37 девственников на заказ - Васина Нина Степановна - Страница 25

— Разве такое возможно? — не поверила я. — Попробуй попади в эти самые… определенные места.

— Ах, так вы совершенно не в курсе? — самодовольно улыбнулся Урса Бенедиктович. — Ваш философ на фронте был снайпером. Он никогда не промахивался. Ему попасть в плечо или в коленку с семисот метров — раз плюнуть! Ксерокопия этого исторического объяснения хранится у меня с того самого времени, когда я впервые узнал о существовании Богдана Халея. Некоторые места запомнились наизусть. Ну, к примеру, вот это: “… количество мертвецов превысило возможное количество теней, которое я в состоянии осознанно превозмочь сердцем, поэтому вынужден прекратить убивать. Уверен, что в будущем я смогу решить проблему с этими тенями, вернув каждую из них к жизни путем лишения девственности точно такого количества разноименных мужчин, причем для этой цели мне послан будет ангел чистейшей души, который и исполнит обещанное, станет той самой заветной дверью из небытия в вечность, ибо, как сказано в Евангелии от Иоанна, X, 9: “Я есмь дверь: кто войдет мною, тот спасется”. Просто удивительно, почему эта объяснительная вообще рассматривалась как документ? Почему ему сразу не сделали электрошок и не отправили на инвалидность?

— Тогда не делали… — Я стучала зубами.

— Чего не делали?

— Тогда еще не лечили электрошоком.

— Действительно? — Урса задумывается, потом косит на меня веселым глазом.

— Чего вы радуетесь? — Мне никак не удается справиться с накатившей дрожью.

— Да так… Представьте только, вы — дверь! И кто войдет вами, тот спасется.

— А вы идиот.

— Ладно, я — идиот. Тогда вы — ангел чистейшей души, который взвалил на свои хрупкие плечи смертоубийственные грехи Богдана Халея.

Я пытаюсь успокоиться. Нельзя поддаваться этому облезлому адвокату. Сменим тему?

— Хочу писать, — заявляю я.

— Я тоже! — радостно кивает Урса. — Вот сижу и думаю, как бы потактичней…

— Можно я схожу в туалет?

— Это никак не возможно, — качает головой Урса. — Вы сбежите. Сразу же сбежите, я точно знаю. А у меня тут вот припасена бутылочка настоящего кубинского рома и конфеты. Я точно не знал, какие вы любите, я-то сам предпочитаю барбариски, — бормочет Кохан, копаясь в дорожной сумке.

— Да куда я сбегу с поезда на полном ходу?!

— Сбежите, — не верит Урса, — а мы еще столько с вами не обсудили! К примеру, действительно ли ваш старик был педофилом и отравителем жен. Вот такие, с орешком наверху любите? — он протягивает ладонь с маленьким шоколадным колоколом, обернутым в желтую фольгу.

— Доставайте ведро, — сдалась я.

— Премного, премного благодарен! — суетится Урса. — Обратите внимание: пакетик как раз должен быть удобен по размеру… Извините, я отвернусь, а вы тоже не смотрите — я воспользуюсь бутылкой. Это сложно, сами понимаете… тут требуется особая точность, чтобы попасть…

— То есть, — замечаю я, раскрывая пакет, — горлышко бутылки вам неудобно по размеру…

— Ох, Евфросиния Павловна, если бы вы знали… Если бы вы только знали, как же это хорошо…

Похоже, Урса Бенедиктович отличается повышенной стеснительностью. Терпел, бедненький, пока я не проявила инициативу.

— Как же это хорошо, — стонет Урса, — как же это приятно… встретить вот так случайно, в поезде, женщину своей мечты, можно даже сказать — ангела…

— Дайте воду, мне нужно помыться. Я пытаюсь закрепить застежку пакета.

Фальшивомонетчик

— Будете мыть руки? — угрожающе поинтересовалась я, когда Урса закончил наконец трепетно закручивать крышку на бутылке со своей мочой.

— Вы на меня очень злитесь? — заискивающе спрашивает он, послушно протягивая руки над ведром.

— А что, ром действительно кубинский?

— Клянусь!

— Я не злюсь. Наливайте. Я сейчас расскажу вам, как вы узнали про ожерелье работы Флеранти.

— Очень интересно.

— С какого года вы занимаетесь шпионом Халеем?

— Ну-у… — задумался Урса. — Точно не скажу, но…

— Когда вас завербовали в КГБ?

— Меня не завербовали, меня пригласили…

— Восемьдесят восьмой? Девятый?

— Восемьдесят девятый, — кивнул Урса.

— Контрразведка? — небрежно поинтересовалась я.

— Откуда вы знаете?

— Это просто. Если Халей у вас числился китайским разведчиком, то вы, соответственно, были контрразведчиком.

— Действительно, — хмыкнул Урса, — очень просто.

— А ведь после войны его дело отправили в архив, так ведь?

— Почти. Не в архив, а на лежку. Так называется — “на лежку”, в архив — это когда человека больше нет. Дело это дважды вынималось с лежки, в шестидесятых — во время войны во Вьетнаме — и в конце семидесятых — когда Китай конфликтовал с Вьетнамом по поводу приграничных островов. Богдан Халей числился консультантом по странам Юго-Восточной Азии, преподавал философию, приглашался переводчиком на некоторые важные переговоры, но всегда в отношении его персоны витал этакий душок сомнения. Какое участие он принимал в решении вопросов военной помощи Вьетнаму, я точно не скажу. В шестьдесят четвертом году у него родилась дочь, ее назвали Лу-Синь. Что тут еще можно добавить… Но вот в семидесятых его имя опять всплыло. В СССР прибыл в составе международной группы Су-Инь Кон, он встречался с Халеем дважды, оба раза в условиях строжайшей конспирации. Если оценивать результаты этих встреч поверхностно, я бы сказал, что они оба остались при своем: Халей, вероятно, был слишком привержен личностным ощущениям и воспоминаниям, и Вьетнам ему оказался ближе.

— А если не поверхностно? — лениво поинтересовалась я, потому что политические интриги Богдана меня мало занимали.

— А если не поверхностно, то Су-Инь в ту встречу стал угрожать Халею, кричал и плакал, то есть совершенно, как это говорят на Востоке, “потерял лицо”.

Я бы сказал больше: в эти встречи Су-Инь пытался надавить на своего бывшего возлюбленного. Возможно, он напомнил, кто помог Халею выбраться из Индокитая и каким образом, но Халей не принял островной спор как нечто важное — для него важнее было расставить точки в отношениях с Су-Инь. Возможно… если учесть, что все, что вы мне тут рассказали о Богдане Халее — “шпионе”, правда, возможно предположить, что именно в эти встречи Су-Инь пытался из давнишней выдумки, к которой они тогда прибегли для спасения жизни Халея, извлечь конкретную выгоду и заставить его пролонгировать китайские интересы. А Халей заблудился в дождях Ханоя, Китай его совершенно не вдохновлял.

Конечно, за ними следили. Конечно, дело расковыряли, уже готовили бумаги для ареста Халея, но после их второй встречи, на следующий же день, на вашего старика было совершено покушение. Он чудом выжил.

— Это сделал Су-Инь? — оживилась я.

— Не доказано. Но странная вещь… Россия тогда не сотрудничала с Интерполом, а китаец тем не менее был весьма оперативно задержан в тот же день в английском аэропорту и посажен в тюрьму к банде фальшивомонетчиков. И улики, поступившие в английскую полицию по этому делу, были настолько вескими, что китайцу дали двадцать лет! Что вам рассказывал старик о поддельных фунтах стерлингов?

— Ничего. Не помню…

— Вы помните в подробностях о его шпионских страстях, о карточных играх и совершенно ничего не помните о фальшивых деньгах?

— Это смешно! Моя мама, не знаю почему, как-то обозвала его фальшивомонетчиком, Богдан рассмеялся и сказал, что в этом есть доля правды, вот и все!

— А вы знаете, что Богдан Халей играл со своей маленькой дурочкой в “Монополию” и учил ее при этом различать валюты разных стран. Видел я эту коробочку с игрой. Она вся была заполнена деньгами — доллары, фунты стерлингов, иены, марки, реалы, франки!.. Там были даже юани и драхмы! — взволновался Урса.

— Давайте-ка угадаю. Вы пытались арестовать Богдана за хранение валюты? — вздохнула я. Мне грустно. Со мной Богдан в игры не играл.

— Все деньги были нарисованы им для игры, и весьма качественно!