Раб великого султана - Валтари Мика Тойми - Страница 17

А Абу эль-Касим добавил:

– Ты отправишься со мной в Алжир, где я держу лавку, в которой продаю алжирским женщинам помады, туши и благовония. Там с моей помощью ты быстро прославишься среди правоверных как искусный врачеватель. Не сомневаюсь, что тебе будет сопутствовать удача – судя по тому, с какой легкостью ты излечил нас сегодня от наших недугов. Кроме того, ты будешь, учиться в медресе, и мы сделаем тебе обрезание, чтобы снискать доверие твоих наставников. Твой же брат будет зарабатывать себе на хлеб, участвуя в состязаниях борцов на базарной площади. И если он и впрямь так силен, как нам кажется, то скоро прославится, и слухи о нем дойдут до султана Селима из рода Хафсидов. И тогда сей кровавый тиран призовет твоего брата к себе, чтобы самолично оценить его искусство. И наконец, девица-христианка, глаза которой подобны разноцветным драгоценным камням, станет смотреть на песок, чертить на нем пальцем линии и предсказывать разные нужные и полезные вещи.

Не веря своим ушам, я воскликнул:

– Значит ли это, что ты не собираешься разлучать меня с братом и что мы возьмем с собой и Джулию? И мне не надо будет расставаться с моим псом?

Еврей Синан согласно закивал и, подобрев от вина, ответил:

– Так велела мне поступить священная книга. И если нам повезет, то тебя ждут новые дела, по сравнению с которыми это первое поручение – лишь легкое испытание твоей верности.

Я язвительно расхохотался, а потом проговорил:

– Твои последние слова вовсе не вдохновили меня на то, чтобы осуществлять ваши замыслы. Ведь даже если мне это удастся, то ты станешь поручать мне новые и еще более трудные задания. Так я буду голыми руками таскать для других каштаны из огня, пока сам не сгорю дотла. Да и что ты знаешь о моей верности? А может, прибыв в Алжир, я сразу отправлюсь к султану Селиму и выдам ему все ваши планы?

Синан окаменел и, сверля меня своим единственным глазом, сказал:

– Пленник, возможно, это и доставило бы тебе недолгую радость. Но горе, которое быстро придет ей на смену, будет куда больше, ибо рано или поздно ты окажешься в руках у Хайр-эд-Дина, и он повелит выпотрошить тебя живьем и поджарить на медленном огне.

Но Абу эль-Касим примирительно поднял руку и промолвил:

– Не гневайся, Синан! Это мое дело – читать в душах людских, и я уверяю тебя, что Микаэль меня не предаст. И если когда-нибудь, въезжая в Алжир, ты увидишь мою голову, выставленную на городской стене, не обвиняй Микаэля в измене. И не спрашивай, откуда я это знаю, ибо я не смогу тебе этого объяснить. И мне неизвестно, понимает ли сам Микаэль, отчего это так.

Его слова потрясли меня – и я подумал, что до сих пор ни разу в жизни никто не имел причин доверять мне, хотя намерения мои всегда были самыми благородными.

– Я всего лишь раб, – отозвался я, – но если Абу эль-Касим считает меня человеком, достойным доверия, то я постараюсь преданно служить ему. Ответьте мне еще только на один вопрос. Может ли раб сам иметь раба?

Вопрос мой очень удивил их, но Синан мне тут же ответил:

– Разумеется, раб может иметь рабов, если занимает высокое положение. Но и рабы раба являются собственностью его господина.

Ответ этот чрезвычайно меня обрадовал, и я сказал:

– На все воля Божья, и если суждено мне погибнуть, храня верность господину моему, значит, это предначертано свыше – и ничего тут не поделаешь. Не слишком меня заботит и награда, которую получу я за свои труды, но надежда скрашивает и облегчает жизнь. Так прояви же благородство, Синан, господин мой, прояви же щедрость и великодушие – обещай отдать, мне рабыню твою Джулию, если сумею я исполнить твое поручение, в чем, впрочем, сильно сомневаюсь.

Синан погладил тонкими пальцами бороду и проговорил:

– Пленник, да кто ты такой, что осмеливаешься ставить мне условия?

– Я вовсе не ставлю тебе никаких условий, – удивленно возразил я. – И посулы твои не прибавят ни капли к верности моей и усердию. И я даже не убежден, что это пойдет мне на пользу; хорошенько подумав, я, скорее, опасаюсь, что это, наоборот, принесет мне только вред. Но, несмотря ни на что, я покорнейше прошу тебя подарить мне Джулию. Обещай мне это!

Синан погрустнел, перевернул пустой кувшин вверх дном и сказал:

– Я готов разрыдаться от собственной щедрости! Ведь девица эта – действительно несравненное сокровище. Она уже даже немножко растолстела с тех пор, как ее стали каждый день кормить кукурузой. И вскоре живот ее будет подобен наимягчайшей подушке, груди – овечке, что вот-вот родит близнецов, а пупок – золотой чаше. И все это обещаю я тебе в великой доброте и щедрости своей. Тебе, Микаэль, дорогой мой невольник! В тот день, когда Хайр-эд-Дин войдет как победитель в распахнутые ворота Алжира, девушка станет твоей, клянусь в том при свидетелях – и пусть утащит меня шайтан, если отступлюсь я от своего слеша!

От переполнявших его чувств он прослезился и крепко обнял меня, а потом и Абу эль-Касим прижал меня к груди. Затем Синан отбросил ногой бесценный ковер, ухватился за железное кольцо, вделанное в одну из мраморных плит пола, и с огромным трудом поднял ее, открыв маленький тайничок. Забыв о собственном достоинстве, Синан распластался на полу, как червяк, и вытащил из тайничка новый кувшин вина.

Что было потом, я помню слабо. Знаю только, что, когда мы проснулись на следующее утро, я лежал, сжимая зубами пятку Абу эль-Касима, а рукой – бороду Синана, и пробуждение это, должен заметить, было не слишком приятным.

Но еврей Синан быстро высвободил бороду из моих пальцев и отвел нас в баню, держась руками за голову и взывая к Аллаху. В бане я постепенно пришел в себя, а после массажа почувствовал себя настолько довольным жизнью, что почти поверил, будто события вчерашнего дня были всего лишь дурным сном. Но вскоре Синан вернул меня с небес на землю, напомнив, что пора собираться в путь.

В сумерках Абу эль-Касим привел нас на маленькое суденышко, которое ожидало его в порту. С нами была и Джулия, скрывшая лицо под вуалью и слишком гордая, чтобы перемолвиться с нами хоть словом. Дождавшись попутного ночного ветра, мы вскоре вышли в море – и Абу эль-Касим покинул Джербу так же тихо и незаметно, как и появился на этом острове.

Я со страхом вглядывался в темноту и осторожно ощупывал свою шею. Никогда еще не казалась она мне такой тонкой, и я с тоской думал о тех опасностях, в пучину которых – вопреки всем самым лучшим моим намерениям – вновь бросила меня моя злая судьба.

Книга вторая

ОСВОБОДИТЕЛЬ ПРИДЕТ С МОРЯ

1

Мы взяли курс на Алжир, однако прямо в порт не пошли, ибо Абу эль-Касим предупредил нас, что испанцы из крепости обычно задерживают и досматривают суда. Потому мы и сошли на берег довольно далеко от порта, и вскоре оказалось, что не одни мы пробираемся с товарами в город кружным путем. В тихой бухточке мы наткнулись на множество мелких суденышек, владельцы которых громко возмущались и на чем свет стоит ругали Селима бен-Хафса и испанцев, мешающих честным купцам вести свои дела.

С судов на берег сводили христианских пленников со связанными за спиной руками, выгружали пиратскую добычу – завернутые в циновки тюки, где вместо клейма таможни виднелись бурые пятна крови. При виде этих явных следов насилия мое сердце сжалось от боли.

Абу эль-Касим устроил нас на ночлег в бедной крестьянской лачуге, темнокожий и молчаливый хозяин которой был его доверенным лицом. Утром Абу эль-Касим нанял осла, навьючил его двумя огромными корзинами и велел Джулии сесть верхом. Потом принялся долго и настойчиво уговаривать берберов провезти среди их поклажи и его товары. Берберы наконец согласились и погрузили на ослов, лошадей и верблюдов часть доставленных на нашем корабле тюков и кувшинов. Никогда в жизни не приходилось мне видеть человека более достойного презрения, чем Абу эль-Касим, который, заламывая руки, рвал на себе грязное платье и умолял чернокожих погонщиков пожалеть его, несчастного бедняка, и спасти товары от алчного и хитрого Селима бен-Хафса.