Шпион, которого я убила - Васина Нина Степановна - Страница 41

Передние ряды партера заволновались. Послышались негромкие смешки. Солист не понимал, в чем дело. Он вопросительно поглядывал в суфлерскую будку и пел, расхаживая большими шагами по сцене.

Далила затряслась от тихого хохота. Ева отняла наконец бинокль и внимательно рассмотрела лицо Надежды в очках, серьгу в носу. И тоже засмеялась, когда увидела, как Надежда наклонила голову и посмотрела поверх очков на солиста, а потом поправила их медленным жестом. Минут через десять она, видимо, поняла, в чем дело, и постаралась спрятаться за спинами хористов. Теперь весь компромат составляли только торчащие над головой стоящего впереди нее мужчины три хвоста – зеленый, оранжевый и синий.

В секундной паузе, когда солист набирал воздух, передние ряды услышали странный звук – как будто рядом со сценой упало что-то тяжелое. Скосив глаза и привстав на цыпочки, Надежда проявилась еще раз для зрителей лицом, отягченным серьгой и очками. Она разглядела, что это свалился навзничь за кулисой, вероятно, в глубоком обмороке, помреж Михаил Петрович.

Когда «Скорая» наконец уговорила помрежа поехать в больницу, зареванную Надежду догнал на улице Марат.

– Не убивайся, – сказал он, обхватив ее за плечи. – Может, выкарабкается?

– А если нет? – глотала слезы Надежда.

– Тогда, боюсь, у нас в театре будет другой помреж.

– Заткнись, придурок! – вдруг неожиданно для себя обозлилась Надежда.

– Ого! Иди сюда и сама заткнись. – Марат дернул ее за руку, притянул к себе, и каким-то странным образом Надежда оказалась головой у него под мышкой. – Спать сегодня собираешься?

– Я… Я, наверное, поеду в больницу.

– Тебе же только что русским языком сказали раньше семи в больницу не соваться. Все равно ночью не пустят.

– Я на улице постою.

– Простынешь. Сляжешь. Кто будет тогда помрежу передачки носить? Так собираешься поспать или нет?

– Собираюсь, – задумалась Надежда, – наверное… А что?

– Я с тобой.

Надежда остановилась, выбралась из-под мышки Марата, отступила на два шага и внимательно рассмотрела мужчину.

– Ну? Сгожусь?

– Какой ты большой, – пробормотала она.

– Большой – не маленький! – многозначительно заявил Марат и протянул ей мотоциклетный шлем. – Куда поедем?

Надежда думала минуты две. Ей очень хотелось оказаться в тишине и чистоте квартиры помрежа, но вести туда Марата?..

– Комната четырнадцать метров тебя устроит?

– Ты сильно преувеличиваешь мои размеры! Я вполне могу выспаться на четырех квадратных метрах.

– Ладно. Поехали, – понуро согласилась Надежда, вспоминая, есть ли у нее дома чистое постельное белье.

– Чую, чую стойкий дух коммунального жилья! – закричал Марат, как только они открыли входную дверь.

– Тише! – Надежда даже присела от неожиданности.

– Почему? Кто-то спит в такую рань? Всего лишь полдвенадцатого!

– Да нет же! Потому что никто не спит! Не надо привлекать внимания.

– А так нечестно. Я – высокий, красивый, добрый и голодный. Почему я не могу привлечь внимание? Я же просто находка для одинокой женщины.

– Не сюда! – оттащив Марата за куртку, Надежда толчком указала ему на другую дверь, быстро отперла ее и подтолкнула мужчину в комнату. – Я думала, что ты хочешь спать, а не есть!

– Я всегда хочу есть. Где тут кухня?

– Не надо, – испугалась Надежда. – У меня и холодильник пустой!

– Холодильники не ем, – подмигнул Марат, уже выходя, – сиди спокойно и не дергайся. Я все сделаю сам!

Он нашел кухню по свету. Пробираясь в длинном коридоре, громко пел. В кухне быстро раскрыл створки всех полок, осмотрел, встряхивая, закупоренные банки, а в сахарницу на столе залез пальцем.

– Какой мужчина! – В дверях, покачивая бигудями, образовалась женщина почтенного возраста.

– Какой-какой… Голодный! – Марат, не обращая на нее внимания, открыл один холодильник, потом другой. Встряхнул пакеты с молоком.

– У Надежды пусто, тут вам не повезло. А у меня супчик есть грибной.

– Грибы не ем. – Марат стал спешить. Холодный супчик на плите он помешал половником. Огляделся.

– А я ем все! – Покачиваясь, в кухню вошел опухший невысокий толстяк.

– Хорошо, что у девочки наконец появилось что-то серьезное. – Старуха вытолкала толстяка и поспешно закрыла дверь. Толстяк корчил рожи за дверью, расплющивая красный нос и губы о стекло и барабаня в него пальцами.

– Неужели ничего съедобного? – бормотал Марат, вываливая теперь из стола посуду и ощупывая его изнутри.

– Я ведь уже стала беспокоиться, – доверительно сообщила соседка. – Сейчас такое время, понимаете, когда молодежь сбивается с правильного пути не по собственной безалаберности, хотя, конечно, и поэтому… А в большинстве просто следуя моде!

– Что вы говорите!..

– Ну да. Эти балерины, они же все лесбиянки! – соседка перешла на шепот. – И шастают сюда, и шастают! Молодой человек, – озаботилась она, наблюдая, как Марат залез под раковину и обследует там чистящие средства, – если уж такие проблемы с желудком, так и быть, я сварю вам яйцо!

– Спасибо, – Марат встал с колен и огляделся, – чайку достаточно. А вам Надежда случайно не отдавала на сохранение цветок?

– Цветок?!

– Ну да. В горшке, например?

– Что вы. В прошлом году у нее здесь в квартире потерялась черепаха. Скажу вам по секрету, черепаха заползла зимой ко мне в комнату и застряла там за батареей. Я не стала ничего говорить Надежде, куда ей следить за животным или цветком! Летом черепаха оттуда выпала и спряталась где-то в неизвестном месте. Может, заползет опять за батарею, когда затопят.

Марат присел, ощупал кухонную батарею снизу, потом внимательно осмотрел всю чугунную гармошку.

– Пожалуй, – задумчиво покивал он головой, – я запрусь в ванной минут на пятнадцать.

Послушав у дверей ванной минуты три, соседка на цыпочках пробежала по коридору, ворвалась к Надежде, быстро закрыла дверь и подперла ее собой.

– Надежда! – торжественно заявила она. – Ты жизни не знаешь, я понимаю, от него не отвести глаз – красавец, но он мент!

Опешившая Надежда села на тахту с ворохом грязного белья в руках.

– Поверь, я на свете пожила, многое повидала. Сколько, ты думаешь, мне лет?

– Милена, вы себя хорошо чувствуете?

– Прекрасно! Мне семьдесят лет! Почти.

– Ну что вы, Милена, а выглядите на шестьдесят девять…

– Здоровое чувство юмора – признак ума. Твой гость только что обыскал кухню, теперь потрошит в ванной коробки со стиральным порошком и роется в моем замоченном белье!

– Бред…

– Моего мужа, царство ему небесное, он был старше меня, расстреляли энкаведисты, уж я-то обысков в своей молодости накушалась, поверь. Он – мент!

– Марат – осветитель в нашем театре. Милена, вы никогда не рассказывали…

– Не отвлекайся! Может быть, он и осветитель, а все равно мент!

– Милена!..

– Докажу, не сомневайся. Что это тут у тебя? – Палец с длинным наманикюренным ногтем указывает на подоконник.

– Затрапезус уныниус, – автоматически отвечает Надежда, потом шумно выдыхает воздух и бросает ворох белья на пол. – Черт возьми, это цветок, восковой плющ, это зеркало, это…

– Ставлю пятьдесят на то, что твой красавец уронит горшок с цветком на пол!

– Зачем?

– Чтобы посмотреть, нет ли чего в земле! Я же тебе говорю, – Милена прислушалась и перешла на шепот, – он обыскивает все то, что, по его мнению, здесь плохо обыскала команда гэбистов в среду! Может, он его и не уронит, – Милена подходит к окну и рассматривает горшок с плющом, ковыряет землю под полусгнившим окурком, – но обязательно покопается! Он только что спрашивал, не отдавала ли ты мне на хранение цветок!

– Я ничего не понимаю, но все равно спасибо.

– Надежда!

– Ну что? – жалобно спрашивает вздрогнувшая Наденька.

– Не отдавайся ему сразу!

– Не буду…