Аты -баты, шли солдаты... - Васильев Борис Львович - Страница 11

Когда Константин вошел в станционный буфет, там было пусто.

Только молодая полная буфетчица разговаривала из-за стойки с Аней, которая в одиночестве завтракала за столиком у окна.

— А твой все летает?

— Летает.

— Не пьет-то хоть?

— Ему нельзя, — печально улыбнулась Аня. — Он у меня — летчик-истребитель. Садитесь, Костя, позавтракайте.

Константин сел за ее столик.

— Билет компостировал, — сказал он. — Поезд завтра вечером. В двадцать два сорок четыре. Так что все отлично устроилось.

Анна перестала улыбаться.

— Вы забыли, какого числа погибли наши отцы? Шестого марта. Все только послезавтра съезжаться начнут.

— Ничего не поделаешь, — сказал Константин. — Меня в Москве ждут. Схожу на могилу, возложу букет.

— Люся, посчитай мне, пожалуйста, — сказала Анна буфетчице.

— Вместе считать?

— Отдельно, — Анна отвела глаза от Константина. — А вы спросите автобус на Ильинку, товарищ капитан. От Ильинки они тогда прошли совсем немного, пешком доберетесь. Только напрасно вы букет с собой не захватили. Здесь цветов не достать, придется ограничиться возложением еловой ветки.

Встала, отошла к стойке. Расплачивалась там с буфетчицей. А у Константина вдруг пропал аппетит.

— Ну что сидите? — злясь, спросила Анна. — Вы же спешили отдать сыновний долг и отбыть в столицу нашей родины.

— Вы местная? — спросил вдруг Константин.

— Нет.

— Родственники тут?

— Почти родственники, — нехотя ответила Анна и, помолчав, добавила:

— Я здесь в пятнадцатый раз.

— В пятнадцатый?.. — удивился Константин, только теперь начиная догадываться. — И всегда в марте?

— Всегда в марте, — ответила Анна. — Однажды была летом. Отпуск здесь провела. Но это не в счет. Это в шестнадцатый раз.

— Тем летом обелиск на братскую могилу ставили, — пояснила буфетчица. — Еще Гарбузенко жив был.

— Какой Гарбузенко? — спросил Константин.

— Старший сержант. Помощник командира взвода, — пояснила Анна. — Умер два года назад, просил, чтоб его — в ту же, братскую. С трудом, но удалось.

— Значит, вы ездите сюда половину вашей жизни?

— Отец и есть половина жизни. Половина жизни — отец, другая половина — мама.

— Здесь живет кто-нибудь, кто был в том бою? — помолчав, спросил Константин.

— В бою погибли все, — ответила Анна. — Немцы добили даже раненых. Но одна девочка из Ильинки пряталась в кустах. То есть это тогда она была девочкой, теперь она — Валентина Ивановна. Я у нее останавливаюсь.

Константин очень внимательно выслушал ее, вздохнул, помолчал. Сказал вдруг, не глядя:

— Не сердитесь на меня, Аня. У каждого свое. Жизнь, как говорится, есть жизнь. Скажите лучше, что я должен сделать?

Анна улыбнулась:

— Для начала помогите мне дотащить чемодан.

…Офицеры маршевого батальона были выстроены на заснеженном плацу. Поверяющий — кругленький, весьма пожилой и очень усталый генерал — кричал обиженным голосом:

— Немец — не дурак, лейтенанты! Не дурак, понятно? «На ура» с ним не надейся! Я его еще с пятнадцатого постиг! Солдату на войне тяжелее всех, понятно? Он прямехонько на смерть побежит. Обманет — удача, не обманет — слава вечная! И коли он чего не умеет, то не он виноват, а его командир, понятно? Солдат никогда не ленится — это его командир ленив. Все с вас спрошу, лейтенанты, все — с вас! Если солдату мы землю свою доверили, то вам — солдат. Самое дорогое, что у нас есть. Дороже не придумаешь. Кто командир взвода, в котором сегодня ефрейтор первой гранатой макет танка разнес?

— Младший лейтенант Суслин! — покраснев от удовольствия, гаркнул Игорь. — Второй комсомольский взвод истребителей танков!

— Комсомольский? Отменно! — похвалил генерал. — Как фамилия молодца?

— Ефрейтор Святкин, товарищ генерал. Ротный запевала!

— Два раза молодец, — улыбнулся генерал. — Твой взвод выделен для прохождения?

— Так точно, товарищ генерал!

— Ну, лейтенант, командуй. Да скажи этому… Святкину, чтобы порадовал меня песней, как порадовал меткостью на ученьях. Иди.

— Есть! — крикнул Суслин и со всех ног бросился к взводу, построенному на другом конце плаца.

— Суслик бежит, — сказал Святкин, увидев бежавшего к ним младшего лейтенанта. — Чего это он сияет, как взводная сковородка?

— Взвод, смирно! — подал команду Гарбузенко.

Подбежал Суслин. Он запыхался и говорил с перерывами, задыхаясь:

— Значит, так… Как махну… Как махну рукой — запевай. Все дружно… И ножку чтобы… Ножку, чтоб земля гудела… Товарищ ефрейтор Святкин, генерал… генерал лично… Лично, понятно?..

— Лично понятно, — согласился Святкин.

Печатая ногу, взвод шагал по заснеженному плацу.

Суслин шагал впереди, ступая легко и упруго, радостно ощущая единый ритм со своим взводом истребителей танков. Направляя взвод к наспех сколоченной трибуне, он молодецки развернул плечи и махнул рукой.

Солдаты начали особенно старательно впечатывать ножку, а ефрейтор Святкин, откинув голову, запел:

Аты-баты, шли солдаты,

Эх, шли солдаты на войну!

И взвод весело подхватил припев:

Нам бы кралю, нам бы кралю,

Нам бы кралю хоть одну!..

В это время взвод проходил мимо начальственной трибуны, солдаты, естественно, держали на нее равнение. Но услышав ошарашивающе незнакомую мелодию и текст песни, Суслин невольно оглянулся, сбил шаг и нелепо засеменил, пытаясь поймать ритм.

А его взвод, изо всех сил топая сапогами, то молодецки выкрикивал: «Эх!», то скорбно вздыхал: «Ох!..»

Эх! Нам бы кралю, нам бы кралю,

Ох! Нам бы кралю хоть одну!..

— Что это они горланят? — удивленно спросил генерал.

— Вроде «По долинам и по взгорьям», — неуверенно подсказал командир батальона.

— Ну оболтусы! Ну разгильдяи! — свирепо засопел генерал. — Взводного ко мне!…

Постоял, подумал, махнул рукой и усмехнулся в седые усы:

— Впрочем, отставить! Песня как песня. Пускай поют!..

Анна и Константин тряслись в сельском «газике». Молодая женщина сидела рядом с шофером, а капитан боком примостился на заднем сиденье, где стоял Аннин неподъемный чемодан.

— Значит, к памятнику желаете? — болтал шофер. — Полчаса делов. Я мимо того памятника два раза в день езжу.