Дочь Петра Великого - фон Захер-Мазох Леопольд - Страница 27

– Ты слишком рано открываешь карты, очаровательная дипломатка ревности, – сказал Шувалов.

– Сейчас я не понимаю тебя.

– Ты действуешь по поручению царицы.

– Поэтому ты так осторожен? – с издевкой спросила вакханка. – Ты ошибаешься, я действую лишь по поручению собственного сердца, которое будет принадлежать тебе, если ты сумеешь его завоевать.

– Тогда предоставь мне такую возможность...

– Хоть сегодня, проводи меня на моих санях.

Шувалов задумался.

– Откуда вдруг эта трусость, эх ты, прославленный герой будуаров, – насмешливо поддразнила его очаровательная маска.

– Пусть будет так, я поеду с тобой, коли ты приказываешь, – наконец проговорил он.

– Итак, через час у Адмиралтейства.

– Я буду.

Граф быстро воротился к императрице и сообщил ей, что привлекательная вакханка не кто иная, как старшая княжна Меншикова, выбравшая эту личину, чтобы одурачить всю галантную молодежь. Елизавета, казалось, успокоилась.

В назначенный час Шувалов у Адмиралтейства отослал свои сани. Долго ждать ему не пришлось. Вскоре подкатили другие, закрытые, и остановились подле него. Отворилась дверца и нежная рука, приобнажившись из темного меха, призывно поманила его. Он забрался вовнутрь и обвил рукой чудесную женщину, которая пододвинулась, освободив для него место. Сани рванули с места и полетели дальше. Опасная красавица, похитившая его, теперь настояла на том, чтобы он позволил завязать себе глаза, и Шувалов слишком уж глубоко запутался в сетях ее прелестей, чтобы отказываться. С помощью платка она сделала его незрячим, и не успел он оглянуться, как она связала ему и руки. Теперь он стал ее пленником.

Проделав довольно долгий путь, сани наконец остановились, и мягкая теплая рука его спутницы провела графа вверх по лестнице и через коридор в какую-то комнату, устланную коврами и приятно протопленную.

Сначала с его глаз упала повязка. Шувалов увидел, что находится в небольшом, с роскошью обставленном помещении, а вакханка, уже скинувшая меха, возлежит на турецком диване.

– Должна заметить, вы крайне неосторожны, дорогой Шувалов, – заговорила она, – а что, если б я действовала по поручению царицы или, чего доброго, оказалась бы просто мошенницей, заманившей вас в воровской притон? Поэтому знайте, сейчас я могу делать с вами все, что мне заблагорассудится.

Граф почувствовал какое-то беспокойство, однако не подал виду.

– Кому под силу сохранять осторожность, когда в его чувствах царит полный сумбур, – с улыбкой произнес он.

– Ага! Стало быть, вы уже на пути, чтобы влюбиться в меня? – насмешливо спросила очаровательная маска.

– Вы одержали надо мной верх, – воскликнул Шувалов, – и я сдаюсь на милость победителя.

– Но ведь вы даже не видели моего лица, – рассмеялась вакханка.

– Такое тело, как ваше, может дополняться только чертами несравненной красоты, – воскликнул граф.

Чаровница поднялась, освободила его от пут и одновременно сама сбросила маску.

– Вы, графиня?! – в смешении восторга и смущения пролепетал Шувалов.

Это была, конечно же, прелестная супруга Бестужева, полные нежные руки которой в тот же момент обвили его и увлекли на мягкие подушки дивана.

– Что вы собираетесь со мной делать? – продолжал Шувалов.

– Я делаю вас своим рабом, – прошептала победоносная кокетка.

– Да, вы правы, – воскликнул Шувалов, – я чувствую себя настолько покорным, настолько предоставленным вашей воле, что отныне я не что иное, как ваш раб. О! Как же вы прекрасны! Все дамы нашего двора блекнут на вашем фоне, как блекнут звезды на фоне солнца.

– Правда? И Елизавета тоже?

– Императрица тоже! Я потерял голову и сойду с ума, если вы не проявите сострадание ко мне и к моей страсти, – ответил Шувалов, падая перед графиней Бестужевой ниц и обнимая ее колени. Она посмотрела на него странным взглядом, в котором ясно читалось жуткое удовлетворение.

– Таким я и хотела вас видеть, – произнесла она затем, – я хотела сама убедиться как далеко простирается ваша верность Елизавете, и я очень рада иметь рабом такого прославленного мужчину, как вы, однако жалости вы от меня не ждите.

– Вы отвергаете мое преклонение, – запинаясь, пробормотал Шувалов.

– Испуг и разочарование, отразившиеся на его красивом лице, необыкновенно развеселили графиню Бестужеву.

– Нет, нет, – поспешила заверить она, – напротив, вы продолжайте меня любить, мне это поможет как-то скоротать время, но на ответную любовь никогда не рассчитывайте.

– Только на милость.

– И того менее.

– Вы можете быть такой жестокой?

– Я не жестока, – ответила красивая женщина, поигрывая распущенными косами, – и чтобы доказать вам это, я разрешаю вам завтра в полдень, когда я буду совершать свою обычную прогулку в санях, меня...

– Сопровождать, – перебил ее Шувалов вне себя от счастья.

– Нет, только увидеть, – сказала она с кокетливой строгостью; она знала, что так он для нее наиболее безопасен. – А теперь вы должны покинуть меня.

Шувалов сделал было попытку обнять ее, однако деспотичный взгляд ее больших глаз остановил его.

– Дозвольте мне, по крайней мере, поцеловать вашу руку, – взмолился он.

– Это было бы слишком.

– Ну, тогда ногу...

– И это еще чересчур много.

Он стоял в растерянности. Она начала громко хохотать.

– Я позволяю вам поцеловать землю в том месте, которого сейчас касается моя нога, – промолвила она затем, отодвигая ее назад, и избалованный любимец женщин, возлюбленный самой красивой монархини, упал перед ней на колени и прижался губами к ковру, там, где незадолго до этого стояла ее нога. Затем он поднялся, отвесил низкий поклон кокетливой красавице и быстро удалился.

Закрытые сани графини Бестужевой доставили его домой.

На следующий день Шувалов с бьющимся сердцем поджидал красавицу неподалеку от Адмиралтейства. Она могла быть вполне довольна одержанным над ним триумфом; с ним еще никогда не случалось, чтобы женщина осталась к нему равнодушной, обычно он при первом же свидании наедине овладевал любой и так же быстро, впрочем, забывал. Первая женщина, которая отвергла его и даже высмеяла, должно быть, околдовала его каким-то средством, с каким ему прежде не приходилось сталкиваться, и его чувство к прекрасной супруге вице-канцлера было, скорее, похоже на чувство робкого кадета или школяра, нежели на чувство светского льва, прославленного Шувалова. Как же он был счастлив только увидеть пролетавшую мимо в причудливых санях, укутанную в меха графиню. Она едва обратила на него внимание, лишь легким высокомерным кивком головы ответила на его смиренный поклон, и, тем не менее, он ощутил в этот момент удовлетворение, какого никогда не испытывал в объятиях своей прекрасной владычицы. Гордая холодность графини возбуждала его так, как никогда не возбуждала еще ни одна женщина. Он поспешил уже в тот же день нанести ей визит, однако не был принят надменной красавицей. Она сказалась усталой. В другой раз она отговорилась тем, что не успела еще сделать туалет, и, наконец, просто отказала ему безо всяких объяснений.

Его нервное напряжение достигло уже высшей точки, когда он встретил жестокую на концерте. Пока царица исполняла какую-то итальянскую арию и все, затаив дыхание, слушали, он внезапно перегнулся через спинку стула графини Бестужевой и начал шепотом делать ей безумные любовные признания.

– Вы говорите, что любите меня, – в конце концов, с улыбкой ответила красивая женщина, – однако я отношусь к этому с большим недоверием, и как же вы намерены в таком случае убедить меня в истинности своих чувств?

– Я готов сделать все, что вы от меня потребуете, – пробормотал граф Шувалов.

– А если бы я действительно захотела подвергнуть вас испытанию? – чуть слышно ответила графиня.

– Я прошу об этом.

– Хорошо, я ловлю вас на слове, – продолжала графиня, – так вот, ходят слухи, что императрица собирается заключить союз с Пруссией, а своим преемником на троне назначить Петра Голштейнского. И то и другое оскорбляет мои чувства, ибо вам, граф, следует знать, что я прежде всего русская. Таким образом, вы должны не откладывая, уже сегодня пустить в ход все свое влияние на царицу, чтобы переубедить ее. Вы это сделаете?