Скобелев, или Есть только миг… - Васильев Борис Львович - Страница 43

– В бой идти… женихами!

И, развернув коня, бешеным аллюром умчался в туман. Догонять ушедшие вперёд спешенные кубанские сотни.

Он нагнал кубанцев у подъёма на первый хребет невысоких, но крутых Зелёных гор. Казаки шли осторожно, широкой разреженной цепью, выслав вперёд пластунов. Об этом и доложил генералу командир кубанцев полковник Кухаренко.

– Пока туман, сопротивления не ожидаю, – добавил он. – А вам лошадку свою оставить придётся, Михаил Дмитриевич. Мы, кубанцы, шума не любим.

Скобелев спешился, отдал жеребца коноводу и пошёл рядом с Кухаренко впереди жидкой казачьей цепи. Полковник был куда старше и куда опытнее своего генерала: кряжистый, седой, с сабельным шрамом на щеке.

– Вот так бы и до Плевны дойти, – сказал Михаил Дмитриевич, не вытерпев молчания.

– Гутарить не будем, а Бог даст – может, и дойдём, – проворчал Кухаренко.

Генерал послушно примолк. Казаки уже втянулись в заросли, затерялись, и Скобелев скорее чувствовал, чем слышал хруст веток да каменные осыпи под осторожными шагами.

– А пушки где? – вдруг вспомнил он. – Я же тебе батарею придал. На кинжалы надеешься?

– Пушки потом подойдут, – пояснил Кухаренко. – На руках через два хребта на третий их только по карте протащить можно, а в натуре жила лопнет.

– Что-то черкесов не видно, – сказал генерал, чтобы переменить неприятный разговор. – Отвели их, что ли?

– На тот свет, – усмехнулся полковник. – Я ещё затемно сюда Прищепу с пластунами направил.

В таких делах Кухаренко разбирался куда лучше, и Михаил Дмитриевич промолчал. Он не обижался, когда его тыкали носом в его же упущения, а старательно запоминал, в чем именно допустил промах. Он учился жадно, с благодарностью воспринимая уроки от всех, будь то опытнейший генерал или последний рядовой.

Без единого выстрела авангард миновал два хребта Зелёных гор и достиг третьего. Туман чуть поредел, кое-где просвечивало солнце, но обзор был ещё закрыт. В тумане чувствовалось передвижение огромных людских масс, артиллерии и обозов, и генерал с нетерпением ждал, когда обстановка прояснится.

– Разрешите доложить, ваше превосходительство? – задыхающимся шёпотом спросили сзади. – Командир Донской батареи полковник Власов. Позиции выбраны, орудия растаскивают по номерам. Желаете лично осмотреть?

– Потом, полковник…

Туман начал рваться, оседать, расползаться по низинам, и Михаил Дмитриевич напряжённо вглядывался туда, где по его расчётам должна была находиться Плевна. Но раньше, чем она показалась, в первых лучах пробившегося солнца ярко блеснули острия тысяч штыков.

– Господи, спаси нас и помилуй, – тихо вздохнул Кухаренко, торопливо осенив себя крёстным знамением.

Плевна открылась сразу, будто подняли занавес. Не сам городишко – его прикрывала небольшая возвышенность, – а предместья, сады, виноградники. Но все уже смотрели не туда, а правее, где в походных колоннах стояло несколько десятков тысяч аскеров.

Завздыхали казаки, кто крестясь, а кто и ругаясь. Хорунжий Прищепа озадаченно свистнул, тут же получив добрую затрещину от хмурого полковника. А Скобелев смотрел и смотрел, но уже не на массы изготовившихся к сражению турецких резервов, а на далёкие Гривицкие высоты, штурмовать которые по диспозиции надлежало первой колонне генерала Вельяминова; на чуть заметные войска Шаховского, изготовленные согласно той же диспозиции для удара между Гривицей и Плевной, и на саму Плевну, прикрытую предместьями на высотке, против которых стояли жалкие силы его собственного отряда. Конечно, Осман-паша не мог знать деталей плана второго штурма – подписанный приказ Скобелев и сам ещё не получал, – но, прекрасно поняв тупое упрямство русского командующего, турецкий полководец дальновидно упреждал его главный удар, сосредоточив под Гривицами свои основные резервы. На этом направлении русские войска волей-неволей втягивались в затяжной бой и прорваться к Плевне никак не могли. Скобелев не просто понял это – он это увидел собственными глазами.

Увидел он и другое. Если бы Шаховскому в ходе сражения удалось изменить направление удара и наступать не на изготовившиеся к бою турецкие войска, а левее, за их спинами, он отсек бы резервы противника от города, заставил бы Османа-пашу на ходу поменять план обороны, тасовать и перемещать таборы во время боя, и тогда… Тогда Скобелев получал реальную возможность бросить свой малочисленный отряд на штурм Плевны по кратчайшему и практически незащищённому противником направлению.

– Пушкам молчать, пока не подтянутся остальные батареи, – сказал он. – Держись тут, Кухаренко, хоть зубами, и жди пехоту. Я – к Шаховскому.

Не оглядываясь, сбежал вниз, вскочил на коня и помчался по разведанной пластунами дороге. Скакал, смутно ощущая, как растёт в душе его такое знакомое, радостное волнение: яростное, торжествующее предчувствие победы. Он понимал, что с теми силами, что были у него, ему не только не ворваться в Плевну, но и не удержаться на третьем гребне Зелёных гор, если турки бросят против него весь нацеленный туда резерв, но коли удалось бы – в нарушение боевого приказа! – ударить не там, где ожидал Осман-паша, а левее, левее, за спинами… »Конечно, попытаются смять меня, – думал он, нещадно гоня жеребца по крутой, извилистой дороге. – Обойти меня не могут, разве только ещё левее… Значит, туда – осетин, пусть фланг держат. И навалятся они на меня в лоб… Эх, барон, барон, вот бы где тебе ударить: в Плевне бы в полдень обедали…»

За поворотом послышался шум, тяжкий скрип, хрипенье лошадей, людской говор. Генерал перевёл коня на рысь, а за изгибом дороги и вовсе остановил его.

Навстречу двигалась четырехорудийная батарея. Заморённые кони с трудом брали крутой подъем. Артиллеристы, дружно наваливаясь, толкали тяжёлые пушки, через каждый шаг подкладывая камни под колёса. Все были заняты тяжёлой работой, и на генерала никто не обратил внимания. Он поискал глазами офицера: среди солдат виднелся кто-то в нижней рубахе.

– Навались, братцы! – хрипло кричал он, упираясь плечом в колесо. – Ну, ещё. Ещё чуть…

– Где командир? – спросил Скобелев.

– Камни под колёса! – Артиллерист в рубахе подошёл к генералу, щёлкнул каблуками грязных сапог. – Батарея с марша следует на огневые позиции, ваше превосходительство. Командир батареи штабс-капитан Васильков.

– Почему без мундира?

– Потому что он у меня один.

Офицер был худ, невысок, но плечист. Потное, в брызгах грязи лицо его было серьёзным и спокойным, и Скобелев невольно подумал, что так выглядят уверенные в себе мастера.

– Тебя ко мне отрядили?

– Так точно. – Командир вдруг улыбнулся, и некрасивое лицо его точно осветилось изнутри. – По правде если, так я сам ушёл. Как узнал, что мне в резерве торчать, так самовольно и пошёл. Им все едино, кого посылать.

– А тебе не все едино?

– Я – солдат, ваше превосходительство.

– Спешишь со званием, – усмехнулся Скобелев. – Займёшь позиции правее донцов. Задача не только перед собой турок громить, но и бить их фланговым огнём.

– Задачу понял, цели уточню на месте.

Скобелев тронул коня. Позади опять завозились артиллеристы, захрипели лошади. А Скобелев улыбался, словно внезапная встреча с усталым, замурзанным артиллерийским офицером была Бог весть каким приятным знамением перед встречей с князем Шаховским.

К тому времени русские войска все ещё неспешно выдвигались на исходные позиции. Все шло пока в соответствии с диспозицией, и Алексей Иванович пребывал в состоянии скорее равнодушном, нежели спокойном.

– Топчемся, – сказал он, пожав руку Скобелеву. – А Пахитонов сказал, у них стальные орудия Круппа. Во! Ты завтракать ко мне? Так опоздал, я с зарёю фриштык принимаю.

Под фриштыком понималась добрая чарка анисовой, с которой Шаховской непременно начинал каждый боевой день ещё со времён Кавказской войны.

– Я к Плевне вышел, Алексей Иванович.

– Как ты сказал, Михаил Дмитриевич? Извини старика, могу и недослышать.

– Я вышел к Плевне без боя, ваше сиятельство, – резко повторил Скобелев: в тоне князя ему почудилась насмешка. – Стою на последнем гребне Зелёных гор, передо мною – низина с ручьём и горушка, которую турки укрепить не удосужились.