Рыцарь прерий - Валентино Донна - Страница 73

Она почувствовала, что ее предложение доставило капитану удовольствие, и сама не могла понять, почему так долго избегала этого знака дружбы. Старый вояка смущенно улыбнулся.

– Джульетта! Как та девица у Шекспира.

– Точно такая же, капитан Чейни. Я не хотела быть такой, но оказалось, что это именно так.

– Ну, надеюсь, не во всем. Мне кажется, у той истории был печальный конец.

– Не настолько печальный, как могло бы быть, – возразила Джульетта. – Раньше мне казалось, что она неправильно сделала, отказавшись от всего ради человека, которого полюбила. А теперь я понимаю, что, если бы она этого не сделала, она была бы обречена.

Они отправились в путь на рассвете. Джульетта надела свое платье, сшитое по фасону Блумер, и, как и капитан Чейни, прихватила с собой только чистую смену одежды и немного еды в седельных сумках, чтобы им не пришлось тратить время на охоту или поиски съедобных растений.

Непрочитанное письмо от профессора Бернса она приколола булавкой под платье, так что оно лежало у нее у сердца все следующие недели, показавшиеся ей бесконечными, каждую радостно-пугающую и выматывающую милю их пути.

Джеффри сидел верхом на своей новой лошади, изумляясь тому, как плоское пространство, на котором они находились, вдруг прервалось далекими трещинами, изгибами, уходившими в глубь земли. Даже с намеренно выбранного им расстояния в полмили он испытывал благоговейное восхищение провалами в красных породах, зияющими перед ним.

Хромой Селезень кинул на него мрачный взгляд, останавливая свою лошадь рядом. Джеффри понимал, что скорее всего они ведут последний разговор на магическом языке, столь подходившем к этим величественным местам.

– Ты намерен совершить эту глупость сейчас?

– Да.

– Прямо на моих глазах?

– Клянусь, ты самый жалкий образчик пленного, какого мне только приходилось захватывать, – сказал Джеффри с наигранной шутливостью. – Ты упустил тысячи возможностей сбежать, так что не вини меня, если все еще торчишь тут, выражая неудовольствие моими намерениями.

– Да, но без моего красноречия кто бы увековечил твой подвиг, кто бы поверил, что такой человек когда-то скакал по нашим прериям?

Джеффри было приятно знать, что о нем будет помнить товарищ-воин, а не только какой-то книжный червь – профессор. Возможно, когда-нибудь Джульетта услышит песню Хромого Селезня и поверит в Джеффри, что бы ей ни написал этот профессор Берне.

– Спасибо тебе, друг.

Несколько мгновений они сидели в дружеском молчании.

– Тебе бы следовало сначала заглянуть через край, Джеффри, – как это сделал я. То, что ты там увидишь, заставит тебя передумать.

– Мое решение твердо.

Он прикоснулся к талисману, ища успокоения. Казалось, он пульсирует под его пальцами, и Джеффри задержался на месте дольше той минуты, когда намерен был перевести свою лошадь на полный галоп.

И тут лошади рыцаря и его спутника одновременно повернули головы назад, а еще секунду спустя менее чуткий слух Джеффри тоже уловил приближающийся топот копыт.

Хромой Селезень улыбнулся.

Джеффри не мог бы сказать, что удивило его сильнее: вид приподнявшихся в улыбке губ его сурового товарища, который впервые за все время их знакомства позволил себе это выражение чувств, или приближающееся к ним облако пыли. Постепенно Джеффри смог рассмотреть, кто же так напылил: это оказалась лошадь капитана Чейни, усиленно подгоняемая своим седоком, но отстававшая все сильнее, и быстроногий гнедой конь с растрепанной всадницей, стрелой летевшие прямо к нему.

Когда Джеффри впервые увидел Джульетту, он принял ее за ведьму. И она действительно оплела его сердце чарами, похитила его разум и полонила все его чувства. Он был так же бессилен справиться со своими чувствами к ней, как умерить бешеную скачку своего пульса. Ведь сумей он сделать то или другое – и будет обречен на верную смерть. Даже сейчас, когда он не сомневался в том, что появление возлюбленной будет только попыткой помешать ему осуществить свои намерения, оно заставило его ликовать.

Он не сдвинулся с места, хотя всем существом своим хотел пустить лошадь навстречу Джульетте и встретить ее на полдороге. В эту минуту он сомневался в том, что у него хватит силы воли продолжить свой путь, если он свернет с него хотя бы на шаг.

Арион радостно заржал, приветствуя хозяина, и чуть не сбросил его с седла, ткнувшись мордой ему в грудь. Джеффри положил ладонь на шелковистую шкуру своего скакуна и ощутил кожей теплое конское дыхание. Ему хотелось бы, чтоб его кожу щекотало более мягкое дыхание, но он не мог придвинуться к Джульетте, когда их разделяла полутонная громада, требовавшая ласки с просто-таки щенячьим восторгом.

– Кровь Господня, Джульетта, нам надо спешиться, пока кони не расплющили нам ноги!

А в следующую секунду Джеффри уже стоял всего в одном шаге от любимой, мысленно проклиная надетые на нем ржавеющие доспехи. Даже если бы он поддался порыву и притянул Джульетту к себе, он ничего не почувствовал бы – и это казалось ему хуже адской муки. А возможно, все обстояло как раз наоборот. Если бы после этих недель бесплодного желания он ощутил ее тело, его по-человечески слабое сердце могло бы помешать ему выполнить долг.

Джульетта была покрыта дорожной пылью от кончиков сапожек до спутанных завитков волос, и стала вся серо-коричневой, за исключением синих глаз и кругов под ними, где она вытирала слезы. Проживи Джеффри еще шестьсот лет – и все равно ему не встретить женщины, которая показалась бы ему красивее Джульетты, какой она была в эту минуту.

Даже если бы Хромой Селезень и капитан Чейни в это мгновение сами кинулись в пропасть, он бы этого не заметил.

– Почему ты приехала, Джульетта?

– Потому что тебя надо было искать здесь. Ты был прав, Джеффри. Энгус Ок посылает тебя как раз туда, где тебе необходимо быть. Я должна была последовать за тобой в какое-то опасное и страшное место… Я должна была уехать из Брода Уолберна, чтобы найти мою любовь, мою жизнь!

Тут она бросилась ему в объятия, и он понял, что ошибался, считая, будто ничего не почувствует. Вес ее тела заставил проржавевшие звенья кольчуги вонзиться ему в тело, несмотря на кожаный жилет, и тысячи уколов напомнили Джеффри о боли, терзавшей его сердце с той минуты, как он покинул Джульетту. Ее тепло проникло сквозь металл, словно само ее естество входило в душу >ыцаря, которая будет вечно принадлежать ей одной.

А на возлюбленной никакой кольчуги не было, так что можно было с огромным удовольствием обнять Джульетту и попробовать на вкус горячую кожу ее шеи.

– А это что? – пробормотал он, почувствовав плотный бумажный прямоугольник, приколотый у нее на груди.

– Письмо, которое прислал профессор Берне, как и обещал.

Его страсть мгновенно остыла, словно раскаленная подковка, опущенная в холодную воду.

– Ты не можешь основывать свое доверие на словах, которые написал незнакомый человек.

Джульетта лукаво ему улыбнулась.

– Ты прав. Сын миссис Эббот, Герман, все время писал о сбежавших верблюдах, а я ни единого не видела! А ты видел?

Джеффри не ответил на ее озорную увертку и указал подбородком на письмо профессора Бернса.

– Может, он подтвердил то, о чем я тебе говорил, и ты приехала просить прощения?

– Нет.

Значит, его самые худшие опасения оправдались. Он бы смог выдержать расставание с Джульеттой, зная, что она будет вспоминать о нем как о герое, который пожертвовал их любовью ради достойного дела.

– Значит, он назвал меня лжецом, а ты ему поверила и приехала упрекать меня за обман?

– Нет! – Джульетта ловко вынула письмо из-под платья. – Смотри. Я его не открывала.

На конверте выделялась печать из сургуча, скреплявшая непрочитанное письмо.

Она засунула письмо обратно и снова прижалась к Джеффри.

– Мне все равно, что там написано. Я люблю того человека, который сейчас стоит передо мной. Я не могу пообещать, что никогда не буду испытывать сомнений, но любить тебя я буду всегда. – Ее пальцы скользнули вдоль кожаного ремешка, охватывавшего его шею, и рыцарю показалось, что талисман одобрительно запульсировал, распространяя волны дрожи по его телу. – Давай отправимся прямо сейчас, пока я не успела слишком испугаться. Давай отдадим этот талисман по назначению. Мне надоело делить тебя с давно умершим королем, как тебе надоедало делить меня с памятью о бедном Дэниеле.