Падчерица Синей Бороды - Васина Нина Степановна - Страница 12

Поэтому я встала, собрала на поднос чашки и быстро ушла в кухню. У того брата, который сидел ближе ко мне, за поясом точно торчит пистолет. Прислушиваясь к разговору, осторожно открыла дверцу под раковиной, достала мусорное ведро.

– Я как раз собирался все обсудить с Ритой, я не знал, что родня играет такую важную роль в ее жизни, понимаете, мать там или отец…

– Сироты мы!

– Да, простите, я забыл, то есть, я не знал… короче, я уже подготовил брачный договор, чтобы все…

– Засунь себе в задницу свой брачный договор!

– Этот договор как раз оговаривает распоряжение совместным имуществом…

Я залезла под раковину и из-под труб, уходящих к стояку, вытащила сверток. Стараясь не шуметь, вылезла и повесила ведро на место.

– Не будет у тебя совместного имущества, лучше это сразу уясни, пока ты хорошо слышишь двумя ухами!..

– Но мы же цивилизованные люди, и я подумал…

– В другой раз, прежде чем девку лапать, думай, потом – не надо, потом думать уже бесполезно. Теперь мы думать будем, а ты – подписывать бумаги.

– Я могу повидаться с Ритой?

– Закинем тебя к ней после нотариуса, небось все глаза свои бесстыжие уже выплакала.

Послышался странный шум, упал стул, потом что-то грузное. Я быстро развернула дрожащими руками сверток и взяла пистолет. Обойма никак не засовывалась, вдруг потекли слезы, и, когда отчим подошел сзади и взял меня за плечи, я дернулась и закричала.

– Детям нельзя трогать оружие, – он отобрал обойму и внимательно посмотрел мне в лицо. – Как ты нашла пистолет? Давно? Одевайся.

– Мы… Мы убегаем?..

– Убегаем. Надо затащить этих бегемотов в кладовку. И все. Убежим далеко-далеко.

– А у меня… Школа у меня, потом это… кружок… А! Вспомнила! У меня же подписка о невыезде!

– Не смеши. Ты когда последний раз в школе была? А с твоей подпиской я разберусь. – В незакрытую дверь его комнаты я вижу, как отчим скинул кимоно и голый достает со шкафа сумку.

– А куда мы поедем? – Пробежав по гостиной и стараясь не смотреть на лежащих на полу братьев, я ворвалась в свою комнату и стала запихивать вещи в рюкзак. – За границу? В Париж? Там тепло?

– Мы поедем в укромное место. – Отчим звонил по телефону.

– Там тепло или холодно, в этом укромном месте?

– Там безопасно.

На лестничной клетке кореец перевесился через перила и прислушался.

– Мы разве не полезем на чердак? – спросила я шепотом.

– Зачем? – удивился он тоже шепотом.

– Там на улице стоят еще шестеро, размером с братьев. Не будем уходить по крышам?

– Нет. Будем уходить через подъезд. Я сейчас поднимусь на последний этаж на лифте и заклиню его там. А ты вызови другой и постой в нем.

Страшно…

А вот, спрашивается, почему? Я не лишала девственности сестру Мазарини, она не влюблялась в меня до полного слабоумия (только слабоумная девушка, имея таких братьев, сразу же, на вторую неделю знакомства с мужчиной, честно все им рассказывает), я не имею ни дачи, ни квартиры в полной собственности, чтобы меня принуждать подписывать какие-то документы. Получается, я для этих братьев, сваленных в кладовке друг на друга, с обмотанными скотчем руками, ногами и челюстями, не представляю ну никакого интереса!

Уже не так страшно.

Спустился кореец. Заклинил второй лифт.

Мы сбегали по ступенькам – он впереди, его коротко стриженные волосы отдавали серебром, посеребренная макушка прыгала передо мной вверх-вниз, вверх-вниз…

Из подъезда мы вышли с озабоченностью опаздывающих людей. Кореец уверенно двинулся к ближайшему джипу и потребовал закинуть вещи в машину.

– А где Гоги, я не понял? – удивился здоровяк в синем с блестками пиджаке. Но сумку и рюкзак подхватил с исполнительностью слуги.

– Обшаривают квартиру, – кореец посмотрел вверх на наши окна. Остальные пятеро друзей братьев Мазарини тоже добросовестно задрали головы вверх. – Хоть бы окна не побили, ишь, как рассердились… – вздохнул отчим.

– Не, – покачал головой один, – сломать чего-нибудь могут, а окна – это вряд ли…

– Они просили найти во дворе коробку и помочь загрузить все вещи из квартиры, – отрапортовала я.

– Какую коробку?

– Сказали – побольше. Посмотрите за углом у магазина оргтехники.

Двое ушли за коробкой.

Как только они завернули за угол, раздался выстрел. Вероятно, кто-то из замотанных скотчем братьев дотянулся до пистолета и звал на помощь.

Оставшаяся четверка как по команде выдернула оружие.

– Они начали стрелять моих рыбок, они начали стрелять рыбок! – закричала я и совершенно натурально зарыдала, бросившись на грудь отчиму.

– Сделайте же что-нибудь, сейчас соседи милицию вызовут, – попросил отчим, сострадательно поглаживая меня по спине. – Не плачь, детка, я тебе другой аквариум куплю!..

Трое бросились в подъезд, выяснили, что лифты не работают, и их ругань была слышна до уровня пятого этажа.

– Ну что, поехали? – повернулся отчим к оставшемуся. – Сможешь рулить одной рукой?

– Почему одной?

– Другую я тебе сломаю, если будешь задавать вопросы.

Я страшно удивилась, когда узнала, что мы едем к нотариусу. И не просто к нотариусу, а к семейному адвокату братьев Мазарини!

– А может, не надо? – осторожно побеспокоилась я.

– Надо. Нас там Рита ждет, я ей позвонил. Никто, слышишь, никто на свете не посмеет мне диктовать свои условия игры!

– Я и не собиралась…

– Эти хорьки еще не знают, с кем имеют дело!

Эти самые хорьки – одного из братьев звали Гога (Игорь Анатольевич), а другого Гоша (Георгий Анатольевич) – через два часа узнали все и в подробностях.

– Как же мои Гоги удивятся! – восхитилась заплаканная от счастья сестра Мазарини (Маргарита Анатольевна), подписывая брачный договор, составленный отчимом.

– А вы точно уверены, что неприятностей не будет? – никак не мог успокоиться адвокат.

– Братья сами привезли мне вот это кольцо для сестры, – невозмутимо отвечал кореец. – Вы же знаете, Рита имеет третью часть общего капитала семьи, а следовательно, и право голоса. Она любит меня, и вам-то что беспокоиться? Вы так нервничаете, как будто не брачный договор подписали с полного – заметьте! – согласия невесты, а изменили завещание. В конце концов, совместное владение имуществом, это…

– Это, конечно, обычный договор, я понимаю, но завещательный аспект…

– Извините, адвокат, нам пора в загс.

У загса произошла некоторая заминка. Шофер – тот, который предпочел остаться с целой рукой и молчал как убитый и в дороге, и у адвоката, – возле загса заартачился. Кореец решил, что тот будет в торжественный момент стоять свидетелем со стороны невесты, а я, соответственно, свидетелем со стороны жениха.

– Можешь сразу меня пристрелить, – заявил шофер, истекающий потом на холодном ветру, – потому что все равно жизни не будет, когда братья узнают, что я вас сам и к адвокату свозил, и в загсе свидетельствовал. Хоть и под дулом пистолета… Поеду я уже, устал бояться, если хочешь, стреляй.

Вот почему со стороны невесты свидетелем оказался продавец из ближайшего киоска, у него же потом мы купили шампанское и пластмассовые стаканчики, и облившаяся пеной молодая жена поинтересовалась, что такое вообще случилось, куда мы спешим? Почему не дали позвать ее лучшую подругу и ночную смену «Скорой помощи» (там очень хорошие люди, очень!), почему не приехала из Челябинска тетя и где вообще белое платье с сорока шестью шифоновыми юбками и фата, что трепещет на ветру?

Кореец уверил Мазарину Риту, что каждый год в этот самый день ноября он будет последовательно одевать ее в платья с шифоновыми юбками, и фата будет волочиться по земле, как положено, и цвета этих платьев никогда не будут повторяться, но в перволетие платье будет законно белым, какое и полагается непорочной невесте и честной жене, это и будет сегодняшнее платье, которого нет на ней.

Я замерзла слушать этот бред и ушла с бутылкой в подъезд. И в подъезде, отпивая из горлышка, вдруг обнаружила не поддающуюся никакому разумному объяснению тяжелую и рыхлую грусть. Не хватало еще зареветь!