Поэты и убийство - ван Гулик Роберт - Страница 32

– Какого черта эти трое солдат разводят костер там, под деревьями?

– Они – мои стражники, начальник уезда, – спокойно сказала ему поэтесса.

– Наглые негодяи! – закричал Ло. – Я немедленно…

– Ваше слово-приказ, лишь пока я нахожусь в вашем доме, – торопливо напомнила она.

– А-а-а… гм. Да, ясно, – запнулся Ло. И с раздражением спросил:

– Домоправитель, а где карп в кисло-сладком соусе?

Судья Ди собственноручно налил Юлани вина и сказал ей:

– Мой друг Ло дал мне свои заметки по делу, которое ведется против вас, сударыня. Он думает, что мне удастся помочь вам подготовить план своей защиты. Я не очень хорошо пишу, но специально изучал правовые документы и…

Поэтесса ответила:

– Я ценю ваши добрые намерения, сударь. Но шесть недель, проведенных в различных тюрьмах, дали мне время, чтобы взвесить сильные стороны моей позиции. Хотя у меня и нет ваших обширных знаний правовой фразеологии, я все же убеждена, что сумею самостоятельно подготовиться к защите. Позвольте мне налить вам!

– Не будь дурой, Юлань, – с неожиданной резкостью вмешался могильщик,

– У Ди заслуженная репутация в этой области.

– Меня удивило, – продолжал Ди, – почему никто не придал значения тому обстоятельству, что дело было возбуждено на основании анонимного письма. Мне не удалось найти свидетельств тому, что кто-то задумывался над вопросом: а как анонимщик узнал о закопанном теле? Письмо сочинил превосходно образованный человек, и это исключает членов воровской шайки. Сударыня, у вас нет каких-либо предположений, кто он?

– Если бы были, – бросила она, – я высказала бы их судьям. Она допила свое вино и неожиданно прибавила:

– А может быть, и нет.

Наступило молчание. Его наконец прервал придворный поэт, сухо заметивший:

– Непоследовательность – привилегия красивой и талантливой женщины. Пью за вас, Юлань!

– Присоединяюсь к тосту, – рявкнул академик. Все рассмеялись, но судья подумал, что звучал этот смех фальшиво. Гости пили много, но ему было известно их потрясающее умение пить и пока что ни один из них не утратил выдержки. Только в глазах поэтессы вспыхивал лихорадочный блеск; казалось, она на грани срыва. Судье нужно было разговорить Юлань, ибо ее загадочное замечание позволяло думать, что кого-то она все же подозревает и что особа, которую она подозревает, находится здесь, за этим столом.

– Уличающая вас анонимка, сударыня, – не успокаивался Ди, – напомнила мне письмо, написанное здесь, в Чинхуа, восемнадцать лет назад. То письмо привело к падению генерала Мо Телина. И оно также было написано весьма образованным человеком.

Она метнула в него настороженный взгляд и, подняв изогнутые брови, переспросила:

– Восемнадцать лет назад? Это не звучит многообещающе.

– Я столкнулся с лицом, причастным к делу генерала. Правда, косвенно. И все же в ходе нашего разговора кое-что забрезжило. Выплыла фигура дочери генерала от одной из наложниц. По фамилии Сун.

Он оглянулся на могильщика. Но, похоже, толстяк монах не прислушивался. Он налегал на вегетарианское блюдо из запеченных побегов бамбука. И академик, и придворный поэт слушали, но на их лицах был написан лишь вежливый интерес. Уголком глаза он заметил изумление на лице сидевшей рядом поэтессы. Он произвел быстрый подсчет в уме: в то время ей было двенадцать лет. По всей видимости, кто-то ей рассказывал об этом деле. Кто-то знающий. Могильщик положил на стол свои палочки.

– Вы сказали: Сун? Не так ли звали студента, убитого здесь на днях?

– Именно так, сударь. Занимаясь этим убийством, мой коллега и я обратились к старому делу по обвинению в государственной измене генерала Мо Телина.

К разговору присоединился академик.

– Конечно, не представляю, что вы там ищете. Но если вы думаете, Ло, что приговор генерала был неправильным, то идете по ложному следу! Я, как советник инспектора, внимательно следил за всем процессом. И могу поклясться, что вина генерала , бесспорна. Жаль, он был отважным воином. И внешне – тип открытого парня. Но прогнил до мозга костей. Его точила обида на то, что его обошли с повышением.

Придворный поэт поддакнул. Он отхлебнул вина и своим внятным голосом заметил:

– Ло, я почти ничего не понимаю в судебных делах, но меня влекут головоломки. Не объясните ли вы мне, что может быть общего между давним делом по делу о государственной измене и недавним убийством студента? – Сударь, убитого студента звали Сун. Мы предполагаем, что он был сводным братом дочери наложницы, о которой мой коллега Ди только что упомянул.

Поэт возразил:

– На мой взгляд, это всего лишь предположение! Юлань хотела вмешаться, но судья Ди торопливо сказал:

– Отнюдь нет, сударь. Видите ли, наложница генерала бросила свою дочь, потому что та была плодом незаконной связи. Мы рассуждали, что студент, узнав о проживании в Чинхуа своей сводной сестры, а также о том, что здесь же и любовник его матери, мог приехать сюда, чтобы присмотреться к этому человеку. Еще мой коллега и я выяснили, что студент посещал архив Ямыня, чтобы узнать, с кем генерал был дружен и знаком.

– Мои поздравления, Ло! – выкрикнул академик, – Столь щедро нас угощая, вы еще нашли время выполнять свои официальные обязанности! И так тихо, что мы этого даже не заметили. Никаких сведений о личности убийцы студента?

– Всю работу проделал мой коллега Ди, сударь. Он может рассказать вам и о последних событиях.

– По чистой случайности, – сказал судья, – мне удалось найти сводную сестру Суна. Она хранительница кумирни Черного Лиса у Южных ворот. Не в своем уме, но…

– Показания душевнобольного человека не принимаются судом во внимание, – прервал придворный поэт, – Даже я настолько разбираюсь в юридических законах!

Могильщик повернулся кругом в своем кресле. Уставившись на судью выпуклыми глазами, он спросил:

– Так вы знаете Шафран, Ди?

Глава 18

Могильщик Лу облизал толстые губы и задумчиво проговорил:

– Однажды я тоже посетил ту девушку. Интересовался ею, потому что она явно чем-то объединена с лисами. Их там тьма! Ее продали в дешевый публичный дом, но она откусила кончик языка своему первому клиенту. Это очень смахивает на лисью манеру! Несчастный чуть не истек кровью. В суматохе она выпрыгнула из окна и бросилась к лисьей кумирне на пустыре. С тех пор она там и живет.

– Когда вы ее видели в последний раз, сударь? – мимоходом спросил Ди.

– Когда? Наверное, год с тех пор прошел или около тоге. Вернувшись сюда третьего дня, я хотел побыть с ней подольше , чтобы установить ее родственность с лисами.

Он покачал крупной головой.

– Я отправлялся туда несколько раз, но всегда поворачивал назад у входа на пустырь. Из-за большой толпы призраков в тех местах.

Он налил еще вина. Повернувшись к начальнику Ло, продолжал:

– У девушки, которую вы наняли танцевать перед нами, тоже был лисий облик. Как ее нога, Ло?

Начальник уезда вопрошающе взглянул на судью Ди, и когда тот кивнул, сказал, обращаясь ко всем гостям:

– Прошлой ночью нам не хотелось вас расстраивать, поэтому мы объявили вам о несчастном случае. На самом деле она была убита.

– Я догадывался! – пробормотал могильщик. – И ее мертвое тело лежало поблизости от нас, пока мы пили и болтали. Придворный поэт изумленно посмотрел на Юлань.

– Убита? – переспросил он. – И вы увидели ее мертвой? Поэтесса кивнула, а академик недовольно сказал:

– Ло, следовало бы нам сказать. Нас, знаете ли, не так-то быстро расстроишь. А с моим долгим опытом следователя я могу вам и подсказать что-нибудь полезное. Ну что ,же, у вас на руках два убийства, да? И никаких следов негодяя, который прикончил танцовщицу?

Увидев колебания коллеги, судья Ди ответил вместо него:

– Сударь, оба дела взаимосвязаны. Что касается студента Суна и его здешних розысков, то я нисколько не спорю с вами, что его отец был виновен в государственной измене и что в этом отношении студент ошибался. Но мой коллега и я думаем, что студент был близок к разоблачению лица, которое донесло на его отца, причем руководствуясь не патриотическими, а самыми эгоистическими побуждениями, а именно…