток сейчас действительно не помешает.

Эдуард протянул руку в перчатке, чтобы взять кубок с горячим вином, и клубы пара окутали его лицо. Поднимая кубок, король наконец-то увидел своего единокровного брата, неистово жестикулирующего из окна второго этажа, и радостно улыбнулся.

— Этельред! — крикнул он потеплевшим голосом. — Осторожно, братишка, оттуда долго падать!

Салютуя мальчику кубком, Эдуард не заметил легкого кивка королевы одному из слуг, который приблизился к коню короля.

Этельред взвизгнул от удовольствия, купаясь в волнах благодарности к своему величественному брату, который публично приветствовал его и выказал заботу о нем.