Утоли моя печали - Васильев Борис Львович - Страница 20

– Феничка, ты сможешь разузнать, какие костюмы появятся на нашем маскараде?

– Так у них, поди, тоже горничные есть.

– И все расскажут?

– Обязательно даже, – уверенно сказала Феничка. – Если я про вас расскажу, то и они никак не удержатся. Вы кем сама-то будете, барышня?

– Семирамидой.

– А как она выглядит-то, эта Семирамида?

– Таинственно, – огруглив глаза, прошептала Надя. – Настолько, что и сама не знаю.

На следующий день Феничка отправилась на разведку, а Наденька принялась размышлять о костюме. Никакой Семирамидой она, естественно, быть не собиралась, но не хотела ни с кем советоваться, потому что ее костюм должен был оказаться сюрпризом для всех. Но в голову, как на грех, ничего путного не лезло. А к вечеру явилась Феничка и чуть ли не с порога отбарабанила:

– Цыганки, испанки, турчанки, мавританки, Клеопатры, Карменки.

– Кто?

– Так сказали. Госпожа, мол, решила быть Карменкой и костюм уже заказала.

– Ах, Кармен, – сообразила Наденька. – Еще кто?

– Миледи, что ли. Потом японка, черкешенка и китайка…

Феничка замолчала, спросила удивленно:

– Что это вы так на меня смотрите, барышня?

– Раздевайся, – вдруг скомандовала Наденька.

– Чего?..

– А того, что мы с тобой одного роста, и фигуры у нас одинаковые. И я хочу примерить твое платье.

– Капризов у вас… – недовольно сказала Феничка, но платье сняла.

Платье оказалось впору, требовалось лишь чуть убрать в боках. Надя повертелась перед зеркалом, с каждым поворотом делаясь все серьезнее.

– Семирамидой будешь ты, – твердо сказала она. – А я буду горничной.

– Не буду я никакой…

– Будешь!

– Это же обман, а никакой не маскарад.

– Маскарад и есть обман. Обман зрения.

– Вы же – темно-русая. А у меня коса – вона какая.

– Спрячем под короной.

– А номера как же?

– Номера… – Наденька задумалась. – А номера выдадут в самом конце, на парад-алле! И я дядю уговорю.

– Вы-то уговорите, а мне дура дурой быть, да? – обиженно спросила Феничка. – А ну, как скажут чего по-французски?

– Улыбнись и пальчик к губкам прижми. Мол, боюсь, что узнаете по голосу.

– А если, не дай Бог, кто танцевать пригласит? Тоже – пальчик к губкам, что ли?

– Не верю, что танцевать не умеешь. Не верю, и все.

– Да что я умею-то? Кадриль с вальсом?

– Вальс – это замечательно. Кадрили не будет, от мазурки откажешься, а остальному я тебя научу.

– Ох, барышня, да не выйдет у нас ничего! Чтоб горничной стать, это ж сколько учиться надо.

– Вот ты меня своему искусству и обучишь. И все у нас будет замечательно, Феничка, все-все, вот увидишь! Главное, как нам дядю уговорить…

– И горничные в масках? – недовольно спросил Роман Трифонович. – Ну, Надюша, это уж слишком. Это уж ни в какие ворота не лезет…

– А Наденька права, – сказала Варвара. – Все горничные – симпатичные милашки, и вы, судари, на них пялиться будете, забыв про дам в масках.

– Да здравствует равенство! – воскликнула Надя. – Дядя, милый, двадцатый век в Россию стучится!

– Хорошо, хорошо, допустим. Что еще выдумала?

– Во имя грядущего равенства номеров не выдавать до самого конца. До парада-алле.

– И это правильно, – улыбнулась Варя. – Мы первыми введем в Москве соперничество без поддавков.

– Обложили! – Роман Трифонович беспомощно развел руками и расхохотался. – Правильно, мои дорогие, пусть играют по нашим правилам!..

– Я все уладила, – объявила Надя Феничке. – Теперь – курсы взаимного обучения. Я преподам тебе кое-какие манеры, а ты мне – уроки искусства хорошей горничной.

– Стало быть, так, – важно начала Феничка. – Самое главное, быть внимательной. Ну, скажем, крючочек случайно расстегнулся, поясок развязался или там волосок на плечи упал. Так сразу же подойти незаметно и тихо сказать: «Мадам, позвольте поправлю». И тут же быстренько поправить.

– Ну, это просто.

– А это уж как справитесь, – наставительно сказала Феничка. – В кармашках фартучка надо иметь две щетки, волосяную и платяную, и гребень. Подходить всегда сзади и останавливаться в полшаге за правым плечом. Если что-то важное случилось – ну, шов разошелся, – так надо сказать шепотом: «Мадам, извольте пройти в дамскую». А коли спросит: «А что?», надо просто повторить: «Извольте пройти в дамскую».

– Извольте пройти в дамскую, – послушно повторяла Наденька, загибая пальцы.

– И стоять в сторонке.

– И стоять в сторонке.

– И глядеть во все глаза.

– И глядеть во все глаза.

– Вот тогда, может быть, из вас толк выйдет, – важно сказала Феничка, еще раз придирчиво осмотрев свою хозяйку.

Костюм Семирамиды – якобы для Нади – взяли в костюмерной Большого театра. Он был слегка великоват, но Наденька сказала, что ради конспирации подгонит его сама, и тут же нарядила в него свою горничную.

– Сроду таких нарядов не носила! – Феничка была в восторге. – Да я в царском платье ничего уже не боюсь!

В назначенный день – выпало на Большой четверток, на Широкую Масленицу – к вызывающему как интерес, так и зависть особняку Хомякова начали один за другим подкатывать экипажи. Большие и малые кареты, открытые ландо и наемные пролетки разных калибров. Высадив пассажиров, они сразу отъезжали, саженного роста швейцар провожал прибывших внутрь, где молчаливые лакеи в ливреях тут же быстро сортировали их, провожая участниц маскарада в дамские гардеробные, а мужей, отцов и мамаш передавали на руки дворецкому, который и вел их дальше. А гостей оказалось столько, что Евстафий Селиверстович охрип, выкрикивая титулы и имена. Варвара перебрасывалась с прибывшими несколькими вежливыми словами, но тут же оставляла их, как только появлялись новые гости.

А Роман Трифонович вынужден был расхаживать меж карточных столов, поскольку солидные отцы и азартные мамаши легкомысленных девиц, лихорадочно влезавших сейчас в маскарадные костюмы, умели коротать время только за игрой в винт. Хомяков считал карты пустым занятием, однако в данной ситуации отстаивать свои принципы было по меньшей мере неуместно, а вот свои дела – уместно вполне.