Шпион, которого я убила - Васина Нина Степановна - Страница 36

– А что ты делала, когда выбежала из подъезда? – Ева выглянула из-за резинового плеча и вдруг увидела, как Марго покраснела – кровь прилила даже к ушам.

– Я? Мне стало плохо, я присела за углом… Давление подскочило. А потом я пошла по дороге, пока не подъехала тыква.

– Тыква?

– Да. Такси, в смысле. Желтое такси. Все! Я больше не могу разговаривать. – Она прижала ладони к щекам и быстро пошла по коридору.

– У вас сейчас сердце вывалится, – сказал кто-то рядом. Ева не видела кто. Она нащупала створки груди муляжа и закрыла их.

14. Балерина

На репетиции оркестра Надежда заснула. Она сидела в оркестровой яме, позади дирижера, на полу, и долго потом не могла понять, как ей вообще удалось заснуть под жуткую какофонию все время повторяющихся «начал» и «середин последнего акта».

Вечером давали «Годунова».

К двенадцати дня Надежда решила взбодриться кофейком, но мастер окликнул ее, на цыпочках пробирающуюся между костюмных стоек к выходу.

– Балерина, это к тебе!

Выпрямившаяся Надежда разглядела у его стола, ярко освещенного лампой в огромном полутемном помещении, двоих в штатском. Знакомого худого среди них не было. Эти были совсем молоденькие. Надежда про себя послала мастера в грязную задницу дохлой гориллы и вышла, волоча ноги.

Сначала ей предложили ознакомиться с предписанием и сунули в лицо бумагу из тонкой прозрачной папки. Надежда таращила глаза и честно пыталась понять, что там написано, но глаза притягивались двумя устрашающими печатями внизу. Оказывается, по этой бумаге, представителям Службы в лице… разрешено осмотреть рабочее место Булочкиной Н.Н. Да запросто! Надежда широким жестом обвела огромное пространство со стойками, а мастер под большой лампой кивками головы подтвердил: да, это все – ее рабочее место.

– А где конкретно стол? – поинтересовались служивые.

– Вот вам конкретно стол, – кивнул мастер. – А вот конкретно костюмы, в натуре, которые она без базара должна осмотреть на предмет повреждений и заранее подготовить на отдельную стойку, чисто по сегодняшнему спектаклю.

– Леон, ты только не волнуйся, – забеспокоилась Надежда, видя, как краснеет лицо мастера.

– А чего мне волноваться? Смотри, какие молодые да исполнительные ребята. Главное в их деле – чистоплотность, хотя они ее понимают, как чисто – массу на чисто – объем.

Задумчиво выслушав все это, агенты Службы поинтересовались, не собирается ли мастер чинить им препятствия при осмотре.

Леон развел руками. Когда стол был осмотрен со всех сторон, перед тем как заглянуть под столешницу, один агент долго осматривался, потом взял со стола мастера газету, постелил на пол и только после этого стал на газету коленками – началось ощупывание. Каждый сантиметр стола был ощупан, ножки простуканы, места креплений ножек изучены в подробностях с фонариком, после чего агенты впали в оцепенение обдумывания. Они осмотрели помещение со стойками, переглянулись.

– Что, личный досмотр? – поняла Надежда. – Куда пойдем? Ваши коллеги для этого всегда вели меня в кабинет помрежа.

Один из агентов ушел искать Михаила Петровича, второй остался для наблюдения за объектом обыска.

В кабинете Надежда привычно разделась догола, сама повернулась к сидящим за столом помрежа агентам спиной и наклонилась. Агенты задумчиво потупились. Бледный Михаил Петрович потребовал дать ему немедленно телефон их руководства и тут же был силой усажен на стул, чтобы не мешал ощупывать одежду, сброшенную Надеждой на пол. Помреж, застывший было в столбняке возмущения, очнулся, накинул на Надежду свой пиджак, после чего, пока один агент заканчивал ощупывание джинсов, второй осмотрел и пиджак, не снимая его, правда, с дрожащей девушки.

Наденька оделась. Помреж, когда попал наконец руками в рукава отданного ему пиджака, потребовал предписание, которое изучал с маниакальной медлительностью и тщательностью минут двадцать. Агенты терпеливо ждали, разглядывая афиши на стенах. Потом предписание аккуратно засунули в папку, вытащили другую бумажку и поинтересовались:

– Михаил Петрович К. – это вы? Тогда ознакомьтесь, пожалуйста, с разрешением на обыск вашей квартиры. Поймите правильно, никаким боком вы у нас не проходите, но уже несколько дней подряд вы входите в тесный контакт с наблюдаемой и предоставляете в ее распоряжение свою квартиру. Так что… Валидольчик или валерьянки?

Еще Михаилу Петровичу стоило иметь в виду, что если и в его квартире предмет поиска не будет найден, то в ближайшие дни агенты Службы будут вынуждены осмотреть все помещения в театре с металлоискателем. Все! И во время, удобное агентам. Независимо от распорядка дня в театре.

Михаил Петрович, катая во рту валидол, заявил, что в данный момент он находится на рабочем месте и покидать его не собирается, на металлоискатель плевал с высокой колокольни, тем более что в театре металла всякого – завались, год можно рыться. А вот если по их вине сорвется спектакль, то он напишет жалобу министру культуры. Тогда ему было предложено во избежание повреждений двери и замков отдать ключи от квартиры, которые после осмотра будут ему привезены на рабочее место. Помреж встал, удержал повелительным движением руки кинувшуюся было к нему Надежду и сказал, что он поедет и со всем разберется.

– По закону, – заявил он на лестнице, – вы должны объяснить человеку, подвергающемуся обыску, что именно ищете. На вашей бумажке стоит вверху номер дела и отдел Службы, который это дело ведет. Но нигде не написано, что именно вы ищете, раздевая ее каждый день.

– Да! – прорезался голос и у Надежды. – Может, эта ерунда какая, может, я ее сама добровольно вам отдам!

Агенты остановились и задумались. Потом достали телефоны.

– А можно и мне позвонить, у меня вот тут есть карточка работницы вашей Службы, она ее дала и разрешила звонить?! – возбудилась Надежда. – В прошлый раз я сама ей показала, где нашла костюм!

Ее отстранили подальше властным жестом, но на карточку Е. Н. Кургановой посмотрели внимательно. Дозвонившийся агент отошел на пару шагов, доложил, что он звонит из театра по делу Коупа, можно ли провести с объектом наблюдения Булочкиной Н. Н. доверительную беседу? «Так точно. Понял. Так точно». – Он убрал телефон и показал жестом идти к выходу.

– Только после всех предписанных обысков, – объяснил он.

– А подробней всего у нас объясняют, чего надо, вообще после задержания! – хохотнул другой.

Отчаявшаяся Надежда шла за помрежем и его сопровождающими до дверей служебного входа. Потом она потыркалась по театру и набрела на лихо размахивающую в вестибюле шваброй Кошелку.

– Ох, Надежда, и невезучая ты. Опять в кабинет водили? И чего они к тебе прискрыбались? Нашли, на кого скинуть все, да? Думают, как ты сирота, так никто и не заявит, если что с тобой случится?

– Господи, – Надежда сползла по стене на пол и обхватила голову руками, – что делать? Как же я устала!

– Их можно нейтрализовать только гласностью! – заявила Кошелка. – Как только хоть одна газета напечатает компромат, они тут же перестанут тебя таскать в кабинет. Так что, если ты чего знаешь, – иди в газету. Выбери, какую посерьезней, и иди. Слушай, а ты с нашим Петровичем серьезно или просто для разврата?

– Дура ты, Кошелка!

– Я-то дура, только меня, дуру, не раздевают догола каждый день в кабинетах! Так что послушай дуру. Если стащила чего, выбрось, а если обнаружила компромат, отдай в газету. Сразу прекратятся все обыски.