Королева его сердца - Валентино Донна - Страница 56

Глава 13

Глориана так и не забрала свое белье с той полянки.

Она вспомнила об этом, когда фургон, переваливаясь с боку на бок, уже катился по равнине к ее ранчо. Она оставила на краю аризонскои пустыни свою непреклонность – о небо! – свою девственность… Что уж тут сокрушаться о сорочке и нижних юбках! Все в ней окаменело, и, судя по ее виду, можно было подумать, что она погрузилась в тяжелые мысли о том, чтобы воздвигнуть гранитный памятник на том месте, где она в последний раз чувствовала себя живым существом.

Она глубоко и прерывисто вздохнула и взялась за носовой платок, но чуткие уши Мод уже уловили ее всхлипывания.

– Что с тобой, дорогая?

– Так, ничего…

– Ничего! Можно подумать, что ты примеряешь эти красные, распухшие глаза и этот водопад, который называешь носом, к своему новому цирковому костюму.

– Я не плачу.

– Разумеется, не плачешь. Ты сейчас напоминаешь мне Келли Фергюсон и то, как она, подобно супоросой свинье, хлюпает и фыркает, оказавшись поблизости от клеток со львами.

Это сравнение отвлекло мысли Глори, и, хотя в нем было мало лестного для нее, на ее лице появилась невольная улыбка.

– Мод! Не смейся над Келли. Она не виновата. Бедняжка не может даже взять на руки кошку, так боится задохнуться от несуществующей грязи.

Мод подняла проницательные глаза на торцевую стенку фургона. За этой стенкой сидел Данте, управлявший Близзаром и Кристелью, тащившими фургон по коварной равнине.

– Что ж, сдается мне, твои мучения продлятся не слишком долго.

– Нет. Он… он скоро… а я… я… – заикалась Глори, но радость от того, что ей удалось справиться с потоком слез, тут же рассеялась, когда ими разразилась не она, а Мод.

– Это я во всем виновата! – Плечи Мод сотрясались от горьких рыданий. – Я годами твердила тебе о том, что ты слишком жестка по отношению к мужчинам, что ожидаешь от них слишком многого. Что тебе пора обратить на это внимание. Но ты никогда не прислушивалась к моим советам!

Свои печали показались Глори пустяком в сравнении с глубоким раскаянием Мод. Забота Глори о приятельнице перевешивала ее собственные страдания. Она усадила Мод на скамью и вложила ей в руки носовой платок, который та начала комкать вместо того, чтобы утереть слезы.

– Мне следовало… я должна была ожидать худшего, когда ты говорила мне об этих квакерах. Ты, дорогая, не так приспособлена к жизни, как я. И от тебя нельзя ожидать, чтобы ты много знала о квакерах.

– О квакерах? Они проповедуют братскую любовь, – заметила Глори, совершенно ошарашенная приверженностью Мод к этой религиозной секте.

– Да, это верно. – Мод шмыгнула носом и взглянула на Глори с горделивой улыбкой, как будто очень обрадовалась ее скудной осведомленности. – Но чем они действительно знамениты, так это своими психиатрическими больницами. Я сразу заподозрила неладное, когда появился Данте с его дурацким использованием окончаний в английском языке.

– Заподозрила – что? – прошептала Глори, сама не своя от страха.

– А то, что Данте – беглец из сумасшедшего дома. Все сходится, дорогая. Он, вероятно, находился в одном из таких квакерских заведений для душевнобольных и, наверное, украл одежду, что была на нем, у какой-нибудь бродячей труппы, остановившейся там, чтобы развлечь его безумных пациентов.

– То, что он был так странно одет и так смешно говорил, вовсе не значит, что он сумасшедший, – робко возразила Глори, чувствуя необходимость защитить Данте.

– О, это я понимаю. Но что ты скажешь о его намерениях путешествовать во времени с помощью твоего зеркала?

Глори плотно сжала губы. Ей нечего было ответить. Не признаваться же в том, что она поверила россказням Данте, так можно самой прослыть сумасшедшей.

Мод, казалось, не заметила ее молчания.

– Добавь ко всему этому его слова о том, что он сын какого-то императора да к тому же помолвлен с королевой Англии… Психи всегда думают, что они призваны управлять миром. Черт побери, Глори, мы и сами стали ненормальными, трясясь в нашем фургоне. А в эту ночь вы с ним… – Впервые на памяти Глори Мод залилась краской.

– Ты знаешь? – Глори не пыталась скрыть свое смятение. Перед рассветом она отмыла все следы безумной любви. А потом тщательно следила за собой, чтобы не выдать ни малейшего признака преследовавшего ее чувства неловкости, с каждым движением напоминавшего ей о том подарке, который она сделала Данте этой ночью. – Ты не… Уж не подсматривала ли ты за нами, а? – Она скорее умерла бы, если бы Мод оказалась свидетельницей ее падения.

– О, слава Богу, нет. Мне не нужно было видеть, чтобы знать, что произошло. – Она покачала головой и горько улыбнулась. – Держу пари, что ты сегодня еще не заглядывала в зеркало, не правда ли?

– Нет.

– Так посмотри сейчас.

Глори шагнула к туалетному столику. Зеркало лежало на нем стеклом вниз. Она поставила его, изо всех сил пытаясь стереть из памяти сверхъестественное исчезновение любовного послания Данте к Елизавете. И только потом взглянула на свое отражение.

В тот день она совсем не прикасалась к косметике, не красилась, но губы ее выглядели припухшими, и цвет их был таким ярким, какого ей никогда не удавалось достичь с помощью грима в цирке. Глори потерла пальцами глаза, сильно распухшие, как уже заметила Мод, а ярко-розовая кожа подбородка и нежной шеи сияла как маков цвет. Она коснулась пальцами шеи и затрепетала, вспоминая, как щекотали ее усы Данте и его такие приятно грубые щеки.

– Мужчины оставляют след на своих женщинах, – заметила Мод.

Он выжег на ней свое тавро. Глори прикоснулась к губам. Казалось, они все еще трепетали, и она понимала, что если оближет их, то почувствует вкус Данте. О да, он выжег на ней тавро, потому что этот бесстыдный след оживил в ней такой вихрь наслаждения, пронзивший ее с головы до пят, что ей пришлось закрыть глаза, чтобы устоять на месте. Когда Глори их открыла, она посмотрела прямо в зеркало, по-прежнему не вполне уверенная, что ей удалось полностью совладать со своими чувствами.

Ее глаза были совершенно холодными и серыми, а не зелеными, как обычно, и она могла бы поклясться, что на какую-то мимолетную секунду увидела на своей шее непонятный искусно сработанный плоеный кружевной воротник. Кружевной воротник? Боже правый, такие воротники носят клоуны, а не женщины. Она опустила веки, а когда осмелилась снова взглянуть на свое отражение, там все было по-прежнему. За исключением того, что розовая кожа на шее чуть побледнела – вероятно, это и вызвало нелепую иллюзию воротника из-за контраста розовой кожи с ее обычной бледностью.

Итак, клеймо Данте стало постепенно стираться. Скоро оно должно было совершенно исчезнуть, как и он сам. Глориана положила зеркало на место стеклом вниз.

– Если Данте действительно сумасшедший, это не имеет никакого значения, – заметила она.

– Ты хочешь сказать, что это не меняет твоих чувств к нему? – По тому, как повысила голос ее приятельница, Глори допускала, что Мод испугана. Но Глориана еще больше испугалась самой себя – настолько все в ней заполонило страстное желание Данте.

– Это не имеет значения, потому что он скоро нас оставит. Я всего лишь скромная циркачка, которая даже не может отдать ему зеркало, не подсчитав, во что это обойдется. Данте стремится к женщине, которая сделает его королем. – Глори изо всех сил старалась говорить невозмутимо.

Фургон резко накренился и остановился. Хотя еще позвякивала сбруя и повозка продолжала скрипеть, Близ-зар издал свой трубный звук. Издалека донеслось ответное ржание, и к тому времени, как щелкнул замок открываемой Глорианой двери фургона, окрестность огласилась топотом копыт приближающихся лошадей.

Вслед за Глори, глядя через ее плечо, высунулась из двери и Мод. Прямо к ним направлялась группа всадников – их было с полдюжины, а может быть, и больше.

– Что это значит? О Боже, вы не думаете, что это овцеводы, решившие отрезать нам головы?