Демон - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 145

Все могло бы выйти по-другому. У Геи было не слишком много военных советников, но несколько все же имелось. Так что, когда пришли первые рапорты о поражении Военно-Воздушных Сил Крона и Метиды, один из советников нашел богиню и проинформировал ее. Он также порекомендовал передислоцировать группы с дальней стороны колеса, переводя их в положения, более выгодные для начала массированной атаки. В целом все согласились, что именно это лучший способ разбить ловкие беллинзонские самолетики.

Гея тогда как раз смотрела «Войну и мир» — в длинной мосфильмовской версии. Она согласилась, что идея, пожалуй, неплохая. Велела советнику подойти еще раз, когда она освободится и найдет время подумать.

Когда же богиня, моргая, снова вышла на свет, ей доложили, что все ее воздушные базы уничтожены, а Военно-Воздушные Силы находятся на конечной стадии крантов.

От таких новостей громадное лицо Геи раздраженно нахмурилось.

— Посмотрите, нельзя ли разыскать ту копию «Стратегического авиационного командования», — бросила она своим советникам и вернулась в кинозал.

Погибших пересчитали и собрали в одном месте. Вышло шесть с лишним сотен человек и двадцать две титаниды. Трупы обложили дровами и подожгли — а вся дивизия стояла тем временем по стойке «смирно».

Раненых лечили. Их оказалось полторы тысячи людей и тридцать пять титанид, многие — тяжелые. Фургоны с менее серьезными ранеными под охраной трех когорт уже двигались в сторону города.

Итак, фактически получился один легион убитых и раненых, а также пол-легиона тех, что в Гиперион идти уже не могли. Пропорциональные цифры были справедливы для титанид. По сути — еще одна децимация.

Могло быть гораздо хуже. И все постоянно себе об этом напоминали. Хотя никто не обмолвился ни словом, пока горел погребальный костер или пока ослепших, обгоревших, лишившихся конечностей людей грузили в фургоны.

Вооружившись безжалостной логикой войны, Сирокко понимала, что с первой и до последней секунды все происходило много удачней, чем она запланировала.

Военно-Воздушные Силы понесли куда большие потери, чем армия, — как в самолетах, так и в пилотах — но зато Военно-Воздушных Сил. Тем более не существовало. Все, кто выжил, стали героями. Преданиям об их подвигах еще долго предстояло пересказываться в пивных Беллинзоны.

Армия понесла потери — и тем не менее теперь она, пожалуй, стала сильней, чем раньше. Она, согласно тому жуткому и совершенно точному выражению, ¦вкусила крови". Солдаты увидели, как погибают их товарищи. Вину за это они возлагали на Гею — и люто ее ненавидели. Они кое-что узнали о страхе. Теперь они стали ветеранами.

Генералы были достаточно умны, чтобы ни о чем таком не упоминать. Они хорошо помнили того экс-генерала, что разглагольствовал о «допустимых потерях». Однако они знали, что все это чистая правда, и знали, что Сирокко прекрасно это понимает.

Вряд ли могло выйти удачнее.

Сирокко была так счастлива, что ей блевать хотелось.

Единственное, что делало происшедшее минимально терпимым, так это то, что до сих пор армия сражалась с монстрами. Сирокко могла принять и одобрить и ненависть, и дух кровожадной мести, что так ее отталкивали, когда бывали направлены против другой группы людей. Пока что они сражались со злом в чистом виде.

Однако в Гиперионе, у врат Преисподней, все может измениться. Если планы Сирокко относительно Геи не воплотятся в жизнь, этим людям скоро придется сражаться с другими человеческими существами.

Причем очень немногие из тех людей сами избрали, на какой стороне им быть, и представляли собой то же зло, что и сама Гея. Нет, громадное большинство обитателей Преисподней оказались выброшены на ее берега точно также, как беллинзонцы были выброшены на берег Диониса. Это было делом случая, а Гея все время подтасовывала карты.

Сирокко вдруг поняла, что возносит безмолвные молитвы святой Габи. «Пожалуйста, не дай мне проиграть. Пожалуйста, не дай этой армии — армии, которую я подняла только после твоего обещания, что Адам будет спасен без смертельного боя одних людей с другими, — пожалуйста, не дай им научиться любить убийство себе подобных».

Одна мысль держала Сирокко в седле. Если она погибнет и армии придется воевать, лучше принять жестокую смерть, чем жить в рабстве.

Армия маршировала дальше.

Когда дорога исчезла в джунглях, вперед выдвинулись группы титанид.

В адрес титанид уже выражалось недовольство. Никакой логики тут не было — но в таких делах ее и не бывает. Причем независимо от того, что прижатым к земле людям нечем было давать отпор. И от того, что настоящего сражения так и не получилось. И от того даже, что, будь такая возможность, люди тоже побежали бы с поля боя. Но все дело заключалось в том, что титаниды побежали, а люди остались лежать под пулями.

Джунгли все изменили.

Продвижение войск стало медленным. Проходя по длинному, мрачному туннелю листвы, солдаты видели группы изнуренных, истекающих кровью титанид, которые сидели у края тропы, а вместе с титанидами и тот легион, который до этого маршировал в авангарде. Когда вся колонна проходила, легион и титаниды пристраивались сзади. Такое происходило каждые два оборота.

Когда очередной легион оказывался в авангарде, люди начинали понимать, что происходит. Группы из пятидесяти титанид врубались в джунгли со скоростью и мощью громадной, безостановочной циркулярной пилы. Жутко было смотреть. Их все время кусали какие-то мелкие когтистые твари. Разноцветные шкуры то и дело окрашивались ядом растений. Сразу становилось понятно, что одни люди, без титанид, продвигались бы в темпе примерно одной десятой от нынешнего и с немалым количеством тяжелораненых.

Достаточно скверно приходилось середине колонны, ибо твари постоянно выпрыгивали из подлеска. Солдаты сильно нервничали. Некоторые просто погибали, становясь жертвами контактного яда.

Когда встали лагерем, джунгли сомкнулись вокруг них. Твари, скорее годившиеся для наркотического кошмара, чем для реальности, ненадолго показывались из тьмы на свет, отгоняя от себя пять-шесть титанид.