Сервис с летальным исходом - Васина Нина Степановна - Страница 49

— Почему?

— Он псих и опасен. Его поведение может оказаться непредсказуемым!

— Да почему ты думаешь, что он псих?! — Я вынуждена приподниматься на цыпочках, потому что Коля устал наклоняться.

— Ты видела, как он одет? У него даже галстук белый!

— Уже нет. Твой любимый шоколадный коктейль…

— Не отвлекайся! С минуты на минуту сюда нагрянет группа секретных агентов, хороши мы будем. Ты не знаешь, этот тип играет в бильярд?

— Понятия не имею! — мне надоело шептать.

— Не кричи. Я вдруг подумал… Ты ведь уехала на этой машине, когда был обыск, они искали кого-то, вдруг “бильярдист” — это просто человек, играющий в бильярд?

— Ну и что с того, что он играет в бильярд?

— Они сейчас придут за ним, вот что! Пошли, я тебе кое-что покажу.

Коля тащит меня за собой на лестницу. Пройдя три ступеньки, он резко разворачивается, я утыкаюсь лицом в полотенце на его чреслах и ругаюсь.

— Какого черта?!

— Сюшка осталась с ним! Позови ее! Он может оказаться педофилом!

— Ты совсем сбрендил?

— Я не сбрендил. Я точно знаю, что Ляля два года назад прятала какого-то педофила из Государственной думы, на него завели дело, вдруг это он и есть!

— Нет. Тому было пятьдесят пять лет. Ему изменили внешность и имя и спокойно отправили на Кипр.

— Откуда ты знаешь?

— Я изменяла внешность.

— Как?! — он опять резко разворачивается на лестнице, я опять влипаю лицом в полотенце. — Ты тоже эта… моракунда?

— Нет, я не моракуса! Я гример! Подвинься, я пойду первой.

— Мужик затрахал до смерти какого-то ребенка, а вы всего-то и сделали, что в гриме отправили его отдыхать на Кипр?

— Сначала он прогулялся в мир мертвых, это испытание, скажу я тебе, не для слабонервных! А уже потом поехал отдыхать под другим именем. А насчет морали… Знаешь, что сказала на эту тему твоя тетушка? Она сказала, что все люди перед богом равны, и уж если композитор Чайковский, тоже затрахавший, как ты выражаешься, ребенка до смерти, получил лично от царя высочайшее помилование, то чем хуже другие простые смертные? Твоя тетушка придерживалась английской системы правосудия, основывающейся на исторических прецедентах.

— Чайковский?..

— Да. Об этом даже существует исторический анекдот. Император Александр выразился так, что в России задниц много, а Чайковский — один.

— Поднимайся выше, — сказал Коля, когда я остановилась на втором этаже.

— Еще выше?

— На чердак.

— А как ты туда залезешь?

— Я уже лазил, чтобы осмотреть местность после твоего прыжка в мусоросборник.

И вот мы на чердаке. Коля, в полотенце на бедрах, и я — удивленная до крайней степени.

На чердаке у одного из окон установлен пластиковый столик с вкрученными в балки перекрытия ножками, и на нем — настоящая подзорная труба!

— Вот это да!

— Да нет, это ерунда, — отмахивается Коля, направляя трубу, — вот винтовка с оптическим прицелом!..

— Где?.. — от удивления у меня подкосились ноги, и я присела.

— Здесь же лежала, на столе. Я зарыл в керамзите, — он неопределенно машет рукой куда-то в глубь чердака. — Смотри.

Подхожу и склоняюсь к трубе.

— Видишь?

— Вижу кусты какие-то, сарай…

— Видишь грязно-желтый фургон?

— Да. И что?

— Теперь — чуть левее и пониже. Теперь видишь?

— Два мужика курят. Какая-то крыса или кошка… Нет, это же собачонка!

— Обрати внимание на того, который повыше и с усами. Настрой резкость.

Коля кладет мои пальцы на рычажок. Я кручу его, и крупным планом проступает усатое лицо местного жителя, который не удержал на поводке своего шпица…

— Поняла? — Коля удовлетворен выражением моего лица. Вероятно, на нем, кроме удивления, явно проступают понимание и восхищение им, умным и сообразительным.

— Что ты все время трясешься?! — меня вдруг стала раздражать его самодовольная физиономия с пятнами ожогов.

— Да холодно здесь стоять в одном полотенце! Ты поняла, что это за фургон? Они из него нас подслушивают!

— Может, и не из него…

— Из него! Мужика помнишь, который в гости приходил, когда родители были, коротконогий такой, в очках? Он уже дважды совался в этот фургон! А усатый, который сейчас покурить вышел? Это же хозяин попавшей под колеса собачки! Нас обложили слежкой, дом прослушивают, и штаб у них в фургоне!

— Ладно, следопыт, ты все узнал, что дальше?

— Возвращаемся в кухню, берем этого придурка в белом плаще и отводим его в фургон!

— Зачем? — опешила я.

— Да чтобы они не лезли за ним в дом! Не трогали здесь ничего, не допрашивали меня и не угрожали!! Они его ищут? Доставим, сонного и тепленького!

— Я не буду этого делать.

— Конечно! Тебя же не совали мордой в газовую горелку!

— Коля, ты не понимаешь! В фургоне могут сидеть не те люди.

— Я все прекрасно понимаю. Не хочешь — не надо. Сам сделаю.

Он ковыляет к лестнице вниз. Я иду рыть керамзит. Спускаться ему трудней, чем подниматься, мне слышно его натужное дыхание и тихие ругательства.

Слава богу, это не винтовка с оптическим прицелом. Это странный прибор с выдвигающимися ножками, коротким прикладом и направленной антенной, которую Коля при закапывании повредил, и теперь она болтается сбоку на проводке. Металлическая выдвижная трубка, очень похожая на дуло. И есть что-то очень похожее на оптический прицел, и сетка на нем присутствует. Я думаю, думаю, зарывая это странное устройство обратно в керамзит, потом мои пальцы натыкаются на наушники, и, вытащив их, я понимаю, что если бы антенна работала и не повредился провод наушников, то, направив прибор на фургон, я бы, наверное, могла услышать разговоры людей в нем. Смешно. Можно было бы стащить эту подслушку вниз, устроиться за кухонным столом, громко придумывать с Колей новые истории и тут же выслушивать комментарий подслушивающих нас людей… Если, конечно, это чудо техники работает само по себе и не требует предвари-тельной установки микрофона… кого же ты тут слушала, Мадлен? Подхожу к окну. Смотрю на дорогу, на еле видимый вдали пункт охранника на въезде в поселок… Может быть, переговаривающихся людей в автомобилях, проезжающих мимо?

Когда я спустилась, то обнаружила в коридоре зачумленного снотворным Артура и Колю, наматывающего на гипс полиэтиленовый пакет.

— Мы идем прогуляться, — многозначительно сообщил Коля.

— Я не хочу гуляться, — пробормотал Артур, — но молодой человек сказал, что отведет меня в нужное место и я смогу наконец попасть в Санкт-Петербург.

— Мне показалось, что вам нужен Амстердам, — пожала я плечами.

— В идеале, да. Амстердам — это, конечно… хотя я, к примеру, с удовольствием уплыл бы в Нью-Йорк… — Помявшись, он решился:

— Извините, конечно, я ничего не понимаю, я могу увидеть учительницу пения?

— Э-э-э… которую? — я лихорадочно соображаю, что сказать.

— Сейчас я вас отведу в грязно-желтый фургон через дорогу, тут недалеко, — вступает Коля, — и там вы увидите и учительницу пения, и учителя физкультуры, и даже стипендиатов высших курсов защитников родины и ее интересов!

— Стойте! — мне стало немного жалко этого человека в плаще, загаженном шоколадным коктейлем. — Если хотите, расскажите все быстро. Прямо сейчас, вот тут, в коридоре. Что вам обещала Ляля?

— Какая Ляля?.. — он искренне удивлен.

Коля, стоя сзади задумавшегося мужчины, делает мне руками знаки, угрожающе кривляется и показывает на часы.

— Часы! — теперь я показываю на него пальцем.

— Мона, я тебя умоляю, оставь свои материнские инстинкты для детей!

— У тебя часы такие же!

— Это подарок, я никому не отдам мои часы! — заводится Коля. — Разреши нам уйти, человек спешит в Амстердам!

— Который час? — я дергаю уже уходящего Артура за руку.

— Э-э-э… — Он делает свой коронный взмах левой рукой и таращится на часы на белом ремешке.

— Это дорогие часы? — Я отталкиваю Колю, который хватает Артура за полу плаща и тащит за собой.

— Очень дорогие, а что? Корпус из платины, это швейцарские часы… Отпустите же! Вы порвете плащ!