Чего стоит мечта? - Вебер Дэвид Марк - Страница 15

Но, как и с любой другой технологией, просто загнать корректировку обратно в бутылку оказалось крайне сложно. Торо не мог представить, чтобы ему самому понадобились такие услуги. Внушить своему мозгу непреодолимое принуждение — даже по собственному выбору? Нет, спасибо большое. Он решил, что обойдется. Однако кое-кто именно так поступает, по самым разным причинам: от стремления избавиться от неизлечимой привычки до желания похудеть, а кто-то боялся, что побуждения в темных уголках души доведут его до преступления. Звездное королевство отвергало принудительную корректировку, но не мешало тем, кто добивался ее добровольно, и небольшая, строго регулируемая и находящаяся под пристальным присмотром индустрия психической корректировки существовала только для того, чтобы предоставлять услуги тем, кто в них нуждался.

Именно поэтому у Крогмана не должно было быть ни малейшей связи, включая просто нахождение поблизости, с молодым человеком с электронной книгой. В мозгу самого тупого охранника во вселенной зазвенит оглушительный сигнал тревоги, если известный корректировщик будет находиться рядом с «одиноким сумасшедшим убийцей», который сумел убить наследную принцессу Мантикоры.

Даже регистрация Крогмана как психокорректировщика в иммиграционной службе Мантикоры по приезде в Звездное Королевство уже включала в себя определенную долю риска. Но это было необходимо. Хотя Крогман никогда бы не выбрал своего собственного пациента — или любого, с кем он встречался с какой угодно целью — но ему нужен был доступ к больничным делам и необходимой аппаратуре. Лучший способ этого добиться — спрятаться у всех на виду за личиной зарегистрированного корректировщика с небольшой, но достаточной практикой, а настоящий Жан-Марк Крогман был обученным и компетентным корректировщиком в Солнечной лиге. Таким стал и нынешний Жан-Марк Крогман (хотя он придерживался гораздо более скромной роли, учитывая свою клиентуру), а поскольку настоящий Крогман больше не нуждался в своей личности, человек, носящий ее сейчас, позаимствовал ее без особых проблем или колебаний. В конце концов, только ему и «Генри Торо» известно о том, что настоящий Крогман мертв.

С такой удобной, внешне законной личностью, для теперешнего Крогмана оказалось проще простого создать эффективное прикрытие, и Организация — по мнению Торо, одно из самых банальных названий которое могла выбрать для себя местная организованная преступность — была рада заполучить своего собственного корректировщика. Преступным главарям все время требовалась корректировка для тех или иных целей, и они щедро платили за услуги Крогмана. С другой стороны, даже Организация была не в курсе внештатных дел, за которые иногда брались Крогман и Торо. Оно и к лучшему. Все-таки паре заправил Организации не повезло заполучить подчиненных с воображением, способных представить выгоду от того, если кто-то из его соперников вдруг, без всякой видимой причины, застрелит их общего босса (тем самым создав вакансию наверху), прежде чем погибнуть под ураганным огнем телохранителей этого самого покойного оплакиваемого босса.

Конечно, и Организация, и силы правопорядка прекрасно знали о том, как можно злоупотребить корректировкой, и это было одной из причин, почему закон не очень доверял этой профессии. Служащие королевского правосудия привыкли рассматривать возможность корректировки в каждом случае, где убийца «просто выходил из себя», и для обученного психиатра было относительно легко обнаружить признаки корректировки. Но именно поэтому Крогман и ему подобные требовали такой астрономической оплаты, так как настоящее их искусство заключалось в незаметности, осторожной вербовке, анонимности и запутывании следов.

Каждый полицейский знал, что корректировка может быть возможным объяснением почти для любого убийства, но хорошие корректировщики с преступными наклонностями были редки, и вся деятельность корректировщиков тщательно регулировалась. Из-за этого настоящие скорректированные убийцы встречались гораздо реже, чем предполагали авторы плохих детективов. В результате следователи предпочитали искать сначала более привычные мотивы, поэтому Крогман старался по возможности выбирать в качестве орудия кого-то имеющего мотив. Когда кто-то убивает того, кого всегда ненавидел, полиция смотрела на прошлое убийцы и жертвы и там находила их мотивацию, а не искала мистических и маловероятных причин.

Кроме того, Крогман предпочитал программировать орудия как камикадзе. Конечно, он не хотел, чтобы казалось, будто они намеренно стремятся к самоубийству — вот это могло навести гадкую, подозрительную полицию на мысль о корректировке — но было относительно легко запрограммировать кого-то сделать ошибку со смертельным исходом, если в дело вступали телохранители. Другим излюбленным методом Крогмана были убийства-самоубийства любовников, потому что они встречались так часто, что полиция считала их обычным делом. Только когда у него не было никакого другого выхода, он полагался на орудие без личного мотива для нападения, а тогда он всегда старался, чтобы убийца не пережил жертву.

Но главным ключом к успеху было никогда не забывать о том, что лучший способ избежать обнаружения — это с самого начала спланировать все так, чтобы никто не мог подозревать, что убийце приказали убить. Его нынешнее орудие было шедевром. Эту ликвидацию заказали больше земного года назад, и последние десять месяцев выбранный им молодой одинокий бродяга систематически выработал все признаки опасно одержимой личности. Его дешевые комнаты превратились в настоящий храм наследной принцессы Адриенны. Под влиянием «корректировок» Крогмана он начал со случайных, несвязных дневниковых записей и постепенно дошел до безумной одержимости принцессой. То, сколько времени он потратил на собирание своей коллекции фотографий, бумажных и электронных вырезок и дневников обязательно убедит любого, кроме разве что самого параноидального и неутомимого из следователей, в том, что это все действительно работа одинокого безумца.

Это была главная линия обороны Крогмана, и по его расчетам она должна выдержать. Если же нет, его второй линией защита была анонимность. Никто никогда не видел его вместе с бродягой, и он предусмотрел до мелочей, чтобы не существовало ничего, что бы даже косвенно связывало его с инструментом.

И конечно, он постарался, чтобы данный молодой человек ни в коем случае не пережил свою жертву.

Все это объясняло то, почему никто, кроме Торо, не мог осуществить нападение. Кто-то должен был это сделать, хотя бы из древнего принципа «простота — залог успеха». Человеческий разум — сложный механизм. В соответствующих обстоятельствах он может превозмочь даже самую глубокую и тщательную обработку, и чем корректировка сложнее, тем больше возможностей для разума скорректированного индивидуума найти щель в программировании и выскользнуть сквозь нее. Значит сложный пусковой механизм увеличивал риск неудачи экспоненциально, а они не могли позволить себе ни единой промашки в этой операции. Поэтому пусковой механизм был как можно проще: невинный визуальный ключ, который ни один следователь, изучающий запись камеры безопасности, не сможет связать с атакой.

В данном случае им был красный носовой платок в нагрудном кармане читающего газету и пьющего лимонад человека, и чихание.

Теперь остается только дождаться, пока мишень не припрется наконец сюда, чтобы Торо мог запустить орудие и покончить с этим делом.