Любовники - Валенти Джастин - Страница 36

Теперь, даже если он вышвырнет их из студии, это уже не поможет. Более того, вполне вероятно, что они станут еще ближе друг другу.

Каждый раз, когда Эдвард представлял Николь в постели с этим негодяем, ему хотелось прострелить тому башку. Выходит, она действительно дает Полу нечто такое, в чем всегда отказывала ему. Что бы там Пол ни говорил, это похоже на правду, и потому Эдварду было так больно и обидно, что хотелось плакать от жалости к себе и от ненависти к этому безусому юнцу. Харрингтон так сильно ударил кулаком по отделяющему его от водителя стеклу, что рука тотчас посинела.

Гилфорд Силверсмит подошел к двери и, щелкнув замком, распахнул ее.

– Мисс Ди Кандиа? – неуверенно произнес он и попятился назад, не веря своим глазам.

Простите, что столь бесцеремонно врываюсь в ваш дом, – робко произнесла Николь, переступая порог. В далекие пятидесятые этот человек был намного моложе и только-только начинал свою карьеру в качестве эксперта произведений изобразительного искусства. Сейчас же это был знаменитый мэтр, авторитетный знаток прекрасного, к мнению которого прислушивались в самых высоких инстанциях. Его слово считалось последним в оценке достоинств той или иной работы, а пространные критические статьи в журналах всегда вызывали живой отклик читателей. А уж о многочисленных дилерах и коллекционерах и говорить не приходится: его мнение для них являлось самым авторитетным!

Николь вспомнила, что они с Эдвардом несколько раз видели Силверсмита на выставках или вечеринках, но никогда с ним не общались. Она слышала, что некоторое время назад он сочетался браком с какой-то важной персоной в области изобразительных искусств, и с тех пор была убеждена, что это был скорее брак по расчету, чем результат искренней и глубокой любви.

Силверсмит всегда был строг к художникам и скульпторам, но к произведениям Николь с самого начала относился с любовью, высоко ценил их и предрекал ей большое будущее.

Поприветствовав мэтра, она сразу же перешла к делу.

– Я всегда думала, что вы купили мою статуэтку за тысячу долларов, – сказала она, оглядывая его кабинет, – а тут неожиданно выяснилось, что мой муж вам ее просто подарил.

– Дорогая мисс Ди Кандиа, – начал тот, заметно насупившись, – я не могу так быстро вспомнить дела давно минувших дней. Конечно, я припоминаю, что такой разговор у меня с Эдвардом был, но подробностей уже не помню. По-моему, через некоторое время я продал ее какому-то немецкому коллекционеру.

Мистер Силверсмит, – настойчиво продолжала Николь, взяв себя в руки, – дело в том, что в дополнение к этой скульптуре Эдвард преподнес вам еще пять тысяч долларов. Смею предположить, что это было сделано для того, чтобы получить благосклонный отзыв о моих работах, представленных на выставках.

– Вы предполагаете или знаете наверняка? Ну хорошо, давайте присядем и во всем разберемся. Разумеется, я отвергаю все ваши предположения и буду делать это при любых обстоятельствах. Что же касается ваших работ, то я всегда был справедлив и честен в своих оценках. Думаю, на этом мы можем завершить наш разговор.

Николь полезла в сумку и вынула оттуда фотокопию чека с указанием названия работы и суммы.

Мэтр долго смотрел на копию, а потом поднял глаза.

– Если у вас есть оригинал этого документа, то какого черта вы приперлись ко мне?

– Прошу меня простить, – проговорила Николь, опустив глаза, – но на это есть свои причины. Теперь я понимаю, насколько наивной и глупой была в те годы.

– Вот именно – наивной и глупой, – охотно согласился с ней Силверсмит. – А что вы намерены делать с этим документом?

– Ничего, – тихо ответила она и посмотрела на старика, который в эту минуту выглядел слегка обеспокоенным. – Мне только хотелось бы знать, как вы в действительности относитесь к моему творчеству.

Морщины на его напряженном лице тотчас разгладились, а глаза повеселели. Он понял, что она не собирается его шантажировать, а просто пытается потешить свое самолюбие.

– Ну хорошо, я расскажу все, как было. Харрингтон пришел ко мне и принес слайды. Мне понравилось то, что я увидел, но он запросил за ваши работы непомерно высокую цену. Я тогда уже понял, что он влюблен в вас, но при этом не упустит случая заработать на продаже ваших произведений. Конечно, я пообещал оказать ему содействие, но он не ограничился этим и предложил мне небольшую статуэтку и пять тысяч долларов в придачу за организацию благоприятного отзыва на выставке. Правда, речи об этом напрямую не было, но мы понимали друг друга с полуслова. А мне в это время позарез нужны были деньги, и потому я не стал отказываться от выгодной сделки.

Силверсмит замолчал и скривил губы в презрительной ухмылке.

– Если хотите знать, это был самый трудный период в моей жизни. Мне приходилось экономить каждый цент, чтобы расплатиться с долгами. Впрочем, это уже неинтересно. Так вот, Харрингтон предложил мне деньги, в которых я жутко нуждался, а поскольку я не слишком уж щепетилен в подобных делах…

– Не щепетилен? – переспросила Николь.

– Ну да, конечно. – Он подошел к двери и остановился. – Знаете, я никогда не принял бы от кого бы то ни было произведение искусства, если бы оно мне не понравилось.

– Мать пригласила меня на обед, – торжественно объявил Пол, вернувшись домой. – Представляешь, она нашла зал для репетиций, и скоро я приступлю к работе. Дорогая, похоже, я буду очень занят до начала премьеры и, вероятно, не смогу уделять тебе достаточно времени. Николь прижалась к нему и поцеловала в щеку.

– Помимо всего прочего, я люблю тебе еще и за то, что ты всегда поглощен работой и готов посвятить ей всю свою жизнь. По крайней мере у меня не развивается комплекс вины, вызванный тем, что сама я постоянно работаю. Кроме того, я действительно рада, что у тебя будет премьера, и от всей души желаю тебе удачи!

Пол был без ума от счастья. Он стал целовать ее глаза, лицо, шею и после каждого поцелуя шептал ей одно и то же слово – «люблю».

– Я хочу поговорить с матерью насчет этого Силвермана.

– Нет, Пол, не надо, – воспротивилась Николь. – В этом нет никакого смысла. Твоя мать все равно не изменит своего мнения обо мне. К тому же я обещала Силверсмиту, что не буду распространяться насчет этой неприятной истории. Он уже старый человек и, вероятно, не хуже, чем все остальные люди его круга.