Узники Тауэра - Цветков Сергей Эдуардович - Страница 69

– Корона похищена!

– Измена! Держи! – сразу же раздалось со всех сторон. Какой-то пастор, быстро шедший с двумя спутниками к воротам крепости, тоже во всю глотку заорал:

– Держи мошенников!

Караульные потеряли голову и видели вора в каждом бегущем человеке; они чуть не застрелили гарнизонного капитана Бекмана, выскочившего на улицу без мундира, но, к счастью, вовремя признали в нем своего командира.

Блад с сообщниками направился к подъемному мосту. Часовой не пропустил их, и тогда Блад, вытащив из-за пояса пистолет, уложил его на месте. Другой караульный, стоявший неподалеку, в испуге не препятствовал грабителям выйти из Тауэра. На пристани уже скопилась толпа любопытных, и Блад смешался с ней. В эту минуту из ворот крепости выбежал Бекман.

– Держи его! – отчаянно завопил он, указывая на Блада.

– Кого, пастора? – недоумевали в толпе.

Но тут нервы Блада не выдержали, и он разоблачил себя. Выхватив второй пистолет, он выстрелил в Бекмана. Пуля пролетела мимо; мгновение спустя капитан настиг преступника и схватил его за горло. Завязалась отчаянная борьба, корона Англии покатилась в грязь, причем несколько бриллиантов выпало, и некоторые из них впоследствии так и не нашлись. На помощь Бекману подоспели солдаты. Наконец Блад подчинился силе и, оглядываясь по сторонам на зевак, заявил с задорным ухарством:

– А важную я задумал штуку? Жаль, что она не удалась!

Его тотчас отвели в Тауэр.

Парата задержал какой-то лакей: лейтенант оказался не под стать полковнику. Державу нашли при нем слегка поврежденной: один рубин выпал из нее и затерялся в складках Паратовых штанов. Грабителя также доставили в Тауэр.

Хант в поднявшейся суматохе улизнул; вскочив на коня, он скрылся в лабиринте лондонских улиц и переулков. Но горе-злоумышленник настолько обезумел от страха, что мчался напролом; в одном месте он наскочил на столб, перевернул чью-то телегу и в качестве нарушителя спокойствия был отведен в участок. Великодушный судья Смит хотел было уже отпустить его на все четыре стороны, когда до него дошла весть о краже королевских сокровищ. Повнимательнее присмотревшись к задержанному, судья Смит на всякий случай отправил его в Тауэр и, как выяснилось, не ошибся.

«Жениху» и мастеровому счастье тоже не улыбнулось.

Все были уверены, что Блада вскоре отправят на плаху. Но вместо этого его отвезли в Уайтхолл. Почувствовав, что игра еще не кончена, Блад, идя по коридорам дворца, принял самый отчаянный вид. «Этого злодея не повесят», – шептали за его спиной пажи и придворные. Все знали, сколько друзей среди сильных мира сего имелось у полковника. Некоторые высказывали подозрение об их участии в ограблении.

Посылая за Бладом, Карл II сказал, что им движет любопытство взглянуть на самого дерзкого разбойника Англии и послушать рассказ о его преступной жизни. Карл начал допрос с дела о покушении на герцога Ормонда. Был ли Блад зачинщиком заговора? Полковник отвечал утвердительно. А как зовут его соучастников? Ответ Блада гласил, что он «никогда не выдаст друзей, так же как никогда не отречется от собственного преступления ради спасения жизни».

Король перешел к вопросам, ближе касавшимся его самого. Шпионы доносили, что Блад был готов пустить пулю в лоб самому королю. Незадолго перед тем был арестован некий Джон Аткинсон, который возглавил несколько фанатичных сектантов – квакеров и анабаптистов, составивших план убийства короля, герцога Йоркского, лорда-канцлера и других вельмож. Блад принимал участие в этих совещаниях. Заговорщики решили снять несколько домов рядом с Тауэром и Уайтхоллом и стрелять в короля и его свиту с крыш. Аткинсон был схвачен, но упорно молчал. Может быть, полковник объяснит подробности заговора?

Блад без запинки отвечал, что действительно принадлежит к числу людей, поклявшихся убить короля. Однажды он даже был близок к успеху. Он заметил, что король, любивший плавать, почти ежедневно в течение лета отправлялся купаться вверх по Темзе, к Челси-Рич. Это было уединенное местечко, поросшее ивами. По словам Блада, он, укрывшись в кустарнике и держа наготове заряженное ружье, поджидал там короля. Но когда Карл очутился в воде под его прицелом, величие венценосца победило убийцу: сердце его дрогнуло, и рука опустилась; им овладел такой страх, что он раскаялся в своем грехе, отрекся от клятвы и уговаривал своих друзей также отказаться от заговора. Говорил ли Блад правду или врал напропалую, неизвестно. Но Карлу его рассказ пришелся по душе. Приятно, когда твое величие спасает тебе жизнь. На вопрос, что он думает о своем нынешнем положении, Блад отвечал, что он в руках правосудия и знает, что заслужил смерть, однако лично за себя не боится. Все его опасения касаются исключительно особы его величества! Ведь несколько десятков людей, настолько же отчаянных, как он, связаны клятвой убить любого, кто причинит вред одному из них. Эта клятва подвергает его величество и его советников ежедневной опасности. Есть лишь одно средство спасти драгоценную жизнь короля: его величество должен помиловать наиболее честных из преступников и воспользоваться их услугами. Простив одних, он этим обяжет других. Теперь король узнал, что они за люди, и он, полковник Блад, отвечает головой, что они сделаются такими же ревностными слугами престола, как и он сам.

Карл согласился с его доводами и объявил, что Блад, Аткинсон, Парат, Хант и прочие заговорщики должны быть освобождены из Тауэра. Всеобщее изумление увеличилось, когда герцог Ормонд, имевший право требовать суда над Бладом даже несмотря на королевское помилование, отказался от судебного преследования.

– Если его величество может простить ему похищение своей короны, то я, конечно, могу простить ему покушение на мою жизнь, – заметил герцог.

Полковник переехал из Тауэра во дворец. Ему назначили жалованье в пятьсот фунтов – никто не знал за что; он жил почти в королевских покоях и обедал с придворными, в обществе лорда-казначея и иностранных послов. Блад пользовался дружбой леди Кэстлмен и других влиятельных особ, и вскоре стало известным, что этот разбойник может оказывать при дворе протекцию более значительную, чем иные герцоги и графы.

Тайна его помилования так и осталась тайной.

Рэйхаузский заговор

В последние годы царствования Карла II недовольство вигов и диссидентов[23] приняло форму мятежа, известного под названием Рэйхаузского заговора. По сути, это было два заговора, объединенные на суде в один. В первом принимали участие государственные люди и философы: герцог Джеймс Монмут, старший из многочисленных незаконных сыновей, признанных Карлом II; граф Артур Эссекс; лорд Томас Говард, внук леди Суффолк; лорд Уильям Рассел; лорд Форд Грей, Элджернон Сидней, Джон Гэмпден. Их цели были различны: одни просто требовали созыва парламента, чтобы надавить на короля; другие мечтали об основании на брегах Темзы некой справедливой республики.

Ко вторым принадлежали люди низкого происхождения – фермеры, столяры, виноторговцы, скототорговцы, содержатели таверен, члены разных сект, а также бывшие республиканцы и круглоголовые. Они вынашивали замыслы истребления королевской семьи и основания на месте нечестивого государства царства святых.

Первая группа заговорщиков не была заговорщиками в собственном смысле этого слова. Они действовали более-менее открыто, и опасаться их мог не столько Карл II, сколько герцог Йоркский, так как они были не прочь после смерти короля передать престол герцогу Монмуту. Их пути с группой цареубийц пересеклись случайно, или, вернее, их сблизили искусственно.

Трое людей руководили покушением на жизнь короля. Все они принадлежали к подонкам общества, хорошо знали друг друга и были уверены если не в верности, то в подлости своих товарищей. Первым из них был ирландский офицер Рамзей, разоренный и опозоренный герой таверен. Второй, Вест, некогда был адвокатом, а ныне – красноречивым болтуном, разглагольствовавшим днем и ночью об истреблении Ахава отродья.[24] Третий, Фергюссон, превосходил в низости первых двух. Великий сатирик Драйден заклеймил его именем Иуды: «Иуда, платящий пошлину изменника; Иуда, достойный древа своего тезки».