Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми - Страница 59

Спустя мгновение я уже сжимал Арсиною в объятиях, и мне казалось, будто мы парим высоко над землей.

Очнувшись, она коснулась узкой ладонью моего лба и укоризненно прошептала:

— Ох, Турмс, почему ты так плохо относишься ко мне? Ведь я так люблю тебя!

Ее глаза сказали мне, что она не лжет.

— Арсиноя! — воскликнул я, не веря собственным ушам. — Зачем ты так говоришь? Как твои уста могут произносить подобные слова, если нынче я узнал, что ты изменяешь мне с моими лучшими друзьями?

— Неправда, — возразила она, отвернувшись.

— Если бы ты любила меня по-настоящему… — начал было я, но жалость к себе и обида сдавили мне горло. Заметив это, Арсиноя посерьезнела и заговорила совершенно другим тоном:

— Да, Турмс, я непостоянна. Но на то я и женщина. И мне нельзя всецело доверять, ибо я и сама не всегда уверена в себе. И все же в одном ты можешь не сомневаться: я люблю тебя и только тебя. И так будет всегда. Ведь ради тебя я отказалась от своей прежней жизни!

Она говорила так проникновенно, что я поверил ей. И моя обида сменилась грустью.

— Из речей Микона я понял, что…

Она закрыла мне рот свой мягкой ладонью и попросила:

— Больше ни слова. Я признаюсь в содеянном, однако все произошло вопреки моей воле. Я пошла на это только ради тебя, Турмс. Ведь ты сам сказал, что тебе не жить, если раньше времени обнаружится, что я вовсе не Аура.

— Но Микон говорил, .. — попытался я развить свою мысль.

— И он не обманул, — сказала она. — В таких делах, Турмс, как ты понимаешь, очень многое зависит от женщины. Раз уж я пошла на это ради тебя, не могла же я вести себя как простолюдинка. Конечно, он заметил разницу, но, слава богине, ничего не заподозрил.

А затем, желая поддразнить меня, она добавила:

— Впрочем, Микон оказался совсем неплох…

— Молчи! — воскликнул я. — Не хватало еще, чтобы ты начала хвастаться! Теперь ответь, Арсиноя, что было между тобой и Дориэем?

— Я поговорила с ним после того, как Танаквиль открыла мне его намерения, — призналась жрица. — Такой мужчина, как он, наверное, может соблазнить любую женщину. Но, по-моему, он меня не так понял, и я опять пала жертвой собственной красоты!

— Так, значит, он тоже! — сказал я, скрежеща зубами, и вскочил в поисках меча. Арсиноя удержала меня за руку.

— Ничего непристойного между нами не было, — объяснила она. — Я дала ему понять, что заниматься подобными вещами мне не пристало. Он просил извинить его, и мы решили, что будем только друзьями.

Улыбаясь, она добавила:

— Турмс, я могу помочь ему в осуществлении политических планов. Он не глуп и вовсе не желает враждовать со мной, что неминуемо случилось бы, если бы он меня оскорбил.

Надежда и сомнения боролись в моей душе, когда я смотрел на нее.

— Ты можешь поклясться, — спросил я наконец, — что Дориэй не дотронулся до тебя?

— Дотронулся — не дотронулся, — сердито отозвалась она. — Да какая разница? Ну, дотронулся. Но имей в виду: как мужчина он совершенно не в моем вкусе. И вообще — ничего такого, о чем ты думаешь, между нами не было. Я готова поклясться любыми богами. Выбирай.

— Поклянись нашей любовью, — предложил я.

— Клянусь, — сказала она после небольшого замешательства, но ее потемневший на мгновение взор все мне открыл. Я поднялся прежде, чем она вновь успела удержать меня.

— Прекрасно! — воскликнул я. — Пойду и узнаю, как все было!

— Не ходи! — испуганно закричала Арсиноя, но, видя, что меня не переубедишь, добавила: — Впрочем, иди, если хочешь. Так даже лучше. Может, ты поверишь ему, раз не веришь мне. Вот уж не думала, что ты так ко мне относишься!

Как же неуютно чувствовал я себя под взглядом этих полных слез и укора глаз! Но я желал услышать правду из уст Дориэя. Иначе, казалось мне, мой рассудок не выдержит. Я был очень наивен тогда и не знал еще, что Арсиноя не даст мне ни минуты покоя.

Я отыскал Дориэя во внутреннем дворике, где он нежился в бассейне с теплой желтоватой водой. Вода пахла серой, и могучее тело спартанца казалось в ней еще более привлекательным, чем обычно. Пытаясь заставить себя успокоиться, я присел на край бассейна и, опустив ноги в воду, сказал:

— Дориэй, вспомни стадион в Дельфах, овечьи кости, которые мы бросали вместе, Коринф и войну в Ионии! Наша дружба стоит многого. Ты — мужчина, и ты знаешь, что горькая правда лучше самой утонченной лжи. Я не рассержусь на тебя, если ты скажешь все, как есть. Заклинаю тебя нашей дружбой, ответь: ты спал с Арсиноей?

Дориэй не выдержал моего взгляда и отвел глаза. Откашлявшись, он признался:

— Гм, ну… то ли один, то ли два раза. И что с того? Я не хотел никого обидеть, просто перед ее чарами невозможно устоять.

Его искренность доказывала, что в любовных делах он был таким же ребенком, как я, хотя в то время я еще этого не понимал. Дрожащим голосом задал я следующий вопрос:

— Ты овладел ею силой?

— Силой, я? — удивился Дориэй, глядя на меня широко открытыми глазами. — Клянусь Гераклом, ты совсем не знаешь Арсиною! Ведь я же говорил тебе, что перед ней невозможно устоять!

После признания ему стало легче, и он попросил меня:

— Только не проговорись Танаквиль! Мне бы не хотелось причинять ей боль. Видишь ли, это все Арсиноя. Она начала щупать мои мускулы и восхищаться ими, а потом сказала, что как мужчина ты не идешь со мной ни в какое сравнение.

— Ах, вот как! — пробормотал я.

— Понимаешь, — продолжал он, — кажется, Танаквиль расписала Арсиное мои достоинства, и та возжелала меня. Признай, Турмс, что ей не надо прилагать усилий, чтобы у мужчины возникло желание. Скажу одно: в ту минуту я не мог думать ни о дружбе, ни о чести — вообще ни о чем. Мне продолжать?

— Не надо, — буркнул я, — и так все ясно. Но если честно, то я мало что понимал.

— Дориэй, — поколебавшись, вновь заговорил я. — Но все это как-то странно. Она же сама сказала мне, что как мужчина ты ее не интересуешь.

Дориэй расхохотался, подмигнул мне и, играя мускулами, ответил:

— Неужели? Ну, что ж. Может, она сказала так из сострадания. Жаль, что ты не видел и не слышал ее тогда.

Я вскочил как ошпаренный и чуть было не упал в бассейн.