Князь Ярослав и его сыновья - Васильев Борис Львович - Страница 31

— Вынимай их из саней немедля. Шуб не давай снимать, пусть им жарко станет. Ярун, останься. Савка, вели в трапезной накрывать, только чтоб без шума. Если добром порешим, добром и попируем.

— Неужто сможешь не подобру решить? — неодобрительно спросил Ярун, когда Чогдар и Савка вышли.

— Я им покажу, кто здесь князь, — проворчал Невский. — И пусть хорошенько запомнят. И ты мне в этом не мешай, дядька Ярун.

Первым в жарко натопленную малую палату вошёл владыка Спиридон, двумя руками неся перед собой нагрудный крест. Следом, теснясь, ввалилось боярство в тяжёлых неуклюжих шубах. Закланялись, касаясь пальцами пола, вразнобой приветствовали хозяина и его советников. Александр молча принял благословение владыки, молча смотрел на посольство, хмуро, по-отцовски сведя брови.

— Прости Новгороду вечевую брань, Александр Ярославич, — со вздохом начал Спиридон. — Гордыня твоей Невской победы власть над людскими душами взяла. Возомнили о себе людишки мелкие, а народ новгородский ответ сейчас держит.

— Прости, Ярославич! — выкрикнул Миша.

— Прости, князь. — Домаш согнулся в поклоне и продолжил, не разгибаясь: — Ты один Господин Великий Новгород спасти можешь.

Александр шагнул, поднял Домаша с поясного поклона:

— Ты тевтонским мечам не кланялся, Домаш.

— А я ни перед кем колен не преклонял! — крикнул Миша, со стуком падая на колени. — Но пред тобою, Ярославич, за землю Новгородскую…

— За землю Русскую встань, Миша, — строго сказал Александр, и Миша сразу поднялся. — И если все встанем за Русь Святую…

— Встанем, князь!.. — вразнобой, но весьма воодушевлённо заговорило распаренное жарою и неуступчивостью Невского посольство. — На святом кресте клянёмся…

— Кто сдал Псков? — перекрывая возгласы, спросил Александр. — Кто сдал Копорье, Изборск, Тесов? Поимённо — смерть. И им и их пособникам. Условие первое.

— Изменникам — смерть! — подтвердил Домаш.

— Всех новгородских смутьянов — в поруб. Сам их судьбу решу, и ты, владыка Спиридон, мне в этом не перечь. Условие второе.

— Они уже в порубе, — сказал Миша.

— Условие третье. Вечевой колокол должен молчать, пока я войны с орденом не закончу. Его первый удар либо победу нашу возвестит, либо — гибель земли Новгородской.

— Да будет так, — сказал владыка.

— И последнее. Я вернусь в Новгород только как полновластный князь. Ни Совет господ, ни посадник, ни ты, владыка Спиридон, моим повелениям перечить не должны.

На сей раз посольство промолчало. Глядели в пол, вздыхали и даже не переглядывались. Слишком уж тяжким и опасным представлялось последнее условие: издревле приглашаемый в качестве, по сути, наёмного военачальника князь требовал сейчас всей полноты власти.

— Носитесь вы, новгородцы, со своей вольностью, будто девки с девичеством, — с неодобрением сказал Ярун. — А свобода не вольности требует, а боли да крови.

Послы продолжали угрюмо молчать.

— Не самолюбие тёшу, — вздохнул, помолчав, Александр. — Спросите Чогдара, почему татары малыми силами всю Русь расклевали.

Чогдар достал из собственного колчана пучок длинных монгольских стрел, протянул Мише:

— Сломай.

Миша глянул на холодно замкнутое лицо Невского, ухмыльнулся, взял пучок двумя руками и попытался резко согнуть. Стиснул зубы, жилы вздулись на лбу, но пучок стрел даже не прогнулся.

— Стрелы у вас крепкие, — смущённо признался он, возвращая пучок Чогдару.

Невский выдернул стрелу, легко, пальцами, переломил её, бросил на пол.

— Я не самовластия ищу, я Русь в пучок собрать должен. А начинать приходится с гордого Господина Великого Новгорода. Так покажите же пример всей Руси, новгородцы, без опаски за вольности свои.

— Господин Великий Новгород принимает все твои условия, князь Александр Ярославич Невский, — торжественно произнёс Спиридон. — Приди и спаси землю Русскую.

Александр шагнул к нему, преклонил колено:

— Благослови, святой отец.

И резко склонил голову на грудь.

2

Обрадованное посольство во главе с владыкой после двухдневного отдыха поспешило в Новгород, но Домаша Твердиславича и Мишу Прушанина Александр оставил в Переяславле. За ними стояли новгородские дружины, без которых начало вооружённой борьбы с орденом было невозможно. Не теряя времени, Невский собрал всех своих думцев, советников и воевод, едва проводив за ворота посольство.

— Ливонцы ждут, что мы очертя голову Псков отбивать кинемся, — сказал он, открывая военный совет. — Говорите, не чинясь, что думаете. С чего лучше начинать, с чем обождать, а что и напоследок оставить.

Участники высокого совета переглядывались, мялись, но первым говорить никто не рвался. Александр усмехнулся:

— Горячие головы и в битве опасны, согласен. Тогда самых опытных спросим. Что скажете, советники мои?

Побратимы переглянулись. Ярун чуть наклонил голову, и Чогдар сразу же встал:

— Если главные силы в Пскове и вокруг него, то следует их растащить. Медведь в борть залез, значит, надо стать пчёлами.

— Жалить надо, Чогдар прав, — проворчал Гаврила Олексич.

— Было бы кому жалить, давно бы до смерти зажалили, — вздохнул Домаш.

— Неужто никто из Пскова не бежал? — спросил Ярун. — Неужто все под ливонцами так и остались?

— А ведь и верно! — встрепенулся Миша. — В Новгород псковичан понабежало много, говорил с ними. Злы!

— Вот ты, Миша, их ещё пуще и раззадорь, — улыбнулся Невский. — Сколоти да обучи добрую дружину. А свою отдай Домашу.

— Это как же так? Я их собирал, я их обучал, я их в битву водил, а теперь…

— А теперь отдашь, новую соберёшь и обучишь.

— А оружие да брони где взять? — не сдавался Миша. — Оружейники бесплатно и ножа-засапожника не дадут, а псковичи в одних портах к нам прибежали.

— Дадут, — сурово обронил князь. — А если кто не даст, волей своей отберу. Так им и скажи. Родину защищаем, не до барышей сейчас. Завтра же одвуконь в Новгород поскачешь, и моим именем… — Невский со стуком уронил на стол пудовый кулак. — Понял? Исполняй.

— Понял, Ярославич. — Миша встал. — Твоим именем!..

И тут же вышел. И все почему-то засмеялись.

— Горяч, — сказал Домаш.

— Оттого-то я его в Новгород и отправил, — отметил Александр. — У тебя, Домаш, голова похолоднее, а потому обе эти дружины ты должен в пчёл превратить.

— Лучше — в ос, — негромко уточнил Чогдар. — Пчела жало оставляет, а сама гибнет. Нам нужны осы. Ужалил и отлетел.

— Татарский бой, — усмехнулся Ярун. — Чогдар дело говорит, Ярославич.

— Ливонцы то ли шведам, то ли датчанам берега расчищают, — сказал князь. — Значит, первое дело — не дать им там высадиться. Это — на тебе, Домаш, на твоих новгородских дружинах. Сперва выведай все, потом соображай, где и как бить. Второе: надо народ поднимать, без рати не обойдёмся. Рать — твоя забота, дядька Ярун. Нажми на посадника, на владыку, но народ подними, обучи и вооружи.

— Чем? Ни мечей, ни брони не хватит.

— Копьями да баграми, — сказал Домаш. — Этому их долго учить не придётся, сызмальства приучены.

— Тебе, Чогдар, лучников готовить. Чтоб коней рыцарских со второй стрелы валили. Ты, Олексич, мою дружину готовь. Оружие раздай, брони, коней замени, кому требуется. Завтра в Новгород выедете, а я — дня через три. За это время разберётесь, ещё совет проведём и начнём ливонцев щекотать. Яков и Сбыслав, останьтесь, остальные — с Богом.

Все молча вышли. Сбыслав и Яков Полочанин тоже молчали, понимая, что их задания будут только для их ушей.

— Поедешь к князю Андрею, Сбыслав. Приглядывай, горяч он не в меру, но тебя слушать должен. Отцовскую дружину пока в новгородские земли не водите. Идите к границе кружной дорогой, станьте скрытно и ждите моего гонца. Никаких охот, никаких пиров, дозоры — вокруг всего стана, чтоб и мышь не проскочила. Выедешь завтра. Ступай, на прощальном пиру свидимся.

Сбыслав молча поклонился и вышел.

— Тебе, Яков, задание особое, — приглушённо сказал Александр, помолчав. — Я о немцах должен знать все, они обо мне — ничего. Людей для этого подбирай особо надёжных, сам понимаешь. Есть у тебя такие на примете?