Испытание адом - Вебер Дэвид Марк - Страница 90

Их взгляды скрестились, и Парнелл первым отвел глаза.

– Поделом мне, адмирал Харрингтон, – сказал он, помолчав, и посмотрел на Кэслета. – Прошу прощения, коммандер. Я на Аиде уже давно, но прибывавшие сюда после моего прибытия политические рассказывали, под каким давлением находятся офицеры. Так что, возможно, на вашем месте я и сам…

Он осекся, задумался, а потом, пожав плечами, заключил:

– Да, будем честными. На вашем месте я бы не высовывался, исполнял, по мере сил, свой долг и постарался остаться в живых. Я порой забываю, – он рассмеялся, и смех его прозвучал почти естественно, – что если тебя все равно так или иначе должны убить, сделать «выбор» между смертью и бесчестьем чуточку полегче.

– Сэр… адмирал Парнелл! – начал Кэслет. Он умолк, закрыв глаза, и открыл их лишь по прошествии нескольких секунд. – Сэр, мы все считали, что вы погибли. И вы, и адмирал Роуллинз, и адмирал Хорнер, и вице-адмирал Клермон, и адмирал Тревелин… Все произошло мгновенно, сэр! Ничто не предвещало беды, и вдруг… президента нет, правительство сменилось, война с Мантикорой…

Он снова умолк, перевел дух и, глядя Парнеллу прямо в глаза, очень тихо произнес:

– Мы должны были не позволить этому случиться, но все произошло так неожиданно, и…

– Довольно, коммандер, – оборвал его Парнелл, хотя на сей раз его голос прозвучал почти мягко. – Вы были не в том чине, чтобы позволять или не позволять случиться событиям такого масштаба. Другое дело я. Но не вы. И не стоит вам так уж проливать слезы по старому режиму – это, опять же, больше пристало мне. Насколько мне известно, никто из моих близких не уцелел. Возможно, я ошибаюсь. Надеюсь, что ошибаюсь. Правда, остаться в живых кто-то из них мог, лишь укрывшись от БГБ в подполье, а это…

Он пожал плечами и умолк.

– Но наш старый режим – он прогнил до основания, – продолжил адмирал после недолгой паузы. – В противном случае шайке Пьера не удалось бы провернуть свою аферу. Черт побери, коммандер, мы, наверху, прекрасно знали, что система рушится! А вот как ее укрепить, не знали, потому и позволили гнили распространяться все дальше и дальше, пока Пьер не положил конец нашему правлению. Но мы точно знали, что делаем, посылая таких, как вы, на захват соседних звездных систем, прекрасно знали… И, признаюсь, об этом я не жалею.

Заметив, как напрягся Рамирес, Парнелл слегка улыбнулся.

– У нас не было другого выхода, – сказал он извиняющимся тоном. – В другие игры мы играть не умели, а в эту – и я до сих пор, представьте, испытываю определенную гордость – играли неплохо.

Рамирес стиснул зубы, но промолчал. В кабинете воцарилось молчание.

– Простите, адмирал, – сказал через некоторое время МакКеон, – но вы, кажется, сказали, что убийство Трека значилось в вашем списке под вторым номером.

Глаза адмирала лукаво блеснули.

– В таком случае, возможно, вы не откажетесь сообщить нам, что было первым?

– Разумеется, коммодор, – вежливо ответил Парнелл. – Видите ли, моя неприязнь к Трека носила личный характер, в связи с чем его устранение и оказалось задачей номер два. А вот задачей номер один я поставил себе рассказать всей Галактике о том, что поведал Трека между делом, пока убивал коммодора Перо и калечил молотком мою руку.

– И о чем же он вам поведал? – учтиво осведомился МакКеон, когда Законодатель сделал паузу.

– О том, кто в действительности стоял за убийством Гарриса, – спокойно ответил Парнелл. – Ведь флот не имел к этому ни малейшего отношения.

Кэслет резко вздохнул, и бывший главнокомандующий бросил на него снисходительный взгляд.

– А вы что, коммандер, не догадывались? И вправду верили, будто мы способны на такое безумие, да еще во время войны?

– На первых порах нет, – тихо сказал Кэслет. – Но потом, после всех этих свидетельств и публичных признаний… Такое казалось невозможным, сэр, но вместе с тем…

– Понимаю, – сказал Парнелл. – Мне и самому на какое-то время голову заморочили, что уж говорить о вас. Но нет, коммандер, убийство организовали не мы, не флот и не Законодатели. За ним стояли сам Пьер, Сен-Жюст и Корделия Рэнсом. Таким способом они обезглавили правительство и дискредитировали флот – единственную силу, способную их остановить.

– Dios… – прошептал Рамирес.

Парнелл выжидательно посмотрел на Хонор.

– А вас, адмирал, это, похоже, не удивило, – заметил он.

– Не очень, сэр, – подтвердила она. – Наши разведывательные службы подозревали что-то в этом роде, однако по причине отсутствия доказательств руководство приняло решение воздержаться от голословных заявлений. Полагаю, в тех обстоятельствах это было верное решение. Любое выступление, не подкрепленное уликами, было бы воспринято в Народной Республике как пропагандистское и клеветническое; оно могло лишь подорвать доверие к любой исходящей от нас информации.

– Понятно. Но теперь-то вы, надо думать, знаете, что здесь, в Аду, находится как минимум дюжина человек, способных, как и я, подтвердить данный факт. Более того, где-то в базе данных должны сохраниться записи допросов: найдите их, и вы получите необходимое подтверждение из уст самого Трека.

Уорнер Кэслет тяжело вздохнул. Парнелл уперся в него взглядом, молодой человек открыл рот, но закрыл его, так ничего и не сказав. Адмирал печально улыбнулся.

– Трудно смириться с изменой, правда, коммандер? Как может адмирал, принесший присягу отечеству, в военное время выдавать врагам политические тайны Республики?

– Сэр, решать вам, – заговорил наконец Кэслет. Глаза его беспокойно блестели, лицо, несмотря на загар, побледнело. – Господь свидетель, не мне вас судить. Судя по рассказанному вами, Республикой управляют предатели и убийцы. Я… честно говоря… я догадывался об этом и до вашего рассказа. Но я, как и вы, принес присягу, и Республика, кто бы ею ни правил, остается моей родиной. Сэр, если я лишусь этого, у меня вообще ничего не останется!

– Сынок, – устало вздохнул Парнелл, – пойми, нет у тебя никакой родины. Если тебя угораздит вернуться домой, ты очень скоро снова окажешься в Аду, и это – в лучшем случае. А скорее всего тебя просто шлепнут, потому что, просто разговаривая с этими людьми… и со мной, ты уже совершаешь страшное преступление. И вот еще что, коммандер. Республика не заслуживает верности таких славных ребят, как ты, потому что сама она никогда не была верна своим защитникам. Не была, когда ею правили люди вроде меня, а уж при нынешней власти и подавно.

– Не могу с вами согласиться, сэр, – хрипло возразил Кэслет.

Хонор уловила за его словами боль, разочарование и, главное, мучительное подозрение: кажется, он все-таки мог с этим согласился. Хуже того, в глубине души уже согласился. А значит, как бы это ни было тяжело, должен перестать прятать голову в песок, собраться с духом и принять осознанное решение.

– Наверное, не можешь, – сказал Парнелл, не желая давить на молодого офицера. – Но из этого отнюдь не следует, что я не прав. Хотя, – он покачал головой, – кажется, некая толика этого прекраснодушного идеализма до сих пор липнет и ко мне. Поразительная вещь. – Он покачал головой. – Сорок лет службы, десятки кровопролитных кампаний – черт побери, ведь это я предложил начать нынешнюю войну! – наконец, арест, пытки, восемь лет Ада. Но где-то в глубине души мне до сих пор хочется верить, будто я служил не пьяной продажной шлюхе, а божественно прекрасной леди, за которую не жалко отдать жизнь.

Он тяжело вздохнул и снова покачал головой.

– Но увы, сынок, она не леди. Давно уже не леди. Возможно, когда-нибудь она снова станет чистой и прекрасной – как раз для этого ей потребуются такие люди, как ты, люди, которые станут преобразовывать ее изнутри. Но ты, коммандер, в этом участвовать не сможешь… так же как и я. По той простой причине, что, как бы мы к ней ни относились, она, стоит угодить ей в руки, тут же убьет нас обоих.

Он умолк, и в помещении воцарилась тишина. Хонор переглянулась со своими офицерами и, прокашлявшись, спросила: