Отрицание отрицания - Васильев Борис Львович - Страница 66

Только во время одного из таких ночных сборов в селе раздался выстрел. Они не обратили на него особого внимания, но когда вернулись в село, выяснилось, что убит председатель сельсовета. Кто убил, за что убил — ничего не было известно. Только дружно завыли бабы. В предчувствии, что ли.

Через день приехали чекисты во главе с товарищем Березайко. Окружили село, выгнали всех жителей на площадь перед церковью, но в фельдшерский пункт даже не заглянули.

— Кто убил?

— Да кто ж его знает? Нам то неизвестно.

— Неизвестно? — взревел Березуйко. — Построить всех мужчин до двадцати отдельно! А баб с детишками — за церковную ограду. И — охрану, чтоб и не высовывались!

Построили мужчин, выгнали женщин с детьми за ограду.

— Не скажете, кто убил, лично расстреляю каждого седьмого мужика! Раз!.. Два!.. А ну, хлопцы, каждого седьмого вытолкайте из рядов и — к амбарной стенке!

Вытолкали из мужицкого строя каждого седьмого. Взвыли истошным воем бабы за оградой.

— Последний раз спрашиваю, кто убил председателя сельского совета? Не сознаетесь, пеняйте на себя.

Ничего, кроме воя да криков.

— На счет «три» открываю огонь. Раз!..

Замерев от ужаса, Настя и Федор слышали все через открытую в фельдшерском пункте форточку. Счет и — семь револьверных выстрелов. И ружейный залп в воздух, потому что бабы ринулись к воротам церковной ограды.

— Нам туда, Федор, туда. Там могут быть раненые. Я одену тебе на руку повязку с красным крестом, а сама возьму сумку.

Прибежали на площадь, стали в сторонке возле ограды. Охраняющий рыдающихженщин чекист отошел, что-то шепнул Березуйко. Начальник нетерпеливо отмахнулся.

— Санитаров не трогать, пусть смотрят на беспощадность Советской власти. И делают выводы.

Беспощадность была на лицо — семь трупов у бревенчатой стены пожарного сарая. И — строй мужчин, пока еще не ставших жертвами беспощадности.

— Советская Власть умеет постоять за себя, — вдруг начал речь Березуйко. — Грош цена той власти, которая не способна защищаться. Она за бедного человека, что и вызывает дикую ярость у глубоко затаившихся врагов. И правильно партия и лично товарищ Сталин указали нам на особое обострение классовой борьбы. Кулаки и подкулачники попрятали обрезы и готовы стрелять наших сторонников, коммунистов и сочувствующих нам. И мы обязаны вскрывать эти язвы, обязаны покарать их носителей со всей пролетарской жестокостью. Ваше молчание прикрывает наших врагов, вот почему мы вынуждены идти на самые крайние меры. Но вы молчите…

— Да не знаем мы! Не знаем!.. — дико выкрикнула какая-то женщина. — Да хоть всех постреляйте, не знаем!..

— Вот, — с удовлетворением сказал чекист. — Не знаете, значит, покрываете. Не могут в селе не знать, где затаился кулацкий недобиток.

Вновь громко завыли, закричали, зарыдали бабы.

— Не знаем!.. Не знаем мы!..

— Врете!.. — гаркнул Березуйко. — Врете по сговору, а это значит, что все вы замешаны в убийстве нашего товарища, сельского коммуниста. И я буду бороться со всей беспощадностью. Отсчитать каждого пятого!..

Чекисты отсчитали и взашей вытолкали к амбарной стене каждого пятого из мужицкого строя. Там еще валялись трупы, и мужики шли осторожно, чтобы, упаси Бог, не наступить на мертвеца.

И все бабы за оградой враз замолчали.

— В последний раз спрашиваю всех вас, кто убил председателя сельсовета? — расстегивая клапан кобуры, спросил Березуйко. — При счете «Три» открываю огонь.

Но все молчали. Тишина стояла над всем селом, даже малые детишки не плакали.

— Раз!.. — пауза была длинной до мучительной бесконечности. — Два!..

— Стойте!.. — закричал вдруг Федор.

Бросился вперед, закрыл собою обреченных мужиков.

— В чем дело?..

— Я убил этого… Председателя. Расстреляйте меня, только не надо никого больше.

— Ага!.. — с удовлетворением сказал Березуйко, опуская наган. — Вот и славно, вот и все в порядке…

— Неправда!.. — крикнула Настя, кинувшись к главному чекисту. — Он не мог этого сделать, не мог! У него — алиби, мы вместе ночью травы собирали. Да и без руки он. Как он из обреза может…

— Ах, вы ночью по лугу гуляли?.. Цветики-цветочки…

— Мы травы собирали. Те самые, которыми я вашу единственную доченьку вылечила.

Опустил наган Березуйко.

— Сначала следствие проведите…

— Отпустить всех, — вздохнув, сказал чекист. — Охрану вокруг села не снимать. Ко мне — следователя.

Отдельная, полностью укомплектованная и перевооруженная современным оружием дивизия комдива Николаева размещалась в удобных, еще царской постройки казармах. Время было голодным, но командиры получали усиленный паёк, да и бойцы питались не в пример лучше, чем многие регулярные части. Казалось бы тревожиться не было никаких причин, однако комдив нервничал, когда началось жесткое послевоенное сокращение армии.

Сокращали в первую очередь бывших царских офицеров, создавших саму Красную Армию и обеспечивших победу этой армии в кровопролитной гражданской мясорубке. Конечно, боевые награды и комкор Александр Вересковский — он же Иван Колосов — должны сыграть свою роль, но два ранения тоже могут сыграть и в сторону медкомиссии, которая спишет его в резерв, и здесь ни ордена, ни заступничество комкора Ивана Колосова уже ничем не смогут помочь.

— Да перестань ты дергаться! — с раздражением сказала Наталья. — Никто тебя не тронет. А если тронет, я немедленно позвоню в Цека, и тот, кто это сделал, тут же вылетит с работы. Ты, что, забыл, что твоя жена — двадцати пяти тысячница нашей партии?

В Военном городке безраздельно правила Наталья. Организовала Женский клуб, который занимался работой с детьми в ее присутствии, а во время ее отсутствия с наслаждением обсуждал проблемы «Кто? С кем? И когда именно?». Больше жен дивизионных командиров решительно ничего не интересовало. Наталья была настолько выше этой дамской нравственной почесухи, что то ли не замечала ее, то ли игнорировала. Она раздобыла в Хозчасти дивизии тройку смирных лошадок и учила мальчишек и девчонок не только скакать на них, но и седлать, и кормить, и ухаживать. Одновременно с этим она добилась разрешения приобрести несколько малокалиберных винтовок и устроила тир. А кроме этого добровольцы из младших командиров занимались с ребятами строевой и входившей в моду немецкой гимнастикой.