Раб великого султана - Валтари Мика Тойми - Страница 43

– Ты должен понимать, что на этот раз помилование опередило правосудие. Хайр-эд-Дин – человек благородный, ибо у него было достаточно причин, чтобы по-настоящему рассердиться. Ты бездумно сорвал планы, которые мы с Абу эль-Касимом вынашивали всю зиму.

Но Антти раздраженно возразил:

– Хватит с меня этих глупостей, Микаэль. Если бы не проклятая головная боль, я бы заподозрил тебя в обмане. Женясь на Амине, я стал бы самым могущественным человеком в Алжире, и если бы счастье не отвернулось от меня, она, возможно, родила бы мне сына – будущего султана Алжира. Поэтому, наверное, я и чувствую себя обманутым. И еще мне горько потому, что ты по своему легковерию и детской наивности позволил Хайр-эд-Дину пожинать плоды моих трудов. И меня ничуть не удивляет то, что владыка морей пытается порадовать меня великолепной саблей и роскошной одеждой.

Злость Антти все росла, и он был угрюм даже во время трапезы, на которую нас вместе со многими военачальниками и капитанами пригласил освободитель; так что при первой же возможности мы покинули пиршественный зал.

С большим волнением я думал о Джулии, а после великолепного ужина еще больше затосковал по обещанной награде. Когда я спросил о ней, еврей Синан и Абу эль-Касим обменялись многозначительными взглядами, после чего Абу, вздохнув, ответил:

– Да простит меня Аллах, если я поступил неправильно, но великий Хайр-эд-Дин пожелал, чтобы Джулия погадала ему на песке. Мне пришлось оставить их одних, но это гадание явно затянулось, и я понятия не имею, чем они там так долго занимаются.

Я мрачно взглянул на Абу эль-Касима, ощущая, как к горлу подступает ком, а сердце сжимается от дурных предчувствий.

– Если с Джулией что-нибудь случится, – заявил я, – я задушу тебя собственными руками и не думаю, что кто-нибудь станет упрекать меня за это. Напротив, все в городе вздохнут с облегчением.

Не обращая внимания на возражения евнухов, их крики, стоны и увещевания, мы через золотые ворота прошли в гарем, где я увидел Хайр-эд-Дина, возлежащего на ковре и глазеющего на песок на блюде. Рядом сидела Джулия и тоже неотрывно смотрела на песок. Заметив нас, Хайр-эд-Дин вскричал:

– Эта христианка видит на песке странные вещи. Скажи я вам, что она предсказала мне, вы подумали бы, будто в молодости я подхватил французскую болезнь и теперь у меня с головой не все в порядке. Могу лишь открыть вам, что эта женщина видела, как морские волны смиренно целуют мою могилу в городе великого султана на Босфоре; ваша ворожея заверила меня, что могилу эту будут почитать и уважать до тех пор, пока имя Османов будут помнить на земле.

Хайр-эд-Дин говорил, а Джулия, позабыв о женской стыдливости, нежно льнула к нему. Но владыка морей окинул девушку равнодушным взглядом и добавил:

– Да будут благословенны глаза твои, женщина, но мужчине опасно попасть под их колдовскую власть. Ты должна вести себя, как подобает целомудренной девственнице, а не жадно пялиться на меня, как собака – на кусок мяса.

Я вознегодовал и воскликнул:

– Джулия, Джулия! Подумай о своем поведении. С этой минуты ты – моя рабыня, а я – твой господин. Однако если ты отнесешься ко мне благосклонно и удовлетворишь мои желания, я, возможно, приглашу улема[31] и нужных свидетелей и объявлю тебя своей законной женой.

Не в силах больше сдерживать своих порывов, я схватил ее за руку и прижал к себе, пытаясь обнять и пылко поцеловать. Но Джулия резко оттолкнула меня, вырываясь из моих объятий, и больно пнула меня ногой. В конце концов я был вынужден отпустить красавицу. И тогда, злобно сверкая глазами, она завопила:

– Уберите отсюда этого сумасшедшего раба и отправьте в лечебницу при мечети, чтобы его заковали там в цепи и выбили из него всю дурь. Хоть и сама я – невольница, но все же никогда не стану рабыней этого мужчины. Синан подарил меня освободителю, чтобы я гадала ему на песке и таким образом оберегала его от всех бед и напастей. Владыка морей не вызывает у меня отвращения, и я с удовольствием подчинюсь любому его приказу, выполню любые пожелания, когда он наконец привыкнет к моим несчастным разноцветным глазам.

Ее гнев был так велик, что улыбка исчезла с лица еврея Синана. Он что-то невнятно пробормотал себе под нос и неуверенно проговорил:

– Да простит меня Аллах, но Микаэль эль-Хаким прав. Клянусь Кораном и собственной бородой, что ты станешь его рабыней, ибо я не собираюсь нарушать своего слова. Ты – его невольница, прекрасная Далила, и должна во всем слушаться своего господина. И теперь я заявляю об этом в присутствии свидетелей.

Он поскорее прочитал первую суру из Корана, чтобы предотвратить любые возражения и чтобы все свершилось по закону. Но когда Синан попытался подойти к Джулии, чтобы вложить ее руку в мою ладонь, девушка попятилась, пряча руки за спину, и в ярости закричала:

– Никогда! Слышишь, никогда! Для этого нужно и мое согласие. Однако я хочу знать, по какому праву этот бесстыжий невольник Микаэль оскорбляет меня?! Растолкуйте мне это, вероломные мужи, которые за спиной женщины торгуют ее честью. Значит, это и есть та любовь, в которой ты, Абу эль-Касим, столько раз клялся мне, вздыхая и рыдая?

Еврей Синан и Абу эль-Касим одновременно подняли руки ладонями вверх и, возмущенно показывая на меня пальцами, сердито заявили хором:

– Нет, нет! Мы тут ни при чем! Микаэль потребовал от нас такой платы за свои услуги – и так настаивал, что мы не могли ему отказать. К тому же, мы были уверены, что задолго до того, как в город придет освободитель, Микаэль попадет в руки Селима бен-Хафса и мы никогда больше не увидим его живым.

Джулия всматривалась в меня и слушала злобных стариков. Потом она подошла ко мне поближе – так близко, что я почувствовал запах ее помад. Бледнея от страшного гнева и не веря собственным ушам, она с угрозой в голосе спросила:

– Это правда, Микаэль? Ты в самом деле имел наглость потребовать меня в уплату за свои услуги? Я должна была стать твоей рабыней? Думая сто лет, ты не мог бы придумать ничего более гнусного, более обидного для женщины. Ты немедленно испытаешь на собственной шкуре то, что ожидает тебя в ближайшем будущем. Таких наслаждений у тебя будет в избытке, клянусь тебе!

И Джулия наградила меня такой затрещиной, что я на миг оглох, а на глазах у меня выступили слезы. Потом девушка разразилась громким плачем и, рыдая, воскликнула:

– Я никогда не прощу тебя, Микаэль! И не надейся. Ты – как скверный мальчишка, кусающий руку своего благодетеля, который к тому же еще и относится к нему, как к собственному сыну. А я всегда была тебе лучшей сестрой. Впрочем, чем обязан тебе освободитель, что ты посмел требовать платы или награды? Гадая на песке женщинам из гарема в бане, я несла самое тяжкое бремя ответственности за все, что должно было произойти. Я сделала для прихода Хайр-эд-Дина в Алжир больше, чем кто-либо из вас! Это я, гадая на песке и рассказав Амине, как умрет Селим бен-Хафс, убила его! Я не могла бы нанести более точного удара, даже если бы прикончила султана собственными руками.

Я пытался успокоить ее, но Джулия ни на что не обращала внимания; она топала ногами, а ее глаза метали желтые и голубые искры. Джулия вопила:

– Это я избрала Амину орудием мести, ибо она жаждала власти сильнее, чем остальные женщины в гареме, и была самой страстной из них. По ее приказу чернокожий силач вызвал Антара на бой во дворце, чтобы Амина могла посмотреть на твоего брата. И все шло по моему плану. Антар победил негра, как я и предсказывала, и был зачислен в ряды дворцовой стражи. Потом я увидела на песке, как сын Амины восходит на алжирский престол и становится султаном, и опять я говорила чистейшую правду, ибо он им стал, пусть ненадолго, но все же. Разве есть в том моя вина? Поэтому если кто и заслужил награду за свержение султана Селима бен-Хафса, так это я!

С открытым ртом я слушал Джулию, содрогаясь от ужаса и поражаясь, с какой легкостью играла она до сих пор передо мной роль невинной девушки, которая и понятия не имеет о происходящем; на самом же деле красавица держала в руках чуть ли не все нити заговора! Теперь же она говорила, не умолкая ни на минуту, и распалялась все больше. Абу эль-Касим не смог успокоить ее, а когда Антти погрозил ей кулаком, она вдруг затихла и неожиданно укусила его за руку так, что он заорал от боли и со всего маху треснул ей по заднице.