Поиск Будущего - Ван Вогт Альфред Элтон - Страница 29

С каждым сказанным ею словом сердце Кэкстона обрывалось все ниже. И, когда она наконец закончила, он был на самом дне отчаяния.

1650 год нашей эры — примерно в центре Америки. Кажется тогда — он не мог вспомнить точное время — ни один белый не забирался так далеко вглубь материка. С этой мыслью память у него провалилась.

21

Первое, что увидел Кэкстон, очнувшись, это как девушка отворачивалась. На глазах ее были слезы, когда она открыла внешнюю дверь и спрыгнула на зеленую траву.

Первым движением его было последовать за ней, попытаться хоть как-то исправить ситуацию. Однако он был не тот человек, который когда-либо доверял подлинной сути женщины. Поэтому он помялся, а затем сказал ее отцу:

— Это правда? Мы застряли?

Не поворачивая лица, старик одними глазами посмотрел на него.

— Проблема в том, — сказал наконец Джонс, — что я, как экспериментатор, не участвовал в эксперименте. И дочь я также попросил воздержаться от участия с тем, чтобы она могла помогать мне. Да, она отправлялась в некоторые вероятности, но всякий раз — по моей просьбе — она быстро заканчивала все дела и снова сливалась в одного человека. Так что, как вас там, вина сегодня на мне. Ибо из-за моего упорства и ее верности, и еще потому, что охват времени, в котором функционирует Дворец Бессмертия, действует только с 9812 г. н. э. и обратно до 1977, но не до семнадцатого века — ни у Селани, ни у меня нет никакого места, куда мы можем пойти. Так что, теперь мы здесь. И я не вижу выхода.

Для Кэкстона это было слишком много, чтобы ухватить все детали. Но вывод был ясен. С дрожью подошел он к открытой двери, спустился на землю, и отважился войти в мир буйной зелени.

Он увидел, что девушка забралась туда, что в двадцатом веке было небольшим лесистым холмом. Здесь, на холме, не было деревьев, и хотя у него не было ясной цели, связанной с ней или с общей ситуацией, он тоже пошел туда и наконец стоял рядом с ней.

Помня об индейцах, он лишь мельком взглянул на девушку: вместо этого он смотрел на простиравшуюся вокруг землю. Ему было удивительно трудно уловить все, потому что постоянно мешали ассоциации с Пиффер-Ро-уд.

Но ветер, дувший в лицо, был в настоящем, а не из прошлого. И воздух был кристально чист, кроме слабой голубой дымки, которая наполовину скрывала далекий холм. На всем протяжении между тем холмом и этим на земле не было абсолютно никакого движения — ни животного, ни человека. Несколько птиц летали вдали, но слишком далеко, чтобы определить их породу.

Еще вверху были облака, и ветер на той высоте, должно быть, был гораздо сильнее: облака двигались по небу с видимой скоростью.

— Ну, — сказал Кэкстон, с облегчением, — сегодня нам не придется защищаться.

Девушка стояла к нему спиной. Не поворачиваясь, она сказала:

— Мистер… Как вас там, первые индейцы, увидевшие белых, были дружелюбны. Так что не стоит искать угрозу там, где ее не может быть.

Вполне вероятно, однако Кэкстон подозрительно относился к идеалам молодых людей, потому что среди них много было и довольно противоречивых. Ее замечание подразумевало ненасильственное учение, предполагающее, что раз сами они отвергают насилие и не прибегают к нему, то имеют право судить о человеческой истории. Тем не менее, когда он заговорил, тон его был ревнивым.

— Все равно, ведь индейцы воевали между собой до прихода белого человека. А зовут меня Питер Кэкстон.

Говоря это, он пристально глядел на нее. Однако узнала ли она имя, не было видно ни по ее спине, ни по тому, как она держала голову.

Кэкстон был сбит с толку.

«Что ж, — решил он, — еще не время для выяснения столь отвлеченных вопросов». Он был главным злодеем этой трагедии — вот что имело значение. Вот это он должен каким-то образом исправить.

— Мисс Селани, — начал он запинаясь. — Кажется я совершил серьезную ошибку в суждении. Я не только совершил губительный поступок против вас и вашего отца, но и сам ошибся, поверив…

Его оборвали.

— Мистер Кэкстон, — сказала женщина, — лучше бы вы не извинялись. Глядя на эту ситуацию, создавшуюся по вашей милости, я очень хорошо представляю, что в конце концов может ожидать из всего этого мужчина. Так вот я сразу хочу внести ясность, мистер Кэкстон — клетки вашего организма некоторым образом отражают дурное состояние вашего тела, и поэтому вы и я — здесь — никогда не будем иметь личных отношений. Это понятно?

Это было так прямо и неожиданно, что Кэкстон побледнел. Прежде, чем он смог оправиться от ее слов, или даже обдумать значение сказанного ею, она повернулась и быстро спустилась с холма.

Когда он смотрел на нее, появился страх, что она войдет внутрь трейлера и закроет перед ним дверь. И они с отцом уедут, оставив его в этой пустынной прерии. Он побежал по склону за ней. Она, должно быть, услышала его, потому что замедлила ход. Он обогнал ее и дошел до дверей первым. Огромным внутренним усилием он сдержал этот неожиданный страх, сдержал настолько, что открыл дверь и подождал ее, а затем, все еще задыхаясь от непрерывной нагрузки, вошел вслед за ней, в безопасность.

Затем ему стало стыдно самого себя. Но это чувство просто наложилось на остатки его внезапного страха. В центре комнаты напротив дверей стоял табурет, и Кэкстон сел на него, еще больше стараясь удержать свое дрожащее тело.

Он заверил себя в том, что они, кажется, не боялись его. А это было удивительно, потому что насколько они знали — он был преступник. Ни страха, ни тревоги, ни волнения, что он мог причинить им еще больший вред. Девушка, кажется, принимала его за джентльмена, которым можно управлять женским отказом.

Кэкстон зрительно представил их троих здесь, в этой дикой Америке более чем за тридцать лет до появления белых: все это время она будет, предположительно, неприкосновенной королевой, а он — недостойным крестьянином, которому лучше и не мечтать ни о чем таком…

Прошло какое-то время, а буря эмоций не утихла. За это время девушка несколько раз проходила через среднюю комнату. Каждый раз она бросала на него взгляд и ничего не говорила. И каждый раз, когда она уходила, он слышал ясные и громкие звуки кухонной утвари, казалось, в дюймах от барабанных перепонок. Наконец девушка вышла. — Обедать, мистер Кэкстон, — сказала она. Он пошел без слов. Там был крошечный столик, накрытый на троих. Селани указала ему в дальний конец. Ели молча. Отец сидел напротив Кэкстона, но глядел на стену мимо него. Девушка чувствовала себя за столом легко и свободно. А Кэкстон уже съел половину, когда понял, что в голове у него беспорядочно проносился набор мыслей. Первая мысль: «Обед! Уже так поздно?» Он вспомнил, что видел солнце, когда стоял с девушкой на вершине холма, но не мог вспомнить в какой части неба оно было. По зелени листвы и травы, он понял, что это была середина или конец весны и что это был теплый день: значит, солнце описывало дугу фактически в зените. Поэтому, когда они были снаружи, оно должно было катиться к западу.

«О'кей! — подумал он устало, — значит я в самом деле самый худший наблюдатель. Я человек, который постоянно находится в таком возбуждении, что ему все равно — день или ночь, дождь или солнце…» Кроме того, понял он уныло, у него сейчас будет масса времени понаблюдать за такими мелочами природы.

Годы, даже десятилетия — правда, ограниченное их число. Потому что, конечно — он засмеялся молчаливым, мрачным, глубоко внутренним смехом — это был конец поиска бессмертия Питера О. (то есть — осла) Кэкстона. Интересно, знал ли Бастман, что этот трейлер мог пройти в более раннее время, чем того позволял временной охват Дворца Бессмертия. В это было трудно поверить, потому что дело в том, что Бастману ведь нужны помощники. Его группа была очень маленькой, состоящей, очевидно, из одного человека: его самого.

Обед завершился несколько менее молчаливо, чем начался. Когда Селани стала убирать со стола, Кэкстон подошел к ней и спросил: