Человек наизнанку - Варгас Фред - Страница 36

Итак, она позвонит Адамбергу, и что это даст? Ничего. Это приведет только к приступам беспричинной грусти и томительной скуки, оттого что приходится опять перебирать ветхие лохмотья чужого прошлого. Примерно такое чувство испытываешь, когда, например, проверяешь исправность газового крана и по двадцать раз проделываешь одну и ту же операцию. Вновь и вновь возвращаешься к тому, с чего начал, и теряешь, безвозвратно теряешь время. И ощущаешь усталость, напрасно сделав крюк по обгорелым полям своей памяти.

Однако безутешное горе Солимана, его проникновенный взгляд, его басни, сказки, цитаты из словаря постепенно поколебали эгоистическое спокойствие Камиллы, и ночь напролет она вкушала сомнение – наслаждение мудрых. Недовольство собой и нежелание пересилить себя постепенно исчезали: всю ночь ее преследовали образы Массара и его клыкастых спутников, покойной Сюзанны, ее чернокожего питомца и ее старого друга Полуночника.

К утру Камилла поняла, что оказалась в тупике, и теперь, раздираемая надвое, балансировала на узком гребне сомнения: с одной стороны, она хотела вернуться в Экар с победой, с другой – ей претила мысль о звонке Адамбергу.

Солиман и Полуночник проснулись. Камилла слышала, как они возятся по ту сторону занавески. Потом Соль снял со стенки кузова мопед: наверное, собрался за свежим хлебом. Полуночник принялся не спеша одеваться. Вскоре девушка почувствовала запах кофе, а затем раздалось приближающееся тарахтение мопеда. Камилла надела куртку, джинсы и, прежде чем встать на пол, натянула сапоги, – здесь нельзя было ходить босиком.

Увидев Камиллу, Солиман улыбнулся, а Полуночник концом посоха указал на табурет. Молодой человек налил ей кофе, положил два кусочка сахара, сделал бутерброды.

– Надо будет побыстрее во всем разобраться, – сказала Камилла.

– Мы уже думали, девушка, – важно произнес Полуночник.

– Мы возвращаемся, – подхватил Солиман. – «Возвращение – движение обратно, к тому месту, откуда выехал или вышел». Возвращение – это не поражение. В словаре совершенно точно ничего не говорится о поражении.

Камилла насупилась.

– А подождать никак нельзя? – раздраженно спросила она. – Может, через день-другой появится новая зарезанная овца, и тогда мы будем знать, куда ехать дальше.

– Ну и что с того? – возразил Солиман. – Мы никогда его не догоним. Мы же вечно опаздываем. А если мы всегда позади, нам не удастся его поймать. Нам нужно быть впереди него. А чтобы его опередить, мы должны гораздо больше знать. Мы ни на что не годимся. Преследуем его, ползем за ним, но достать не можем. Давай вернемся, Камилла.

– Когда?

– Сегодня, если ты осилишь перевалы. Нынче вечером мы уже будем в Экаре.

– Хоть овечки будут довольны, – пробормотал Полуночник. – Они плохо питаются, когда меня нет с ними.

Камилла допила кофе, задумчиво взъерошила волосы.

– Мне это не нравится, – заявила она.

– Но это будет правильно, – ответил Солиман. – Спрячь подальше свою гордость. Знаешь историю про трех незнаек, которые хотели разгадать тайну дерева о ста двадцати ветвях?

– Хорошо, а если я позвоню? Если я позвоню тому полицейскому? – воскликнула Камилла.

– Если ты позвонишь тому полицейскому, это будет история о трех незнайках и одном мудреце, которые хотели разгадать тайну безволосого человека.

Камилла тряхнула головой, надолго задумалась. Солиман медленно жевал, стараясь не чавкать, а Полуночник, сложив руки на коленях, внимательно наблюдал за девушкой.

– Я ему позвоню, – наконец сказала Камилла и поднялась с места.

– Ты за рулем, тебе решать, – подвел итог Солиман.

XXIV

– Я его замещаю, – в третий раз проговорил в трубку лейтенант Адриен Данглар. – Вы хотите подать жалобу? Может, вы по поводу ограбления, или угроз, или нападения?

– Я по личному делу, – объяснила Камилла. – Сугубо личному.

Она сомневалась, правильно ли выразилась. Ей не очень нравилось слово «личный», потому что оно преступало границы дозволенного, создавало иллюзию отношений, которых не было и в помине. Такие слова иногда встречаются: они все время забредают на чужую территорию.

– Я его замещаю, – снова сказал Данглар, не повышая голоса. – Уточните, по какому поводу вы звоните.

– Я не хочу уточнять, по какому поводу звоню, – так же спокойно ответила Камилла. – Мне нужно поговорить с комиссаром Адамбергом.

– Значит, по личному делу?

– Да, я уже вам сказала.

– Вы находитесь в пятом округе? Откуда вы звоните?

– С обочины национальной магистрали номер семьдесят пять, из департамента Изер.

– Эта территория не в нашем ведении. Вам лучше связаться с местной жандармерией.

Он взял листок бумаги, написал на нем крупными буквами «Сабрина Монж» и, сделав знак, протянул сотруднику, сидевшему справа. Кончиком карандаша надавил на кнопку громкой связи.

Камилла решила, что пора заканчивать разговор. Она использовала возможность и позвонила, полицейский ей отказал, значит, не судьба. Ей не дали поговорить с Адамбергом, она не будет больше настаивать. Однако, начав борьбу, Камилла не желала отступать, она просто была на это не способна, и этот недостаток смирения заставлял ее порой тратить силы впустую.

– Боюсь, вы меня не поняли, – принялась терпеливо объяснять она.

– Да что вы, я все понял, – ответил Данглар. – Вы хотите поговорить с комиссаром Адамбергом. Но поговорить с ним не получится.

– Его нет?

– С ним нельзя связаться.

– Это очень важно, – настаивала Камилла. – Скажите, как мне его найти?

Данглар снова сделал знак сотруднику. Девица Монж шла в атаку, проявляя немыслимую наивность. Должно быть, она считала полицейских полными тупицами.

– С ним нельзя связаться, – повторил Данглар. – Он исчез, испарился. Комиссара Адамберга больше не существует. Я за него.

В трубке наступило долгое молчание.

– Он что, умер? – спросила Камилла дрогнувшим голосом.

Лейтенант нахмурился. Сабрина Монж вряд ли задала бы подобный вопрос таким тоном. Данглар был человек умный и тонкий. В интонациях собеседницы он не услышал ни гнева, ни подозрительности, что было весьма странно, если он говорил с Сабриной Монж. Девушка на другом конце провода не поверила ему и пришла в замешательство.

Камилла напряженно ждала ответа, скорее растерянная, чем опечаленная, словно вдруг узнала, что прочная соломинка, переброшенная через ручей, взяла и сломалась. Не может быть. Она бы узнала об этом из газет, она бы непременно об этом знала, ведь Адамберг человек известный.

– Его просто нет на месте, – объяснил Данглар совсем другим голосом. – Давайте я запишу ваше имя и как с вами связаться. Я передам ему сообщение, и он сам вам позвонит.

– Боюсь, не получится, – сказала Камилла. – У мобильника батарейка садится, а я стою на обочине дороги.

– Как вас зовут? – настаивал Данглар.

– Камилла Форестье.

Лейтенант резко выпрямился, махнул рукой, отослав своего сотрудника, и отключил громкую связь. Это была Камилла Форестье, дочь Матильды, единственная дочь Королевы Матильды. Та девушка, которую Адамберг время от времени пытался разыскать где-нибудь на земном шаре, как ищут улетевшее облако, а потом надолго забывал. Данглар схватил другой листок бумаги, возбужденный, словно мальчишка, которому удалось сбежать на рыбалку, да еще и клев оказался отменный.

– Я вас слушаю, – произнес он.

Из осторожности он все-таки расспросил Камиллу, но примерно через четверть часа убедился в том, что она именно та, за кого себя выдает. Данглар не был с ней знаком, зато хорошо знал ее мать и мог задать такие вопросы, на какие Сабрина Монж, при всей ее информированности, не смогла бы ответить. Господи, как же хороша мать этой девушки!

Наконец поток вопросов иссяк, и Камилла, ничего не соображая, закончила разговор. Адамберга охраняли так, словно за ним по пятам гналась целая свора убийц. Похоже, лейтенант успокоился, когда речь зашла о матери. Камилла улыбнулась. Королева Матильда в очередной раз послужила ей пропуском, впрочем, так было всегда. Адамберг находился в Авиньоне, и теперь Камилла знала название гостиницы и номер его телефона.