Человек наизнанку - Варгас Фред - Страница 11

– Что ты еще мне хотел сказать?

– Она знает, кто он.

– Оборотень?

– Да.

– Скажи кто.

– Массар, парень, работающий на бойне.

– Массар? – воскликнула Камилла. – Господи, почему именно Массар?

Лоуренс смущенно потер щеку.

– Не молчи, – приказала Камилла.

– Потому что у него не растут волосы на лице и на теле.

Камилла твердой рукой протянула пустую чашку, и Лоуренс положил ей еще ягод.

– Что это значит – не растут волосы на теле?

– Ты видела этого типа?

– Да, один раз.

– У него действительно безволосая кожа.

– Я что-то не пойму. – Камилла помрачнела. – У него на голове растут волосы, как у тебя и меня. Челка весь лоб закрывает.

– Я имею в виду не это: у него нет волос ни на лице, ни на теле.

– Ты хочешь сказать: на ногах, на руках, на груди?

– Да, кожа у парня гладкая, как у младенца. Я, конечно, его не рассматривал, но мне показалось, что он даже не бреется.

Камилла прикрыла глаза, пытаясь представить себе Массара, когда он стоял тем утром, прислонясь к фургону. Она вспомнила, как ее удивили его белоснежные руки и лицо, он выглядел особенно странно рядом с другими, смуглыми охотниками. Да, может, у него действительно безволосая кожа.

– И что? – с сомнением произнесла она. – Что с того?

– Вижу, ты не очень разбираешься в оборотнях, да?

– Разумеется, не разбираюсь.

– И не сумеешь распознать его при свете дня.

– Нет. А по каким приметам я должна узнать его, беднягу?

– По этой примете. У оборотней нет волос на теле. А знаешь почему? Потому что они у него внутри.

– Ты что, шутишь?

– Почитай старые книги твоей еще более старой, съехавшей с катушек страны. Увидишь. Там так и написано. Большинству людей, живущих в сельской местности, хорошо это известно. И толстухе в том числе.

– Сюзанне.

– Сюзанне.

– И им известно также про этот фокус с волосами?

– Это вовсе не фокус. Это знак, которым отмечены оборотни. Другого нет. У него волосы внутри, потому что это человек наизнанку. Ночью он выворачивает себя налицо, и тогда шерсть оказывается снаружи.

– Значит, выходит, что Массар – что-то вроде шубы, вывернутой наизнанку?

– Да, если тебе так больше нравится.

– А зубы? Они у него тоже… двусторонние? Куда он их прячет днем?

Лоуренс поставил рюмку на стол и повернулся к Камилле.

– Ну что ты так разволновалась, Камилла? Это ни к чему. Bullshit. Это же не я придумал, это сказала толстуха.

– Сюзанна.

– Сюзанна.

– Да, ты прав, – признала Камилла. – Прости меня.

Камилла встала, вытряхнула остатки винограда в чашку. Если есть не торопясь ягодку за ягодкой, можно постепенно расслабиться, хотя бы физически. «Пьяный» виноград приготовила Сюзанна. В комнате за кухней хозяйка Экара гнала водку из виноградных выжимок – жгучую воду, как называла ее Сюзанна, и количество этого крепкого напитка сильно превышало «предельную норму», установленную законом для владельцев виноградников. «Плевать я на нее хотела, на эту норму», – не раз говорила Сюзанна. Впрочем, ей никогда не было дела ни до каких норм, ограничений, налогов, квот, пошлин, страховок, инструкций, сроков годности и тому подобного. Ее управляющий Бютей следил за тем, чтобы хозяйственная деятельность в Экаре не выходила слишком далеко за рамки гражданского законодательства, а Полуночник – за тем, чтобы не было претензий со стороны санитарной инспекции. Камилла спрашивала себя, каким образом Сюзанна, которой переступить через общепринятые правила – все равно что лужу перешагнуть, могла присоединиться к тем, кто распускает упорные, а потому особенно опасные слухи об оборотне. Камилла завинтила крышку на опустевшей банке и прошлась по комнате, крепко сжимая в руке чашку. Разве что Сюзанна решила отныне придерживаться собственных правил, поскольку принимала в штыки законы общества. Создать свои правила, свои законы, дать свое объяснение событиям. Когда все местное население, сплотив ряды, ринулось ловить зверя, Сюзанна Рослен, противница всякого единомыслия, предпочла держаться в стороне. Она бросала вызов общности мнений, следовала иной логике – какой угодно, лишь бы не той, которой придерживались остальные.

– Она свихнулась, – подытожил Лоуренс, словно прочитав мысли Камиллы. – Она не от мира сего.

– Как и ты. Ты ведь живешь в снегах, бок о бок с медведями.

– Но я-то не свихнулся. Конечно, чудо, что этого не случилось, но я не свихнулся. Этим я отличаюсь от толстухи. Ей на все наплевать. Ей плевать даже на то, что от нее вечно воняет овцами.

– Забудь ты про этот запах, Лоуренс.

– Я ни о чем не забываю. Она опасна. Вспомни про Массара.

Камилла провела рукой по лицу. Лоуренс прав. Пусть Сюзанна несет околесицу про какого-то оборотня, это ее дело. Любой имеет право нести околесицу. Но обвинять человека – это совсем другое дело.

– А почему Массар?

– Потому что у него не растут волосы на теле, – терпеливо повторил Лоуренс.

– Да нет же, – устало отмахнулась Камилла. – Кроме волос, оставь ты в покое эти чертовы волосы. Почему ты считаешь, что она всю вину валит на него? Этот парень чем-то похож на нее, его тоже все сторонятся и никто не любит, он тоже одинок. Скорее ей бы надо его защищать.

– Вот именно, он слишком похож на нее. Они охотятся на одной территории. Она должна его устранить.

– Ты слишком много лет занимался гризли.

– Говорю тебе, все так и есть. Они – жестокие конкуренты.

Камилла покачала головой.

– Что она тебе о нем сказала? Кроме волос?

– Ничего. Пришел Солиман, и она замолчала. Я больше ничего не смог разузнать.

– Этого уже достаточно.

– Более чем достаточно.

– И что же нам теперь делать?

Лоуренс подошел к Камилле, положил ей руки на плечи.

– Я скажу тебе, что мне советовал мой отец: «Хочешь быть свободным – пореже открывай рот».

– Ясно. И что дальше?

– Рот мы закроем. Потому что если обвинения толстухи станут известны за пределами Экара, Массару несдобровать. Ты ведь знаешь, что каких-нибудь двести лет назад делали с теми, кого подозревали в подобных делах?

– Не знаю. Говори все как есть.

– Им вспарывали брюхо от шеи до паха и смотрели, нет ли у них внутри волос. А потом, когда обнаруживалось, что их ввели в заблуждение, плакать было уже поздно.

Лоуренс сжал плечи Камиллы.

– Нельзя, чтобы ее бредни стали известны за пределами фермы, черт бы ее взял, – медленно и отчетливо проговорил он.

– Не верю, что люди такие чокнутые, как ты воображаешь. Они не накинутся на Массара. Люди знают, что на овец нападает волк.

– Ты права. В обычное время ты была бы совершенно права. Однако ты забываешь, что мы имеем дело с необычным волком, не таким, как другие. Я видел отпечатки его зубов. Камилла, если я тебе говорю, что это могучий зверь, такой, каких я, может быть, никогда не встречал, ты должна мне поверить.

– Я тебе верю, – тихо ответила Камилла.

– Скоро это станет известно многим, не мне одному. Они же не слепые, эти парни, они быстро во всем разберутся, что бы там ни думала толстуха. И очень скоро они обо всем узнают. Узнают о том, что имеют дело с необычным существом, какого они никогда не видели. Камилла, ты понимаешь, к чему я веду? Ты понимаешь, насколько серьезна опасность? Для них это нечто выходящее за пределы нормы. Они же испугаются. И потеряют голову. Станут поклоняться идолам и предавать огню несогласных. Если сейчас толстуха Сюзанна распустит слухи, парни схватят Массара и вспорют ему брюхо от шеи до самых яиц.

Камилла покачала головой, напряженно размышляя. Никогда еще Лоуренс не произносил столько слов сразу. Он по-прежнему обнимал ее, словно желая защитить. Камилла чувствовала его горячие ладони на своей спине.

– Вот почему нужно непременно найти этого зверя, мертвым или живым. Если они его найдут, он будет мертвым, если я – живым. И с этого момента нам лучше помалкивать.

– А что делать с Сюзанной?