Дурочка - Василенко Светлана - Страница 13

Утром Ганна обходила ряды. Стояла напротив торговок, глазами выпрашивая подаяние. Торговки были чужие, приезжие. Ганну не знали. Одна, мордастая, с нежностью, будто ребенку лицо, вытирала тряпочкой копченую голову свиньи.

— Иди, девочка, мимо. Самим есть нечего. С голоду пухнем!

Тогда села Ганна у магазина и запела:

Народ шел по своим утренним делам, Ганны не замечая.

Одна молодая баба остановилась, сказала, пирожок откусывая:

— Ну, нагнала тоску… Ни кусочка не дала б за такую песню.

Другая баба шла с коромыслом. Несла ведра, полные молока. Ни к кому не обращаясь, в пустоту сказала:

— Про наше село поет. Только у нас не мужики, а бабы злые. — К Ганне повернулась: — Дай, дочка, во что молока налить…

Ганна поискала — нет ничего. Подставила ковшиком руки. Баба налила ей из ведра молока в ладошки.

Ганна стала пить. Молоко между пальцев уходило в пыль.

Подполз другой нищий, ударил по рукам снизу. Молоко разлилось.

— Вали отсюдова! Это мое место.

Сел рядом, начал Ганну выталкивать. Не заметили, как милиционер подошел.

— Прекрати мне девчонку обижать! Э! Да не тебя ли мы ищем? — вгляделся в Ганну. — Ты из детдома?

Ганна отодвинулась, кивнула: да. Потом покачала головой: нет.

— Так да или нет? Говори! Или ты немая? Точно, немая! И та, сказали, тоже немая. Детишек потравила ядом и воспитательницу. Ее по всему району ищут, а она здесь сидит, под боком. Вставай, пошли! Тюрьма по тебе плачет! — Милиционер больно схватил Ганну за плечо.

— Какая она немая? Пела здесь только что! — вступилась баба с ведрами.

— Пела? — засомневался милиционер.

Ганна вырвалась, побежала.

— Держи! — закричал милиционер. — Она это, точно она!

Ганна бежала через базарную площадь. Милиционер уже настигал ее.

Вдруг из ворот выехала телега. Ганна бежала-бежала за ней, запрыгнула. Мужичок оглянулся, ударил лошадь изо всех сил:

— Но, пошла, милая! Пошла! Пошла!

— Стой, стрелять буду! — Милиционер достал из кобуры пистолет, выстрелил в воздух.

— Не пугай, непуганые! — Мужичок стоял во весь рост, торжествуя, правил.

Ехали по дороге шагом. Мужичок спросил:

— Это ты на базаре пела?

Ганна кивнула.

— Я слышал… Хорошо поешь, жалобно. Он в тебя стрелял за то, что пела?

Ганна подняла плечи: не знаю, мол.

— За песню стрелял! Я знаю! — уверенно сказал мужичок. — Все дочиста отобрали, теперь последнее отбирают — песню! Вымрет народ русский без песни! — разволновался мужичок, потом подумал, сказал Ганне: — Ты не бойся. Я тебя спрячу. Будешь в моем саду песни петь!

Мужичок в саду с пугала одежду взял, Ганне протянул:

— Наряжайся. Будешь песни в саду петь — птиц распугивать. Повадились вишни склевывать. Ты ходи, в бубен бей, песни пой. Революционные песни пой, они ихних песен боятся. Птица, а чувствует. Только не усни. У нас птицы есть — в голод к человечине привыкли. Заклюют!

Ганна ходила по саду, среди вишен. Била в бубен, яростно пела:

Птицы сидели на большом тополе, слушали.

Уморилась Ганна. Села отдохнуть и заснула.

Проснулась — прикоснулся кто-то. Открыла глаза — птицы ходят по земле, видимо-невидимо.

— Га! Га! Га! — закричала Ганна на птиц. Целая черная туча птиц поднялась над Ганной. Пьяные от вишен, с красными клювами.

— Га! Га! Га! — над Ганной кричат.

Посмотрела Ганна на ноги: босые ноги были по щиколотку красными — от раздавленных вишен. Бегала по кровавой от вишен земле.

— А-а-а! — кидалась на птиц с палкой. Птицы были молодые, воронята. Но вот и старые черные вороны сорвались с тополя, закружились над головой Ганны низко-низко. Ганна испугалась, побежала от них.

Они летели за ней черной стаей, злобно кричали. Гнали ее долго, до самого дома.

Забежала в незнакомый дом без стука. Вошла в первую комнату — никого. Вошла во вторую — никого. На столе увидела миски, в мисках — горячие щи. Хлеб нарезан. Протянула руку к хлебу. Отдернула. Сглотнула слюну.

Кто-то закашлял под полом. Посмотрела Ганна: погреб. Потянула за крышку.

Три мужика с ружьями да три бабы с ребятами испуганно смотрели на нее.

— Ратуйте, люди, ратуйте! — вдруг пронзительно закричала одна баба. — Грабят! — замахнулась топором на Ганну.

Ганна со страху захлопнула крышку, побежала вон из дома. Бежала через огороды, а вслед ей неслось:

— Ратуйте, люди, ратуйте! — Баба стояла на соломенной крыше, размахивая цветастым платком.

И кто-то бил в рельс, как на пожаре.

Пробиралась через поле. Вдруг увидела: мальчик с девочкой поле пашут. Мальчик в плуг впрягся вместо лошади. Девочка за плугом идет, кроха совсем, от усталости падает.

— Устала я, братик, пить хочу, — пожаловалась кроха.

— Еще круг пройдем, Маша, тогда и напьешься.

— Не могу, Ваня. Мочи нет…

Подошла Ганна к крохе, перехватила ручки плуга. Широким шагом пошла за мальчиком. Мальчик оглянулся, заулыбался:

— И-го-го! — взбрыкнул он по-лошадиному, пошел быстрее.

Ганна засмеялась.

Сидели у вечернего костра. Мальчик картофелины пек, проверял прутиком, испеклись или нет, снова в костер их закатывал.

— Мать с отцом неделю назад забрали. И брата старшего забрали. Остались мы с Машей одни. Сказали, и нас отвезут куда-то. На машине, сказали, повезут, на настоящей. Да вот что-то не едут. Может, забудут про нас? Кто кормить нас зимой будет? Вот и пашем… Машка, не спи!