Роботы-мстители - Белаш Людмила и Александр - Страница 18

– Гаст, – Хиллари, заглянувший мирно побеседовать в домашней обстановке о борьбе со «Взрывом», понял, что намеченный разговор не состоится, а предстоит улаживать очередную (и притом глупейшую) склоку между старшими сотрудниками, – я тебя прошу – уймись. Я понимаю – Сид тебе вымотал нервы, но это не повод цепляться к каждому слову…

– Это слово – не каждое!! Это намек на мои недостатки!

– Чак – отличный парень, и ты – отличный парень, – Хиллари плавным голосом стал убаюкивать Гаста. – И как бы он ни притворялся бравым служакой, а ты – сумасшедшим умником, вы оба – нормальные люди, и между вами много сходства – куда больше, чем ты можешь представить. Давай напрямик – оба вы родом из «зеленых» кварталов…

– Но я хочу забыть об этом, а из него прет вовсю…

– Ты не прав. Вы ОБА хотите об этом забыть и фактически забыли – он стал офицером, ты – классным спецом. Теперь ваш слой – верхний «синий», в перспективе – «голубой»…

– Положим, темно-«голубой».

– Неважно. Вы поднялись своими силами. И тут, как высоко в горах, порой не хватает воздуха. Сознание против, но чувства – чувства хотят вернуться в детство, где все просто и свободно, где меньше условностей и все знакомо. То, что он отвесил эту шутку, говорит не о том, что он хотел оскорбить или унизить, а наоборот – о том, что он хочет с тобой подружиться. Да! Именно так, не гримасничай. Откровенно и наедине – так только в любви объясняются и предлагают дружбу. Вина его лишь в том, что улица и казарма не научили его вежливо знакомиться с парнями. Он повторяет то, что может – уличные шутки с подковырками, с чего часто завязывается разговор. Служебные дела он решает непринужденно, но здесь, с тобой, он невольно пасует и сбивается на старое. Прости его, если считаешь виновным, и – это мой искренний совет – предложи сделать что-нибудь вместе. Хотя бы у Анталя посидеть с пивом.

– А, ты и это знаешь? – Гаст сморщился, но уже незлобно.

– Как шеф, я все должен знать. И кое-что не замечать, – Хиллари улыбнулся, – для блага коллектива.

– Ты серьезно так думаешь… насчет Чака? – помедлив, негромко спросил Гаст.

– Гаст, моя вторая профессия – психолог. Я отвечаю за свои слова, как на суде под присягой.

– Ммммм… я подумаю. Пока я в суд не буду подавать. А что это ты заговорил о приказах, как вошел?

– Так, к слову, – Хиллари поднялся. – Хочу я угодить администрации и написать приказ – «О запрещении употребления в проекте слов „Принц Мрака Ротриа“. За обмолвку – штраф тридцать бассов.

– Уже надоели? – подмигнул Гаст. – Больше не буду, извини. Хотя – это из «NOW» ветром нанесло, само пройдет. Настоящее твое тайное звание никаким приказом не отменишь…

– Это еще какое? – удивленно обернулся Хиллари чуть не с порога.

– Как, ты не в курсе?

– Ну-ка, выкладывай, раз проболтался.

– Кибер-шеф, – с наслаждением произнес Гаст улыбающимся ртом. – Ки-бер-шеф. Владыка и покровитель киборгов, особенно некоторых.

– Негодяи, – устало промолвил Хиллари. – Что мне с вами делать?..

– Любить, – Гаст протянул ему полоску бумаги. – Нас есть за что любить, Хил. Это номер трэка Дорана. Нет, не официальный контактный трэк, а засекреченный, для самых личных контактов. Ни в одном телефонном справочнике его нет, только в блокнотах его друзей. Хочешь поговорить с ним? Пониже – код, который надо набрать, чтоб тебя не выследили. Я все уже приготовил…

Хиллари повертел бумажку в пальцах. Ах, Гаст…

– Ты смог мне угодить.

– Стараюсь, вон из кожи лезу.

– А как дела со «Взрывом»?

– Завтра! – Гаст вскинул руки, защищаясь. – Это у меня отложено на ночь, есть кой-какие мыслишки. Если мне понравится – завтра к обеду я дам эту программу…

– Чаку, – твердо велел Хиллари. – С пояснениями. И ты услышишь от него «спасибо». Без какой-либо моей подначки, обещаю.

– Сводничество – это дар Божий или можно научиться? – кисло спросил Гаст.

– Это составная часть харизмы, – пояснил Хиллари. – Кстати, что ты тут… мннн… пел? Хлип, если не ошибаюсь.

– Он, родной. «Раздача по мордасам», диск третий, – Гаст стал само благоговение. – Мне сказали, что Малютка Кирс идентифицировала Фанка из театра как Файри, первого танцовщика Хлипа! Ты представляешь, что это значит?!!

– Только то, что последние месяцы жизни Хлипа осядут в нашей информотеке, и мы с резьбы сорвемся, соображая, как бы эту ничью собственность пустить в продажу в обход баканарской секретности, – вздохнул Хиллари. – Для начала утешимся тем, что мы ПЕРВЫМИ увидим эти эксклюзивные кадры… если поймаем Фанка.

– Нет, не это, – помотал вихрами Гаст. – Если… если Фанк, то есть Файри, был в студии Хлипа последние полгода – значит, он держит в памяти роковой диск Хлипа. Тот, тринадцатый, объявленный, но так и не вышедший – «На берегу тумана». Хлип в аффекте стер все студийные записи – но не мозг Файри! Он же не был кибер-техником, он наверняка не сообразил! Иначе бы Фанк давно оказался на перезаписи и не был тем, кто он есть сейчас. Все ведь и думали, что кто-то выкрал Файри и Санни, чтоб списать с них «На берегу…», но если б так – вор давно бы продал запись! Это ведь сумасшедшие деньги… А они, оказывается, бродят по Городу без поводка!

Хиллари с горькой досадой подумал: «Зря я вышел из фэн-клуба „Хлип-Гриннин“ и забыл все в суматохе работы. Похоже, я лишил себя этой минуты восторга… и всех лет упования, которые верные хлиперы ждали обретения тайного Тринадцатого Диска, на котором – откровения и озарения кумира, на краю жизни заглянувшего в Смерть. Как далеко все это от меня ушло…»

Доран устал. В уик-энды он всегда уставал больше, чем в будние дни, – работать приходилось интенсивно, с полной выкладкой – ведь известно, что выходной большинство централов проводит в телевизионной, а даже если и выходят в гостиную или на кухню, то и там у них стоит по телевизору, а некоторые, не в состоянии расстаться с говорящим экраном, берут его с собой в туалет и в ванную, благо есть миниатюрные модели на присосках. Да и зачем куда-то ехать, что-то смотреть – неизвестно еще, увидишь или нет, а вот ноги оттопчут наверняка, – когда есть ребята, вся профессия которых заключается в том, чтобы красочно, занимательно, интересно отснять любое событие и доставить его на дом, прямо в постель. «Смотрят, не наглядятся очи; слушают, не наслышатся уши»… Любопытство – неистребимый инстинкт человека – превратило потребность в новой информации в огромный рынок, где новости покупают и продают, где их жарят, парят, приготовляют особым образом, препарируют и анатомируют. Кто окунулся в мир телевидения, тот либо вылетел, не выдержав бешеного темпа и чудовищной конкуренции, либо стал прожженным циником, который любую страсть, любое горе расценивает только с точки зрения «смотрится – не смотрится» и «продается – не продается». Именно таким и был Доран, но даже он истощался.

Он работал вживую, открыв новую область в тележурналистике; он показывал и анализировал не то, что случилось вчера и позавчера, а то, что происходит непосредственно в данный момент, сейчас. Он вел одновременно двадцать дел, вламываясь со своей бригадой в любую дверь; у него было три бригады – но он был один. Работоспособность у него была фантастическая, но сегодня он выработал весь ресурс и выдохся. Этот уик-энд дался ему особенно тяжело. Вечерний выпуск Доран вел уже на автоматизме, говорил одно, а думал другое. Думал он об отдыхе – как он прилетит домой, поваляется в горячей ванне и… только не телевизор! В доме у Дорана во всех восьми комнатах не было ни одного телевизора. Вторую квартиру Доран купил рядом с телецентром, чтоб не тратить лишнего времени на перелет.

Но вышло вовсе не так, как ему хотелось. Он искупался, но вместо приятной истомы в нем проснулась неуместная жажда деятельности. Сон пропал напрочь, и Доран, помаявшись и не чувствуя той легкой тяжести в веках, что предшествует засыпанию, просто наглотался таблеток и уже через четверть часа ощутил, как его опрокидывает и тянет в темноту. Осталось закрыть глаза и вырубиться.