Золотое кольцо всадника - Валтари Мика Тойми - Страница 15

— Ты тоже стала христианкой? — язвительно осведомился я.

Мой вопрос смутил Антонию, и она вдруг покраснела.

— Я еще не посвящена, — потупив глаза, ответила она, — но разрешаю моим домашним рабам поклоняться Христу. Кстати, насколько мне известно, ты тоже не запрещаешь своим домочадцам и рабам исповедовать христианство. Но сюда я пришла говорить о Клавдии, а не вести беседы о христианах. Меня больше всего волнует и заботит то, что на мне может прерваться древнейший род Клавдиев, а этого нельзя допустить. Если будет необходимо, я готова усыновить твоего ребенка. Это заставит Нерона и Поппею кое о чем подумать.

Я понял, что Антонией движет ненависть к Нерону, а вовсе не любовь к Клавдии.

— На смертном одре, — вмешалась в разговор старая Паулина, — Ургуланилла торжественно поклялась, что Клавдия — законная дочь императора. Я не особенно дружила с Ургуланиллой, осуждая ее за распутное поведение в последние годы, но я верю, что она не солгала мне в свой смертный час, ибо по-своему любила Клавдию. Все дело в том, что ты, благородный римлянин и римский всадник, считаешь для себя невозможным жениться на женщине, родившейся вне брака. По той же причине, а также опасаясь гнева императора Клавдия мой муж отказался удочерить нашу племянницу. Но на самом деле Клавдия официально имеет римское гражданство и в действительности рождена в браке. Никто бы не взялся опровергать этого, не будь она дочерью императора.

Тут Клавдия громко разрыдалась.

— Я не думаю, что мой отец и вправду ненавидел меня, — в отчаянии воскликнула она. — Наверное, распутная Мессалина, а потом и коварная Агриппина так умело воспользовались его слабостями, что он не посмел — даже если и хотел, — признать меня своей дочерью. Я его за это давно простила.

Глубоко задумавшись над всеми юридическими сложностями этого дела, я вспомнил, как, прибегнув к определенным хитростям, я все же обеспечил Юкунду римское гражданство по рождению.

— Клавдия в течение многих лет вынуждена была скрываться. Она жила одна в хижине за стенами Рима, и никто не знал, кто она такая, — вслух размышлял я. — Я не вижу особых трудностей и больших препятствий для того, чтобы внести ее имя в список римских граждан в каком-нибудь маленьком городке, как дочь скончавшихся родителей. Стоит лишь выбрать местность, где архивы были полностью уничтожены, например, сгорели во время пожара. Множество римских граждан проживает в отдаленных провинциях, и мы все прекрасно знаем, что многие из них безосновательно утверждают, будто имеют римское гражданство, что опровергнуть или доказать не может никто. Если наша хитрость удастся, я смогу взять Клавдию в законные супруги.

— Даже не пытайся придумывать мне несуществующих родителей, — сердито возразила Клавдия. — Моим отцом был Тиберий Клавдий Друз, а матерью — его законная супруга Плавция Ургуланилла. Однако я благодарю тебя за согласие жениться на мне и воспринимаю твои слова, как сделанное мне предложение. Здесь присутствуют также двое уважаемых свидетелей, которые смогут подтвердить твое намерение.

Улыбаясь, Паулина и Антония поспешили поздравить меня. Я понял, что угодил в ловушку, хотя пытался вслух лишь теоретически решить некую юридическую задачу. После короткого спора мы все же пришли к единому мнению: следует составить документ, подтверждающий происхождение Клавдии и подписанный свидетелями, который Антония и Паулина поместят в тайное хранилище весталок.

Мы также решили, что бракосочетание пройдет тихо, без жертвоприношений и традиционных торжеств, в список граждан Клавдия будет внесена под именем Плавции Клавдии Ургуланиллы, я же прослежу за тем, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Положение Клавдии в моем доме останется прежним, ибо она уже давно управляет всеми делами по хозяйству.

Мне ничего другого не оставалось, как с тяжелым сердцем согласиться на все условия, поставленные благородными женщинами. Я серьезно опасался быть отныне вовлеченным в политические интриги против Нерона. Паулину в заговорах я, разумеется, не подозревал, она наверняка ни о чем подобном и не помышляла, а вот с Антонией все было по-другому.

— Я на несколько лет моложе Клавдии, но Нерон не позволит мне снова выйти замуж, — с горечью заявила она. — К тому же, ни один мужчина благородного происхождения, вспомнив, что произошло с Фаусто Суллой, не посмеет жениться на мне. Возможно, все сложилось бы иначе, не будь Сулла человеком столь нерешительным. Но он ничего не смог сделать. Потому я и рада за Клавдию, искренне рада тому, что она, законная дочь императора, может выйти замуж — пусть даже тайно. Ты ловок, хитроумен, не слишком щепетилен и довольно богат, и эти твои достоинства, может быть, возместят другие качества, которые мне бы хотелось видеть в муже моей сводной сестры. Однако и ты не забывай — этот брак навсегда свяжет тебя как с Клавдиями, так и Плавциями.

Паулина и Клавдия попросили нас помолиться вместе с ними Христу, дабы их бог благословил наш брак.

Антония презрительно улыбнулась.

— Неважно, как зовут твоего бога, — заметила она, — лишь бы ты верил в его чудотворную силу. Я сама поддерживаю христиан, но исключительно потому, что знаю ненависть евреев к Христу, к тому же император слишком уж милостив к иудеям, чего я не одобряю. Поппея помогает им получать должности а Нерон осыпает еврейского актера безумно щедрыми подарками, хотя тот нагло отказывается выступать по праздничным дням.

Гордая Антония в своем ожесточении явно ни о чем другом не думала, как только о сопротивлении Нерону. Хотя она и не обладала политическим влиянием, но опасной быть могла. В глубине души я был рад, что у нее хватило ума прибыть в мой дом, когда уже смеркалось, и в закрытых носилках с задернутыми шторками.

События этого вечера сильно расстроили меня, я был подавлен и унижен, и даже совместная молитва, обращенная к богу христиан, не могла больше испортить мне настроения. Тут я было подумал, что скорее всего мне теперь не стоит отвергать и помощь бога христиан, который, возможно, всемогущ, как утверждают Павел и Кифа, творящие чудеса от его, Иисуса из Назарета, имени. Я дошел до того, что выпил вина из деревянной чаши моей матери, из которой в свое время пил и Христос. А когда гости ушли, мы с Клавдией легли в постель, уже помирившись друг с другом.

После этой ночи мы с Клавдией стали спать вместе, словно мы уже были женаты, и никто в моем доме не обратил на это особого внимания. Не буду отрицать — моему тщеславию льстило, что я делю ложе с дочерью императора. Я был внимателен к Клавдии и потакал всем ее капризам во время ее беременности. В результате христиане прочно обосновались в моем доме, и их громкие молитвы гулким эхом разносились далеко окрест, нарушая покой наших ближайших соседей. Но мне это совсем не мешало. Я просто не придавал их пребыванию в моем доме никакого значения.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ТИГЕЛЛИН

Глухо рокотал гром, и вдалеке сверкали зарницы, однако на город не упало ни единой капли дождя, и Рим изнывал от жары, грязи и вони. В моем саду на Авентине листья деревьев покрылись толстым слоем серой пыли, а высохшая и пожелтевшая трава жестко шелестела под ногами.

Единственным живым существом, наслаждавшимся жарой, была тетушка Лелия, которая из-за своего преклонного возраста вечно зябла и теперь, выходя в сад, полной грудью вдыхала раскаленный воздух и радостно восклицала:

— Наконец-то в Риме установилась теплая погода!

В такие мгновения к ней, казалось, возвращалась память, и она в сотый раз принималась рассказывать историю о пожаре, который много лет назад уничтожил все постройки на склонах Авентина, и о том, как управляющий моего отца скупил по дешевке выгоревшие участки и построил на них дом, который я продал прошлой зимой. Кстати, эта авентинская усадьба в свое время позволила отцу доказать древность и знатность нашего рода и восстановить наше имя в списках всаднического сословия.

В знойном воздухе явственно чувствовался запах гари, но меня это мало беспокоило. В такие дни строго воспрещалось разводить открытый огонь, и я знал, что за порядком следят все городские вигилы[26], в любой момент готовые загасить пламя. Жара держалась с раннего утра до позднего вечера, и ни малейшего дуновения ветерка не ощущалось в загустевшем раскаленном воздухе.