Раб великого султана - Валтари Мика Тойми - Страница 56

Скрипач отложил свой инструмент, сел и обратился ко мне на прекрасном итальянском языке:

– Значит, вот ты какой – Микаэль эль-Хаким… А это твой брат Антар – борец и оружейник. Я слышал о вас. Правильно делаешь, защищая перед венецианцем честь своего господина. Но не советую тебе ссориться с Гритти: он мой личный друг и великолепный музыкант. Так признайся же, почему ты решил столь почтительно приветствовать меня? Тебе что, заранее было известно, кто я такой? Если так, то господин Гритти плохо справился со своей миссией.

Я смотрел на «скрипача» с нескрываемым восхищением, ибо он, несомненно, был самым удивительным человеком, какого мне доводилось видеть. Наконец я ответил:

– Я, правда, не знаю, кто ты, но подозреваю, что дервиш Мустафа бен-Накир, с которым я не раз встречался в Алжире, часто говорил именно о тебе. Но если ты и впрямь тот самый человек, то действительность превосходит все рассказы дервиша, подобно солнцу, затмевающему бледную луну. Мне остается лишь благословлять свою счастливую звезду, приведшую меня сюда и повергшую к твоим стопам. Да продлятся дни твои, блистательный Ибрагим, опора Османов, ты, которого султан наделил такой безграничной властью, о какой никогда и мечтать не смел ни один его подданный!

«Скрипач» склонил свою гордую голову и быстро, но почтительно проговорил:

– Я – лишь верный раб своего господина.

Но живой темперамент этого человека тут же взял верх над его сдержанностью, и великий визирь продолжил:

– Как видишь, я устроил эту тайную встречу, чтобы услышать из твоих уст о планах и замыслах Хайр-эд-Дина. Если вдруг тебя удивило то, что знакомство наше состоялось в чужеземной части города, в доме венецианца, то помни: всем нам пойдет лишь на пользу, если республике святого Марка станет известно, чего можно ожидать от твоего господина. Венеция тоже воюет с императором. И если Хайр-эд-Дин получит бунчук, то вынужден будет повиноваться султану и перестанет грабить суда наших союзников – французов и венецианцев. Как ты считаешь, сможет он удержать от разбоя своих алчущих добычи капитанов? Сумеет ли в один прекрасный день вместе с объединенными флотами Франции и Венеции начать против императора грандиозную войну на море? Я ответил:

– Хайр-эд-Дин – необыкновенный человек. Он очень хитер. После гибели брата он хлебнул лиха и понял, что без мощной поддержки султана не сможет долго оставаться властелином Алжира. Честолюбие Хайр-эд-Дина не знает границ. Капитаны Хайр-эд-Дина преданны ему безраздельно, он же называет их своими сыновьями. Богатые дары, которые он прислал в Стамбул, являются лучшим доказательством его верности султану, и, насколько мне известно, Хайр-эд-Дин так восхищается Сулейманом и тобой, благородный Ибрагим, что считает себя твоим скромным учеником. Этому надменному человеку будет, несомненно, приятно получить бунчук, халат с плеча султана и собственноручное письмо Сулеймана. По-моему, эти милости были бы весьма небольшой платой за мощный флот Хайр-эд-Дина и тысячи его отважных моряков.

Ибрагим смотрел на меня своими темными глазами – и мне совсем не хотелось особенно льстить ему или слишком уж изощряться в красноречии. Я считал, что сослужу Хайр-эд-Дину самую лучшую службу, честно высказав свое мнение о нем. И еще я всем сердцем желал, чтобы великий визирь доверял мне. И странное дело: при этом я почти не думал о собственной выгоде. Обаяние Ибрагима было столь велико, что мне просто хотелось быть полезным этому человеку. Он же принялся подробно расспрашивать меня о том строительстве, которое ведет Хайр-эд-Дин, и о других его замыслах – и внимательно выслушивал ответы, пока не вмешался господин Гритти, с любопытством осведомившись:

– А смог бы этот Хайр-эд-Дин выйти в океан, чтобы чинить препятствия португальской торговле пряностями и испанским вояжам в Новый Свет?

Ибрагим повернулся к другу и заметил:

– Султан султанов и повелитель мира – не перекупщик пряностей! Радея о благе Венецианской республики, ты не видишь дальше собственного носа и думаешь лишь о сиюминутной выгоде. Кратчайший путь к господству в мировой торговле лежит через захват Красного моря или Персидского залива. Как только мы покорим Персию, османский флот сможет свободно бороздить моря и океаны и уничтожать португальские фактории в Индиях. А потом никто не помешает нам проложить в Египте канал между Средиземным и Красным морями. Это сразу обесценит португальское открытие морского пути вокруг южной оконечности Африки. Но всему свое время, и сперва нужно победить императора.

Господин Гритти растерянно молчал. А великий визирь Ибрагим, обращаясь ко мне, добавил:

– Нет, мы – не перекупщики пряностей, и у султана нет, кроме императора, ни одного настоящего врага. Мы живем сейчас в мире с Венецией, с Францией и в общем даже с папой римским. Французскому королю снова приходится туго, и потому султан вынужден сражаться с императором, чтобы спасти таким образом Францию или хотя бы помочь ей заключить мир на наиболее выгодных условиях. Корабли Хайр-эд-Дина должны заняться императорским флотом, когда наши войска перейдут весной в наступление. Если будет на то воля Аллаха, мы разобьем брата императора, Фердинанда, и займем его родовые владения, которые простираются до границ немецких княжеств, ибо пока идет война с Францией, император не сможет послать на помощь брату ни одного отряда своих воинов. Правда, он ведет тайные переговоры с персидским шахом Тахмаспом. Так что султану придется когда-нибудь бороться с императором и в Персии, освобождая заодно и священные гробницы пророков ислама, находящиеся сейчас на землях краснобородых шиитов. Но краеугольным камнем политики Османов является именно борьба с мировой державой императора: ведь если ее не уничтожить, то она поработит все народы на земле. Стало быть, все враги императора – друзья султана, и наоборот. Как только ты это поймешь, тебе сразу станет ясно и все прочее.

Господин Гритти, явно заскучав, выпил еще один кубок вина и сказал:

– Все это так, но столь грандиозные замыслы – не для нас, простых смертных. Меня, человека жалкого и убогого, интересует прежде всего торговля пряностями; и еще я хочу обезопасить наши венецианские корабли от исламских пиратов. Это обычные, каждодневные дела, и если бы мы разобрались с ними, то это пошло бы всем только на пользу. А нашему скрипачу приходится думать в первую очередь о том, как взять Вену и посадить на венгерский престол моего друга Сапойаи[37], который попросил помощи у Великой Порты. Ибо по закону лишь высокородный венгр может носить корону святого Стефана – в Буде же до сих пор стоят немецкие наемники венского короля Фердинанда.

Великий визирь лишь улыбнулся и тронул смычком струны скрипки.

– В прошлом году Аллах послал нам страшные ливни, вызвавшие большое наводнение, – сказал Ибрагим, – но будущим летом мы возьмем Вену и верный Сапойаи получит заслуженную награду.

Потом, взглянув на меня, великий визирь добавил:

– Помни: если тебе когда-нибудь понадобится узнать что-то, касающееся христианских стран, – смело обращайся к господину Гритти. Его словам можно доверять целиком и полностью. Благодаря ему нам известны не только тайны республики святого Марка; через господина Гритти Сапойаи сообщает нам обо всех крупных и мелких событиях в немецких землях и при венском дворе, что не раз приносило нам немалую пользу.

Тут Ибрагим помрачнел, вскочил на ноги и воскликнул:

– Все короны и коронации на свете – лишь миражи, способные обмануть только глупцов! Ибо не венец, а меч делает мужчину королем и властелином! Край, истоптанный копытами коней султана, навеки останется под властью Блистательной Порты! Ияс нетерпением жду того часа, когда – если будет на то воля Аллаха – начнется величайший военный поход в истории Османов. И если после войны Сапойаи сядет на венгерский престол – то лишь по милости султана; и тогда турецкая армия сможет в любой момент свободно проходить через венгерские земли.