Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Флагман в изгнании - Вебер Дэвид Марк - Страница 19


19
Изменить размер шрифта:

Он вздохнул и подошел к окну. Над столицей опускалась тьма, и на улицах загоралось вечернее освещение. Пьер снова задумался над тем, что заставило создателей системы БЖП вызвать к жизни это чудовище. Огромные башни горели огнями на фоне малиново-золотого заката Хевена, и, несмотря на всю решимость, он ощутил бренность свою и всех своих замыслов. Система была огромна, управлявшие ею силы почти не поддавались расчетам, а он был и ее продуктом, не только палачом. Пьеру было девяносто два стандартных земных года, и он тосковал по своей юношеской уверенности, по времени, когда система работала, хоть как-то, но работала… В глубине души он понимал, что она была обречена задолго до его рождения. Молодой Пьер верил в то, что государство может обеспечить каждого гражданина гарантированно достаточным или даже более высоким уровнем жизни, вне зависимости от того, какова производительность этого гражданина. Поэтому его и охватил гнев, когда он осознал пустоту и беспомощность этой системы. Именно гнев питал его амбиции, заставил его вырваться из толпы живущих на БЖП и стать одним из самых влиятельных менеджеров Долистов, и он это знал. Знал он и то, что неутолимый гнев, желание наказать власть имущих за их ложь и смерть его единственного ребенка превратили его в молот, вдребезги разбивший систему.

Он невесело рассмеялся. Да уж, разбил он систему. Он именно это и делал – стер с лица земли власть Законодателей молниеносной бомбардировкой и кровавыми погромами. Он уничтожил старый офицерский корпус как на флоте, так и в морской пехоте, раздавил все источники организованной оппозиции. Многоголовая гидра органов безопасности Законодателей была раздроблена, а затем слита в единое целое, в могучее Бюро государственной безопасности, подчиненное персонально ему. Он добился всего этого меньше чем за один стандартный год, ценой тысяч жизней, о которых он предпочел бы не вспоминать… а система только злобно усмехалась в ответ на все его старания.

Когда-то Республика Хевен – не Народная, просто Республика – была душой целого квадранта Вселенной. Она была ярко горящим маяком, богатой и процветающей культурой возрождения, которая соперничала со Старой Землей как интеллектуальный центр человечества. Но этот мир умер. Не в руках иностранных захватчиков или варваров с неизведанных территорий, а в собственной постели, пав жертвой наилучших устремлений. Этот мир пожертвовал собой во имя равенства. Равенства не возможностей, а конечных результатов. Республика осудила свое богатство и неизбежное неравенство членов любого человеческого сообщества и решила все это исправить. Каким-то образом сумасшедшие стали управлять психушкой. Они превратили Республику в Народную Республику – огромную безумную машину, которая обещала своим жителям все сразу и побольше, независимо от того, что они заработали сами. И попутно они построили бюрократического титана, пожирающего самого себя и способного прихлопнуть любого реформатора, как мошку.

Роберт Пьер бросил вызов этому титану. Он пролил кровь людей, которые должны были управлять машиной и обеспечивать ее правильную работу, сконцентрировал вокруг себя больше власти, чем было у любого Законодателя (а может, и у всех у них, вместе взятых), и все это ровно ничего не значило. Людьми управляла машина, а машина осталась на месте. Он был осой, жужжащей над усеянным червями разлагающимся трупом некогда великой нации. У него было жало, но он мог жалить только одного червяка за раз, а на месте одного уничтоженного немедленно появлялся десяток новых.

Пьер негромко выругался, уперся в окно кулаками и наклонился поближе к прочному пластику. Он прижал к нему лицо, закрыл глаза и снова выругался, на этот раз более грубо. Слишком далеко зашло гниение. Слишком много рабочих деды и отцы нынешних Законодателей вышвырнули с рабочих мест во имя равенства, слишком сильно оболванили систему образования во имя демократизации. Они приучили людей, сидящих на БЖП, к незыблемости нынешнего порядка вещей: единственная обязанность пролов состоит в том, чтобы родиться, дышать и получать пособие, а функция школ – в том, чтобы давать ученикам «самоутверждение» – что бы ни означало это слово – вместо образования. А когда правители поняли, что вспороли живот собственной экономике, что она неизбежно рухнет через несколько десятилетий, если они не отменят каким-то способом свои «реформы», то у них не хватило мужества признать свои ошибки.

Может, они, в отличие от Пьера, и смогли бы исправить свои ошибки, но не стали этого делать. Вместо того чтобы ликвидировать систему хлеба и зрелищ, так хорошо покупавшую голоса избирателей, и постепенно разбираться с последствиями такой отмены, они стали искать другие способы наполнить закрома системы социального обеспечения. Народная Республика занялась завоеваниями. Подминая ближайших соседей, Законодатели грабили их экономику, чтобы оживить труп Республики, и некоторое время эта тактика срабатывала.

Но это был лишь обман. В завоеванных мирах они вводили ту же порочную государственную систему. Выбора у них не было – они знали только один способ управления, – но завоеванные экономики подверглись отравлению так же неизбежно, как и сам Хевен. А необходимость выжать их досуха, чтобы поддержать экономику Хевена, заставила их пасть еще быстрее. Когда эти источники дохода иссякли, пришлось завоевать новые, а потом еще и еще. Каждая жертва давала короткий иллюзорный всплеск благосостояния, но вскоре и она становилась обузой, а не источником дохода. Законодатели пытались обогнать энтропию, но путей к отступлению они себе не оставили, а чем больше завоевания раздували Народную Республику, тем многочисленнее становились силы, необходимые для охраны и роста завоеваний.

Окружающая галактика видела только невероятные размеры Республики, огромную мощь ее военной машины, и соседи Хевена дрожали от ужаса, видя надвигающуюся на них неудержимую колесницу. Но Пьер не знал, видит ли кто-нибудь из них слабость, таящуюся в сердцевине этой колесницы. Заметили ли они рассыпающуюся экономику, которую придавливали к земле непосильная ноша БЖП и громадные расходы на армию? Республика превратилась в паразита, которому надо было уничтожать все больше и больше носителей, чтобы выжить. Но количество носителей не бесконечно, и, сожрав последнего, паразит погибнет сам.

Роберт Пьер заглянул под поверхность. Он увидел неизбежный исход, попытался его остановить и не сумел. Он попал в ловушку – будто слепой канатоходец, которому приходится бежать по проволоке, жонглируя дюжиной гранат. Он управлял машиной, но и она цепко держала его в своих челюстях.

Пьер отвернулся от окна и пошел к столу, продолжая перебирать в уме оставшиеся у него возможности.

По крайней мере, он добился того, чего не сумели добиться Законодатели, сказал он себе с горечью. Он пробудил низшие классы от апатичного сна, но проснулись они невежественными. Слишком долго они были трутнями. Их научили, что так и должно быть, и ярость их была направлена не на уничтожение старой системы и строительство новой, а на наказание тех, кто «предал» их, лишив «законных экономических прав».

Возможно, он сам был виноват в этом, потому что схватился за знакомые лозунги, когда оседлал громадного голодного зверя – Народную Республику. Он использовал выгодные и привычные пути ради выживания, использовал риторику людей вроде Корделии Рэнсом. Этот язык толпа хорошо понимала, а он боялся толпы. Он не мог скрыть этого от самого себя. Хоть он и презирал тех, кто довел ситуацию до нынешнего состояния, Пьер тоже боялся. Боялся неудачи. Боялся признаться толпе, что быстрых решений проблемы нет. Боялся, что этот зверь развернется и пожрет его самого.

Он ведь собирался провести настоящие реформы, устало вспомнил Пьер. Правда собирался. Но толпа хотела быстрых решений и простых ответов, и ей было все равно, что на самом деле мир устроен не так. Хуже того, толпа попробовала крови и обнаружила, как приятно уничтожать врагов. Она смутно начала понимать свою огромную дремлющую мощь. Толпа напоминала подростка со склонностью к убийству, управляемого порывами, которые ему самому не ясны, лишенного самодисциплины, которая могла бы обуздать эти порывы. Был только один способ не стать жертвой толпы – предложить ей другие жертвы.