Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми - Страница 22

Гребцы изо всех сил налегли на весла, желая поскорее обогнуть покрытый лесами мыс, Дориэй же горестно нахмурился и громко сказал:

— Дионисий из Фокеи, я не знаю, чьи сны более вещие — твои или мои, но мой сон был ярче, чем явь. Я видел моего предка Геракла, который стоял передо мной и ростом был выше всех земных мужей. На правом плече у него была палка, громадная, как ствол дуба, а на левом плече стоял на одной ноге петух и кукарекал. Я намерен следовать указаниям моего сна, а не твоего.

Дионисий засмеялся и спросил:

— А как ты его объяснишь?

Дориэй взялся за меч, который всегда был при нем, и сказал:

— Я не могу его объяснить, но мы, спартанцы, редко видим сны, а если уж они нам снятся, то мы всегда поступаем в соответствии с ними. Поэтому я вынужден буду драться за мой сон против твоего, Дионисий, если ты откажешься поверить, что мои сновидения — вещие.

Тут Дионисий понял, что Дориэй говорит серьезно, и, в то время как гребцы продолжали грести, обратился к нам с вопросом, что все мы видели во сне. Микон рассказал:

— Я видел город с невероятно высокими стенами, за которыми бушевал страшный пожар, видел убегающих мужчин, которые несли сундуки с сокровищами и домашних богов, а также женщин, которые тащили за собой на борт корабля плачущих детей, торопясь покинуть пылающий город.

Дориэй радостно улыбнулся и сказал:

— Твой сон объясняет мой сон. Ты видел пожар Трои. Те, кому удалось спастись из объятой пламенем Трои, сумели добраться до Сицилии, основали Эрике и Сегесту и подчинили себе местные племена сиканов. Но потом сюда пришел мой предок Геракл и победил троянцев. С той поры западная Сицилия стала наследственным владением гераклидов. Мой отец Дориэй хотел завоевать этот край, но, наверное, пал в бою, ибо бесследно исчез и я о нем больше не слышал. И вот, вопреки моей воле, боги привели меня на запад, чтобы я мог продолжить дело отца. Это петух победы пел на левом плече Геракла в моем сне. Давайте поплывем в Эрике и завоюем его.

Дионисий стал рвать на себе волосы, крича:

— Уберите с моих глаз этого спартанского безумца! Если бы даже наши корабли и выдержали плавание до Эрикса, то там мы бы наверняка погибли мучительной смертью, ибо те области защищают карфагеняне, а африканский Карфаген — это самый жестокий город, который когда-либо господствовал на море.

Тут вмешался Микон и мягко сказал:

— Сны многозначны, Дориэй. Быть может, твое Длительное воздержание привело к тому, что ты вспомнил во сне поющих петухов Афродиты из Акр и почувствовал, что ничем как мужчина не уступаешь своему предку Гераклу, почему тебе и привиделась длинная палка. Но как бы то ни было, мы ничего не потеряем, если сначала последуем указаниям сна Дионисия и найдем себе приют на этом манящем берегу.

И тут рулевые и гребцы радостно закричали. С другой стороны мыса перед нами открылась прекрасно защищенная бухта с плавными очертаниями берегов, покрытых зелеными лугами и поросших фруктовыми деревьями и темными лесами. Вдоль побережья тянулся земляной вал, укрепленный кольями, за которым можно было разглядеть храм и много недавно построенных домов. Над водой плыли веселые звуки пастушеских свирелей, блеяние овец и мычание коров.

Но Дориэй внезапно пришел в бешенство. Скрипнув зубами, он вытащил меч, плашмя ударил Микона по голове, а затем направил острие против Дионисия.

— Плыви дальше, — приказал он. — Голос Геракла внутри меня говорит, что высаживаться на берег еще рано. Искать пристанища нам можно лишь после того, как наше судно затонет. Не вздумай ослушаться меня, Дионисий из Фокеи!

Я испугался взрыва его гнева, но так как мы были друзьями, я вынужден был встать рядом с ним. Дионисий попытался успокоить спартанца, но в конце концов сам впал в неистовство. На его губах выступила пена, и он метнул свой боевой топор так, что тот рассек щит Дориэя и поранил ему ладонь.

— Вот тебе твой петух на левом плече! — рявкнул он и схватил с палубы копье, чтобы вонзить его в грудь Дориэя. Но в это мгновение налетел мощный порыв ветра, тяжело нагруженные суда накренились так сильно, что вода ворвалась внутрь через отверстия для весел, и гребцы закричали, что мы тонем.

Дионисий приказал быстро развернуть суда по ветру и поднять паруса, чтобы, дрейфуя, мы не стали добычей огромных вспененных волн. Ветер тащил нас вдоль прекрасного берега, и мы отходили от гостеприимной бухты все дальше и дальше. Холодный осенний дождь обрушился на наши головы, и Дориэй, потерев свою занемевшую ладонь, слизнул с нее кровь и сказал:

— Ты должен был поверить в мой сон, Дионисий, не вступая в спор со мною. Если бы ты получше пригляделся, то увидел бы, что сам Геракл взошел на наш корабль и начал надувать паруса, чтобы доказать мою правоту.

Фокейцы кричали и плакали, уверенные в скорой гибели. Микон и я торопливо сняли часть одежды, готовясь добираться до берега вплавь, однако Микон при этом сказал:

— Не бойся, мы не утонем — по крайней мере, ты и я. Скоро мы увидим, чем это приключение для нас обернется.

Ветер был по-прежнему очень силен и не давал никакой возможности подойти к берегу. Впрочем, стоило кончиться ливню, как ветер стал теплым и почти утих. Нам вдруг показалось, что какая-то невидимая сила осторожно и бережно несет нас дальше. Даже Дионисий почувствовал это и сказал:

— Забудем о снах, раз они вызывают одни только ссоры. Давайте же подчинимся мудрости моря и ветра. Я давно им верю и охотно слушаюсь их советов.

В сумерки ветер погнал нас к берегу. Мы увидели устье реки, бухту, а также город, обнесенный высокой стеной. Повсюду в воздух поднимались столбы пара от горячих источников; вдали, на горизонте, синели горы. Перестав вычерпывать воду, люди снова взялись за весла, и вода тут же поднялась вплоть до сидений гребцов. Мы волей-неволей должны были торопиться к берегу, потому что наш корабль тонул. Вскоре он коснулся дна и медленно завалился набок. Однако мы были вне опасности и совсем не боялись волн, перекатывающихся через палубу, так как берег виднелся совсем рядом. Два же других наших судна, с пятьюдесятью гребцами на каждом, пристали благополучно, и мы все попрыгали за борт и вытащили корабли из воды. И лишь потом мы схватились за оружие, готовясь к обороне, хотя земля, казалось нам, ходила ходуном и мы шатались как пьяные, пытаясь устоять на широко расставленных ногах.