Сервис с летальным исходом - Васина Нина Степановна - Страница 47

УДИВЛЕНИЕ

Я затарилась на славу. Продавец небольшого супермаркета лично сопроводил меня к автомобилю, дребезжа тележкой на колесиках. Пока я закидывала пакеты на заднее сиденье, он открыл багажник, чтобы поставить туда пару коробок.

Постоял, подумал и закрыл. Осторожно тронул меня за рукав.

— У вас в багажнике лежит мужчина.

— Что? А, да. Не обращайте внимания. Можете поставить на него коробки.

— Выдумаете?..

— Я уверена! И чем тяжелей, тем лучше!

— Коробки не поместятся.

— Тогда просто вывалите сверху пакеты с молоком и соками!

Продавец тоскливо огляделся, опять открыл багажник и посмотрел туда с сочувствием.

— Ананас? — поинтересовался он неуверенно.

— Под спину ему ананас!

— Апельсины?..

— Апельсины нежные, тащите сюда. Эй, куда же вы, возьмите чаевые!

Подъехав к дому, я несколько минут стояла у ворот, осматриваясь и прислушиваясь. Осторожно въехала в гараж. Там — тихо, следов глубоких раскопок не наблюдается, в мастерской два металлических чемодана аккуратно стоят рядышком, повторяя друг друга, как близнецы с одного конвейера.

Крадучись, поднимаюсь по лестнице. В кухне ужасный беспорядок. Особенно мне не понравилось выпотрошенное на пол мусорное ведро. Иду к вешалке, заглядываю в тумбочку для обуви. Коробка затаилась за женскими ботинками, нахожу ее рукой на ощупь и, уже успокоившись, оглядываюсь. Где же Коля?

Задержав на всякий случай дыхание, открываю дверь ванной на первом этаже. Все в порядке, если не считать, что эмаль в ванне стала шелушиться и отваливаться.

Коля с детьми обнаружился в кабинете. Он сидит на белой шкуре, согнув расставленные ноги и обхватив ими детей. У девочки в руках штопор, которым она сосредоточенно ковыряет гипс, мальчик, естественно, лежит, смотрит в потолок и делает судорожные движения руками, словно хочет взлететь.

— Где ты была? — с надрывом в голосе интересуется Коля и содрогается, как от озноба.

— Я ездила в магазин, ты что, забыл?

— Ты не поверишь, — опять содрогается всем телом Коля и потом еще дергает левой стороной лица, — он опять пришел! Сантехник в противогазе, которого мы выбросили на дорогу, и с ним еще два человека. — Нервное подергивание левой стороной лица.

Почему он все время дергается? Может быть, в этот раз для контраста хищный сантехник засунул Колю в холодильник?..

— Давай я покормлю маленького, ты посидишь рядом и все спокойно расскажешь.

— Я его уже покормил.

— ?..

— Я нашел соски для бутылочек, проткнул их горячей иголкой, развел смесь и покормил маленького. Что смотришь? А чего ты хотела? Чтобы я сходил с ума от его крика? Откуда я знаю, может, сегодня ты для развлечения нырнула в канализационный люк?! Тебя не было три часа! Надо мной всячески изгалялись, а тебя не было!

— Изгалялись?

— Морально! Он не посмел при свидетелях обжигать мне лицо, я старался не оставаться с ним наедине!

— У ребенка от искусственного питания будет запор!

— Никакого запора! Он закакал двоих секретных Агентов!

— ?..

— Да, представь себе, эти Джеймсы Бонды стали изображать сочувствие, когда я взял ребенка за ногу и подвесил вниз головой. Они умоляли меня дать им его подержать!

— За… зачем ты подвесил ребенка за ногу?!

— Я так им угрожал! Как только увидел сантехника, сразу же подвесил ребенка и сказал, что уроню, если они приблизятся ко мне на расстояние меньше полутора метров. Малышу понравилось, клянусь! Первый раз услышал, как этот ребенок смеется! Я два раза дергал рукой, изображая, что сейчас его выроню, и заставил сантехника признаться в садизме. Он чуть не вывернулся наизнанку, побелел и совсем затух глазами, но признался в присутствии своих коллег, что совал меня мордой в горелку! Тогда один говорит — “Напишешь рапорт!”, а сантехник — “Слушаюсь!”, а сам весь белый от злобы, тогда я отдал ребенка, и он сразу же и обкакал одного! Это была умора, честное слово, ты бы видела, как сочно смотрится желтый понос на светлосером шерстяном пиджаке!

— Ты в порядке? Почему ты все время трясешься?

— Тогда он говорит другому, подержи, говорит, ребенка, я пойду отмываться. А Эмиль не будь дурак, как только его передали, пустил еще одну струю! А ты говоришь, запор…

— Я ничего не понимаю, какой Эмиль?!

— Мальчика так зовут — Емеля. Понятно? По-иностранному будет Эмиль. Они ко мне пристали, приказали перечислить с фамилиями и по имени-отчеству всех находящихся в доме. Для протокола. Пришлось соображать на ходу. Ксения Антоновна Сидоркина и Емельян Антонович Сидоркин! — Коля показывает пальцем на детей в ногах, содрогается и заходится в беззвучном хохоте. — А тебя знаешь как зовут? Мона Лиза да Винчи!

— Что, так и записали? — Я присаживаюсь рядом с Колей и трогаю его лоб.

— А-а-а! Знаешь, как записали? “Монализа Давинчина”. Вот так! Я же совершенно не в курсе, как тебя зовут!

— Коля! — трясу я его. — Что им было надо?

— А хрен его знает! Сантехник зубы сцепил и цедит так, с угрозой в голосе, где, говорит, бильярдист? А я говорю двоим обкаканным, свидетелями, говорю, будете, опять он ко мне пристает с непонятными вопросами! То коробочку ему какую-то подавай, то бильярдиста! Если это статуя такая, пусть сам ищет, я уже ученый, один раз хотел помочь по доброте душевной, теперь заплатите за пластическую операцию по пересадке кожи! А что, хорошо сказал… А они, между прочим, сразу же пошли в гараж, вот так! И телефончик, который мы столько искали, конфисковали. А потом спрашивают: “Куда могла поехать гражданка Давинчина?” О, тут я себя не сдерживал! Это, говорю, такая непредсказуемая женщина! Она могла запросто запрыгнуть на ходу в бензовоз или мусоросборник, или залезть в канализационный люк, или нырнуть вместе с машиной с моста в воду! Но мне на это, говорю, теперь совершенно наплевать, потому что Емельян Антонович Сидоркин отлично сосет смесь из бутылочки.

— Почему ты так сказал?!

— Как?

— Почему — с моста в воду?!

— Мона Лиза, ты у нас такая экстремалка…

— Ты что, пил? — я обнаруживаю на письменном столе открытую бутылку виски.

— Я — нет. Мне Ляля говорила, что таблетки нельзя мешать со спиртным. Это секретные агенты определяли, не отравленные ли напитки в баре дяди Антона. Они нашли его потайной бар…

— Таблетки?..

— Ну да. Чтобы от возмущения у меня не началось бешенство, я принял успокоительное.

Коля решительно встает, включает музыкальный центр и начинает, покачиваясь из стороны в сторону, показательно раздеваться. Собственно, показательным раздеванием это назвать сложно, потому что на его загипсованную ногу налезают только спортивные шаровары или трусы семейного пошива (в них он и проводит почти все время), а джинсы — только с разодранной до промежности штаниной. Сейчас, кроме трусов, Коля может еще артистично стащить с себя футболку, но даже если он будет делать это в замедленном до состояния невесомости ритме, больше трех минут на это не уйдет. Сюша встала и начала пританцовывать рядом.

— Где ты взял таблетки? — насторожилась я.

— В заветном чемоданчике тети Ляли!

Я не верю. Я бегу вниз по ступенькам в мастерскую. Открываю один чемодан, другой…

Обыскивающие забрали баночки с пеплом и один из пузырьков. Коля сожрал две таблетки “экстези”. С отчаянием верчу разорванную упаковку. Вот здесь стоял пузырек, я помню…

Присев на корточки, я обхватываю голову ладонями, покачиваюсь и вспоминаю… вспоминаю…

Вспомнила.

В пузырьке был аммоний.

Поднимаюсь наверх. Коля перешел в гостиную, включил там музыку, залез на большой обеденный стол и топчется, виляя бедрами. Голый. Если не считать заветного гипса.

— Слезай, нам нужно поговорить.

— Не слезу! Я могу так делать три часа подряд!

— Подумаешь, я могу стоять двадцать минут на голове!

— А я…

— Слезай.

— Сантехник сказал, что, если в телефоне ковырялись, он натянет кожу с моей задницы на лоб… Нет, на нос… Забыл. Так как?